Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

— Добрый день, мадам. Кажется, вы уже к нам заходили?

— Да, позавчера. Вместе с мужем.

Сказав это слово, она поймала себя на мысли, что впервые так называет Райли.

— Я к вашим услугам. Что бы вы хотели купить?

— Мой муж любит творог и сметану.

— Вперемешку с изюмом?

— Откуда вы знаете?

— Представьте, я люблю то же самое. У нас с вашим мужем одинаковый вкус, — говорит продавец, а про себя думает, что это касается не только творога с изюмом. Эта хрупкая женщина пришла словно из сказки.

— Все мужчины сластены, — улыбнулась Мария.

— Зато я не курю.

— О моем Райли этого не скажешь. Он не расстается с трубкой.

— И, наверное, носит бороду?

— Напротив, всегда чисто выбрит.

— А хороший у него аппетит?

— Нормальный. А почему вы спрашиваете?

— Думаю, сколько вам положить творога.

— Фунта достаточно.

— Он совсем свежий. Молочное нам привозят прямо с фермы.

— Спасибо.

— Что еще хотите купить?

— Дюжину яиц, несколько яблок и бутылку красного вина. И, конечно, хлеба.

— Все готово, мадам. Вот ваш пакет.

Неожиданно Мария вскрикнула и облокотилась обеими руками о прилавок.

— Что с вами?!

— Последнее время со мной это случается. Не беспокойтесь. Скоро пройдет.

Возможно, она беременна, подумал продавец.

— Я вызову такси.

— Не нужно. Я живу совсем рядом.

— Тогда я вас провожу.

Несмотря на возражения, он довел Марию до лифта.

— Дальше я сама. Спасибо.

— Вот карточка с телефоном. Вам не обязательно приходить в магазин. Достаточно позвонить, и мы все доставим.

— Я вам признательна.

Закрылась дверь лифта. Мария прислонилась к стенке кабины. Только бы никто не вошел, не встретился лицом к лицу с ее болью. Скорее домой… Пережить отчаяние и выплакаться…

В нее кто-то вселился. Время от времени этот кто-то пытается выбраться наружу и упрямо стучит молоточком, твердым и острым, стучит без устали, в одно и то же место, рядом с левым ухом. Не достучавшись, этот кто-то берется за другой инструмент.

Боль становится нестерпимой. К ней прибавляется запах жженой кости. По крайней мере, так кажется Марии. Ей становится еще и дурно.

Но она никому в этом не признается. Ни Райли, ни сестре, ни миссис Кемпбелл. А то они сочтут, что она помешалась рассудком. Только священнику или врачу может она довериться. И только они могут изгнать то, что мешает смеяться, любить, вместе с другими беззаботно гулять по нью-йоркским улицам.

Мария оставила покупки на кухонном столе и увидела зонтик, забытый Райли. Как там погода?

Над балконом висит туча. Она чернеет на глазах и все больше провисает, почти касаясь крыши.

Дождь поможет уснуть. Надо поскорее спрятаться под одеяло. Там темно. Зато тьма обернется сном и яркими красками. Быстро мелькают страницы книги — не вперед, а назад. И возвращают в счастливые дни ее детства. Мама расчесывает ей волосы. А из открытого рядом окна доносится тонкий аромат цветущей липы, странно смешиваясь с запахом печеного хлеба.

Аллен переждал грозу, которая обрушилась на Нью-Йорк, на борту «Йоми Мару». Ливень освежил пароход. Заодно помыл и автомобиль, стоявший у трапа. Теперь его колеса легко катятся по прохладной мостовой.

— Едем на Стейтен-Айленд? — спросил шофер.

— Нет, домой, — не сразу ответил Аллен.

Конечно, ему надо бы заглянуть в колонию, увидеть Бремхолла, рассказать о встрече с капитаном.

Но Мария не отзывается ни на один из звонков. Как она? Почему молчит? Кроме того, Аллену не терпится вручить ей подарок, который у него в руках.

Когда они беседовали с Каяхарой, постучались в каюту.

— Мистер Аллен, вы меня помните? — спросил высокий человек с курчавой бородой.

— Кажется, да… Вы один из военнопленных. И зовут вас Клаус.

— Все верно, кроме того, что теперь я уже бывший военнопленный.

— Извините за оговорку.

