Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Бунак передохнул и протянул руку по направлению к стене.
– Это они изображены здесь, – закончил он. – Они любили друг друга и были счастливы до глубокой старости. Омарт вскоре примирился с зятем и был ему другом… эту легенду рассказывают везде в степях Сарматии, любят ее. А имя царевны Одатиды часто дают своим дочерям как богатые, так и бедные.
Рассказчик умолк. Все некоторое время сидели в раздумье.
– Да, это красивая история, – негромко промолвила Гликерия, – я слыхала ее еще в детстве. Одатида была счастлива с Зариадром долгие годы. Но ведь они были детьми царей, а не победившими рабами. Для них счастье было уделом всей жизни.
Спохватившись, она покраснела, замолчала, взглянув на Савмака. Ей показалось, что какая-то тень прошла по его лицу. Бунак заметил неловкость и загремел посудой.
– Не всегда царям по рождению суждены лишь счастье да радости, – заметил Пифодор. – Царь Палак был бездетен, чем очень терзался, а потом был разбит Диофантом и погиб в степях. А царь Перисад не имел счастья ни в браке, ни в царствовании. По-моему, тот царь счастлив, который силен, которого боги любят…
– Верно, верно! – весело отозвались все.
– И за которым народ идет! – добавил Бунак – А по такому случаю я налью сейчас всем лучшего вина. Выпейте перед походом за здоровье и благополучие царе нашего Савмака и…
Шут торжественно указал на подругу Савмака и добавил медленно:
– …и царицы Гликерии!
Гликерия опять покраснела, закусила губу, стараясь сдержать волнение. В испуге она обвела глазами гостей и взглянула на Савмака в недоумении. Но тому понравилось предложение кравчего, он поднял кубок:
– Согласен! Только надо выпить не за одних царя и царицу, но и за всех друзей-соратников, что кровь свою пролили за вольную жизнь, вырвались из эллинского рабства! Ибо – если я и согласился быть царем, то лишь царем освобожденных рабов!
Глава вторая.
У ворот Неаполя
1
Севернее скифской столицы Неаполя раскинулись засушливые степи, уже тронутые желтизной под палящим солнцем. Где-то горели травы, и дымная мгла заволокла небо. В синем сухом тумане утонули степные дали, и словно призраки, еле маячат ближние курганы, мелькают спугнутые табунки диких коней и сайгаков.
На курган птицами взмывают три всадника-скифа на потных, тяжко дышащих конях и, щуря глаза, всматриваются в даль.
– Это не только дым степного пала, что ослушники с умыслом пустили, чтобы нам глаза застелило, – спокойно замечает старший воин, стаскивая с головы войлочный колпак и обтирая им мокрый лоб, – тут и пыли не меньше. Смотри, как вихорь крутит! – И он указал на серый воздушный столб, увлекающий на большую высоту желтоватую пыль, примятую полынь и легкие шары перекати-поля, неутомимого степного гонца, вестника засухи и зноя.
– Они были здесь, – сказал другой. – Посмотри, вон справа стервятники кружат. Там падло, не иначе как мятежниками брошено!
– А ну! – махнул плетью первый, надев на голову вывернутый наизнанку колпак.
Всадники, не разбирая дороги, помчались вниз с кургана. Конь третьего споткнулся и рухнул на песчаный грунт, подпруга лопнула, и деревянное седло отлетело в сторону вместе со всадником. Последний со стоном плюхнулся в песчаную осыпь и на мгновение исчез в мутных волнах пыли.
– Помоги ему, – досадливо крикнул старший второму всаднику, сам же, не уменьшая аллюра, поскакал к намеченной цели.
– О духи степей! – воскликнул второй всадник, осадив коня и соскакивая с седла. – Что с тобой, Алмагир, ты цел или нет?
Он неуклюже подбежал к товарищу. Тот сидел на земле, отплевывался и охал.
– Кажется, кости целы… Будь все проклято!.. Помоги мне подняться. Тьфу, полный рот песку набрал! Я всегда думал, что эта княжеская затея – гоняться за своими братьями и убивать их в угоду понтийцам и грекам – противна богам… Тьфу!.. Ох, как больно в боку!.. Это я наскочил на рукоять своего меча. А этот, – он кивнул головой вслед старшему, – из кожи рад выскочить, чтобы угодить Гориопифу. Нашел преславного князя, что стал подручным у Диофанта и кланяется херсонесским торгашам!
