Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (бесплатные версии книг TXT) 📗
— Я не знал, — сказал Теобальд. — Я думал, что… Я никогда не подозревал…
Архивариус наклонился подобрать бумаги, вывалившиеся из соседней кладовой. Большая часть была увязана в пачки, что облегчало задачу. Ламприер тоже наклонился помочь ему. Но стоило ему взять первую же пачку, в глаза Ламприеру бросился знакомый фронтиспис. Молодой человек замер.
— Что вы увидели? — спросил Теобальд, но Ламприер продолжал молча разглядывать памфлет. — Что это? — снова спросил он.
— Азиатик, — ответил Ламприер.
Он наклонился и подобрал другие брошюры. Это был целый тираж: сотни, тысячи экземпляров.
— Четвертый памфлет, — объяснил Ламприер и добавил про себя: — Где бы еще я мог его найти…
Далеко внизу, в сотнях футов под ними, у подножия лестницы, спускающейся вдоль стены шахты, трое остановились и взглянули вверх; тонкий лучик света пробился сквозь замочную скважину. Ле Мара отвернулся первым. Виконт тащил за собой Джульетту. Когда они уже шли по пологому склону пещеры, раздался глухой удар в дверь, отозвавшийся эхом; отголосок прокатился по широкому туннелю. Кастерлей улыбнулся, представив себе этот бурный порыв. Услышав шум, девушка, казалось, хотела остановиться.
— Вперед! — пролаял Кастерлей. Окрик его слился с замирающим отголоском удара в дверь, и оба звука рикошетом отразились внизу от глотки Зверя. Виконт подтолкнул вперед Джульетту. Она отбилась от рук, виконт знал это и гадал, до какой степени ей можно доверять. Впрочем, послезавтра это уже не будет иметь никакого значения. Как и все остальное.
«Для буквы "U " — выпотрошенная Утроба Великого Королевства Англии, к которой присосался мистер Ост-Индская компания, словно Дикий Вепрь, словно Тайный Враг, сидит на его спине, выпивающий силы мистера Ост-Индская компания, а через него и силы Королевства. И я, Азиатик, знаю, что язва эта — чужеземный нарост, тайно пробравшийся в это Королевство, — «Каббала»…»
Ламприер прекратил колотить по двери и помог Теобальду сложить памфлеты обратно в кладовую, взяв себе один экземпляр. Они закрыли дверь склада и вернулись через архив в кабинет Теобальда. Теобальд выдвинул все ящики своего письменного стола, чтобы показать Ламприеру, что он не прятал ключ. Ламприер поблагодарил архивариуса за труды. Теобальд выглядел весьма довольным собой и, казалось, вовсе не тревожился из-за совершенного только что открытия. Отголоски медленно замирали.
«Для буквы "V " — VenialSins , «простительные грехи» «Каббалы», по выражению папистов, ибо они верят им, но они смертны, и триста тысяч раз смертны, и они — Вампиры, ибо они сосут кровь там, где прежде проливали ее; но во мне тоже есть частичка этой крови, и я окрасил ею свой стяг, ибо для буквы "V " — также Возмездие, о котором я вопию здесь. Я пойду на них Войной, и подземелья их станут моими…»
Ламприер шел домой как в тумане. Он снова упустил ее там, среди груд гниющей бумаги, как и тогда, на снежной дороге. Горячий ветер медленно крался по улицам, раскаленный воздух смещался тяжелыми пластами. Луна была почти полной. Сборища стали более многочисленными, отдельные прохожие попадались реже. Ламприер увидел женщину с ребенком на руках, но младенец был неподвижен, и от него шел запах разложения. Несколько человек на углу составили круг и хлопали в ладоши. Встречающиеся люди обменивались между собой какими-то сигналами, жестами, кивками.
«Для буквы "W " — Волк, которого я держу сейчас за уши, и Червь, что обвился вокруг моего языка. С ними иду я на битву, и слова подходят к концу. К Паутине, что соткали они из кишок мертвецов, добавятся теперь их собственные кишки, ибо теперь с ними, с этими новыми лондонскими Избранниками, — Бледные Дамы, что предвещают смерть. Скоро, скоро приду я, чтобы сказать им больше…»
Ламприер пришел наконец домой и достал памфлет из рваного кармана. Теперь гнев Азиатика казался несколько более целенаправленным, чем раньше, а Ламприер еще больше утвердился в своих догадках. Мишенью Азиатика была не только Компания, но и вкладчики, «чужеземный нарост», «Каббала», как он их называл. Было похоже на то, что Азиатик отважился на решительные шаги. «Избранники»; их было девятеро, как и вкладчиков, если считать Франсуа. Ламприер с трудом сосредоточился, дочитывая памфлет. (Она обещала… что «завтра»?)