— Она мало что меняет. Все мы, на этом пароходе, в плену обстоятельств. Так распорядились жизнь и история. Но будем надеяться, еще этой осенью пассажиры «Йоми Мару» наконец-то вернутся домой. Я — в свою Австрию, а дети — в Россию.

— Вы из Вены?

— Да. Это мой город. Я там родился.

— Вы музыкант?

— Играю на клавесине. Но у меня другая профессия. Я художник-реставратор.

— Теперь вспомнил. Несколько раз видел вас с альбомом в руках.

— Мой альбом уже заполнен. До последней страницы. Хочу его подарить детям.

— Хорошая идея.

— А сейчас я принес другой подарок. Помогите его вручить.

— Кому?

— Одной из воспитательниц. На все деньги, что у меня остались, я накупил здесь, в Нью-Йорке, кистей и красок. И решил перевести некоторые карандашные зарисовки на холст.

Австриец, все еще продолжавший стоять, нагнулся к сумке и достал картину.

— Вот одна из моих работ маслом.

Аллен, равнодушно следивший за его движениями, увидев, чей это портрет, тоже встал.

— Мария… — выдохнул он.

— Да, — сказал Клаус. — Так зовут эту девушку. Она самая красивая на «Йоми Мару» и из всех, кого мне приходилось когда-либо рисовать.

— Согласен с вами, — сказал Каяхара. — Когда мы с мисс Марией были в ресторане, мужчины не сводили с нее глаз.

Слушая эти слова капитана, Аллен тоже не сводил глаз с портрета. Художник выбрал для него фоном штормовой океан. Неистовая стихия, пенные гребни и спокойное, безмятежное лицо молодой женщины. Такое знакомое, родное.

— Уважаемый Клаус, назовите цену. Я покупаю портрет, — предложил Аллен.

— Он не продается. Я уже сказал, что хочу его подарить этой девушке.

— Марии Леоновой сейчас нездоровится.

— Что с ней случилось?

— Сильные головные боли.

— Когда она мне позировала, я видел в ее глазах боль. Что-то мучило ее.

— Господин художник, почему бы вам не встретиться с девушкой чуть позже, когда мы выйдем в море? — предложил капитан.

— Американские друзья хлопочут за меня. И хотят отправить в Европу на пассажирском судне ближайшим рейсом.

— Надеюсь, вы не заберете с собой картину? — спросил Аллен.

Клаус задумался.

— Так и быть. Сделайте это от моего имени, мистер Аллен. Вот мой венский адрес. Напишите, понравился ли ей портрет.

Аллен принял из рук Клауса портрет, и ему показалось, что он обнял Марию.

— Как себя чувствуешь, дорогая?

— Гораздо лучше. Меня усыпил дождь, и мне приснился сон. Но я его не досмотрела.

— Это я виноват, что разбудил тебя. Что же ты видела?

— Много чего видела. Видела маму, склонившуюся над швейной машинкой… Потом бегала по лужам… Видела каток во дворе… Мужика в тулупе, который меня однажды испугал до смерти… Золотую паутину на нашем чердаке, а в ней — зеленую-презеленую муху… Видела папу, он читал нам с сестрой Евангелие… Соседского мальчика Митю, грызущего яблоко… Видела бабушку перед иконкой, ее сгорбленную спину… И дедушку видела, как он закуривает трубку от свечи… А перед тем, как ты разбудил меня, пыталась залезть на дерево. И не удержалась… Видишь, шрам на локте…

Она приподняла рукав.

— Ты хотела бы вернуться назад, в свой сон?

— Нет. Потому что там не было тебя.

Аллен взял ее руки в свои:

— Скажи откровенно. Тебе и в самом деле стало лучше?

— Когда ты рядом, боль отступает. Но когда уходишь, когда тебя нет…

— Давай договоримся… Нам осталось быть в Нью-Йорке три или четыре дня. Это время ты проведешь в палате. Запомни, для тебя я еще и начальник колонии.

— И в ответе за своих подчиненных, — досказала Мария и обняла его за плечи.

— Да, отвечаю. За их здоровье и жизнь.

— Раз так, я согласна. Отвези меня утром в госпиталь. А сейчас налей нам вина.

— Тебе нельзя.

— Я только пригублю.

— За нас с тобой!