– Тише ты, не ругайся! Он уже возвращается обратно. Услышит!
– Ну и пусть услышит! А я всегда скажу, что не за братьями-сколотами следует гоняться, как за зайцами, а с пришельцами воевать! А мы своих бьем!
– Верно, ты прав, Алмагир, – вздохнул второй скиф. – И Дуланак тоже ненавидит этого предателя Гориопифа, но не знает, как отделаться от него.
– И Дуланак твой хорош, нечего сказать! Со своими дружинниками сколько селений разорил, дома пожег, народ в рабство обратил! Мятежному князю, отцу молодого Андирака, глаза велел выколоть! Это ли сколотский воевода?! А ведь в цари метит!
– Тише! Умерь свой гнев, пойдем лошадь твою посмотрим.
Соловый конь еле поднялся на ноги и, когда хозяин дернул его за поводья, осел на правую заднюю ногу. Подскакал старшой на горячем скакуне.
– Я так и знал! – прогудел он. – Там валяется дохлый жеребец князя Андирака, я сразу узнал его! Видно, загнал его князь, спасая свою шкуру. Следы свежие, ведут вправо. Надо скакать, доложить князьям, что ослушники далеко не уйдут, кони у них измучены… А ну, быстро на коней!
– Куда там! – махнул рукой Алмагир. – Конь мой охромел. И я весь измят.
– Сан виноват, отпустил повод на скаку, ворона! Из-за тебе мы врага упустим! Какой ты наездник – упал с коня! Бабы засмеют тебя!
– Скачите одни, без меня, – пожал плечами пострадавший, отводя запачканное лицо от сердитых глаз начальнике, – а я в поводу поведу коня. Ведь Гориопиф мне другого не даст.
– Верно, – с готовностью услужить подхватил второй слова старшего, – надо скакать к князьям, а Алмагир сам дорогу найдет! Доберется! А вернее, мы сами его встретим, раз вдогон за мятежниками двинемся.
Старшой на мгновение задумался, окинул глазами степь и своих спутников.
– Добро! Мы вдвоем поскачем вперед, а ты веди коня! Авось князь не взыщет с тебя за неумение сидеть в седле и не переведет в конюхи. А что батогов даст, так в этом не сомневайся!
Алмагир ничего не ответил, он, склонившись, ощупывал больную ногу своего скакуна. Когда он выпрямился с озабоченным лицом, товарищи его уже скрылись за курганом и топот их лошадей стих вдали.
Сморщившись, воин потер поясницу и огляделся. Не спеша поднял седло с вьюками, заменил подпругу запасным ремнем и оседлал хромую лошадь. Потом хлебнул воды из тыквенной бутыли и, смочив ладонь, обтер лицо. Грязная жижа потекла по лбу и щекам.
– Батогами? – горько усмехнулся воин. – А потом в конюхи?.. А за что? За то, что степные духи противятся нашей войне против одноплеменников и подставили подножку моему соловому?.. Видно, так!.. Только против степных духов не устоять Гориопифу, хотя он и князь!
Продолжая ворчать, воин накрутил на руку повод и, дернув за удила, повел за собою охромевшую лошадь. Ему не хотелось лезть через курган, и он решил обойти его с восточной стороны.
Он не успел отойти и на сто шагов от места своего падения, как лошадь захрапела и издала легкое ржание. Воин удивленно вскинул голову и произнес:
– Видно, наши!.. И как они успели так скоро вернуться!
Из синей мглы вынырнули тени всадников. Сверкнули шлемы, застежки панцирей и стальные наконечники копий.
– Стой! – раздалась скифская речь. – Здесь человек!
Всадники на добрых конях окружили Алмагира. Тот с удивлением смотрел на незнакомые лица и масти лошадей, на богатое вооружение и одежду незнакомцев, и чувство страха закралось к нему в душу.
– Мир вам! – произнес он, не ожидая вопроса. – Вот упал я вместе с конем и сейчас бреду к себе на кочевье пешком. А друг мой хромает.
– На кочевье? – строго и недоверчиво спросил передовой на гнедом коне и в богатых греческих доспехах, по-видимому князь, как решил мысленно Алмагир. – А почему ты обряжен по-походному? У тебя меч, копье, лук со стрелами и вьюки у седла!.. Чей ты?.. Говори правду, нам некогда долго с тобою беседовать!