«Для буквы "X " — Ксеркс, что стоял невредимым за спиной своего войска и проливал крокодиловы слезы перед сражением с греками, говоря: «Кто сможет сказать, сколько вернется назад из этого множества воинов?» Он — их учитель и наставник, ибо только они одни вернулись, когда все войско погибло. У евреев есть один праздник — Йом Кипур, и это для буквы "Y ", и означает он День Отмщения для них для всех, а превыше всего — для одного, для тебя, Zamorin , ибо ты — мой конец, или я — твой, и ты—для моей последней буквы, "Z "».
На этом памфлет кончался. Ламприер попытался представить себе вкладчиков — членов «Каббалы»,, скрывшихся за спинами своих товарищей-рошельцев, словно те были живым щитом; но Азиатик обвинял вкладчиков в еще более серьезном предательстве. В конце концов, Ришелье ведь отрезал город от суши и моря и бомбардировал его обитателей до тех пор, пока те не предпочли смерть пленению. Ярость Азиатика заставляла предположить, что вкладчики совершили куда более страшное преступление, чем побег из умирающего города. Но каким бы ни было это преступление, четвертый, последний памфлет завершал словарь ярости, ненависти и угроз, так и не раскрыв, в чем состояла вина вкладчиков.
Ламприер вертел страницы памфлета и так и сяк, размышляя, каково же было участие самого Азиатика во всех этих событиях. Вероятно, он и вправду пошел войной против тех, кого обличал, но само наличие памфлетов в архиве Торгового дома Ост-Индской компании ясно говорило о поражении памфлетиста. Он был мертв давным-давно. Они разыскали его вместе с его памфлетами и разделались с тем и с другим. А может быть, это сделал сам Саморин — один из них, как предположил Ламприер. Их предводитель.
Внимательно разглядывая страницы, Ламприер заметил, что бумага не тронута плесенью, в отличие от прочих бумаг, хранящихся в архиве. Памфлет был напечатан в 1629-м или 1630 году и пролежал в кладовой больше ста шестидесяти лет. Правда, бумага пожелтела, но никаких повреждений больше не было. Ламприер поднялся и снял стопки книг с крышки своего дорожного сундука, а потом принялся рыться в его содержимом, пока не разыскал три предыдущих памфлета. Беглое сравнение немедленно разрешило загадку. Бумага четвертого памфлета была значительно лучше. Первые три были напечатаны на грубой шероховатой бумаге, а четвертый — на более тонкой, мелкозернистой. Кроме того, маленькие кладовые, должно быть, были более подходящим хранилищем для бумаг, чем огромный сырой склад архива. Ламприер в задумчивости перекладывал по столу четыре памфлета. Он чувствовал, что где-то на задворках его сознания бродит интересная мысль, но никак не мог ее уловить. Эта мысль прорывалась наружу, но Ламприер все не мог отвлечься от воспоминаний о Джульетте. Он ждал ее. Он видел, как удаляется ее лицо за окном кареты, чувствовал, как она ускользает из его рук в сумрачном подземном архиве. Он все еще слышал единственное слово — «Завтра!» — и торопил это «завтра», чтобы увидеть ее.
Яркий солнечный свет пробудил его. Он заснул прямо за столом. Утренние лучи падали на его голову, лежавшую на руках. Ламприер поднялся, надел очки, потом снял их, чтобы протереть, снова водрузил на нос и опять уселся за стол. В комнате было жарко, и он взмок от пота. Начался день ожидания.
Позже в газетах скажут, что одиннадцатое июля было самым жарким днем этого года. К полудню в комнате уже было невозможно дышать. Ламприер открыл окна, но не было ни малейшего движения воздуха. Улица превратилась в раскаленную топку. Солнце медленно ползло с востока на запад, отражаясь в стеклах дома напротив. Ламприер попытался отвлечься и стал перебирать книги, в которых больше уже не нуждался, так как словарь был завершен. Он начал было читать рассуждения Оппиана о рыбе, но мысль о прохладных океанах только усугубила пытку, и, отложив книгу, Ламприер растянулся на постели, думая, что он мог упустить в своем словаре. Насколько он мог вспомнить, все было на месте. Септимус приходил на прошлой неделе и унес последние страницы. Ламприера мучили сомнения. Несколько раз ему чудились легкие шаги на лестнице, и он вскакивал с постели, чтобы открыть дверь, но за дверью никого не было. Было только ожидание.
