Вдова Клико - Фрипп Хелен (электронная книга TXT, FB2) 📗
Как она может становиться на сторону Франсуа?
— Тебе хотелось бы, чтобы я вместе с тобой ахала, ругалась, закатывала глаза и судачила, какие все мужчины мерзавцы? Не стану, — отрезала Наташа. — Ты на себя посмотри. Носишь в себе дитя — благословение, которого я никогда не знала. Только один Бог ведает, сколько раз я просыпалась по ночам в слезах от напрасных сожалений и бесплодной жажды. Франсуа — самый обаятельный и умный мужчина в Реймсе, и он твой муж. В России есть поговорка, что от самого яркого света — самая темная тень. Я же вижу, как он на тебя смотрит. Ни с кем и никогда ты не будешь настолько счастлива. Когда ему плохо, утешай его. Когда все хорошо, радуйтесь друг другу. Ничто не вечно. Ты понимала в глубине души, каков он, и все равно за него пошла.
Да, она все знала, но похоронила в своем сердце. Искрящееся, головокружительное веселье сменялось днями глубокого отчаяния, которое она принимала за тревогу о вине. Николь занималась делом — практичная, умелая, прямодушная и хитроумная, как ее отец. Она работала, а Франсуа мечтал.
— Каку тебя получается так ясно все видеть, Наташа?
— Живу дольше тебя, девочка, только и всего.
— Я с самой нашей свадьбы хотела тебя спросить одну вещь.
— Да?
— Как ты догадалась украсить наш свадебный торт алыми гроздьями? Откуда ты знала, что мы с Франсуа нашли именно такие грозди вдень нашей первой встречи?
По лицу Наташи пробежала тень:
— Вы нашли ярко-красные грозди? И что тебе первое пришло на ум?
— Кровь, свежая кровь. Вот когда коленку рассадишь и кровь выступит, — такой вот цвет.
— Давай считать, что это простое совпадение. Мне как-то снились похожие грозди, и их красный цвет говорил о любви. Вы оба влюблены в виноградные лозы. — Она открыла дверь, выпуская Николь. — Поздно уже, милая. А мне еще хлеб выпекать. Возвращайся к нему и будь счастлива.
Николь вышла в ночь и с легкой душой направилась в сторону дома, счастливая и встревоженная одновременно, но, на секунду обернувшись, она заметила в окне силуэт Наташи, яростно чертящей в воздухе восьмерки своим мешочком с солью.
Весь зал их большого городского дома был завален ирисами. Пышные, пушистые, ароматно-лиловые букеты стояли на столах и в вазах рядом с широкой лестницей, покрывали мраморную каминную полку, отражались в зеркалах гардеробной, выстроились в кувшинах вдоль длинного обеденного стола.
— Я их столько принес, чтобы ты все не уничтожила, — сказал Франсуа. — Где ты была? Я уже за вас волновался.
Вот это «за вас» прозвучало для Николь как волшебная музыка.
Она забросила руки ему на плечи. Невозможно на него сердиться теперь, когда он вернулся и стоит прямо перед ней. Она обожала эти темные дуги бровей, взметавшиеся вверх, когда он улыбался, а сейчас его худощавое умное лицо буквально светилось от радости, что он видит Николь.
Франсуа крепко ее обнял.
В прихожую вошел какой-то человек и, вытащив из вазы ирис, вставил себе в петлицу.
— Вдова Жубер может отдыхать весь остаток года, друг мой. Ты, я смотрю, всю теплицуу нее купил, — проговорил незнакомец.
Франсуа пожал ему руку, улыбаясь при этом Николь.
— Позволь представить тебе моего старейшего друга Луи Бона.
Копна русых волос, до смешного просторная волчья шуба и улыбка теплая, как крепкий бренди. Вошедший поклонился и поцеловал Николь руку.
— Наконец-то мой друг совершил хоть один разумный поступок, — одобрительно улыбнулся он.
— Луи только что вернулся из России, — пояснил Франсуа. — Не возражаешь, если он несколько дней поживет у нас?
— Я заплачу за ночлег сплетнями из бальных залов, выложенных янтарем, описанием мод, превосходящих самое дикое воображение, и былинами о мрачных деяниях бородатых казаков.
— Мрачных деяний вполне хватит, — ответила Николь, расстроенная, что Франсуа не будет целиком принадлежать ей, но тронутая обаянием нового друга.
Луи Бон был лучшим коммивояжером семьи Клико, и никакая ярмарка, никакой город, никакая деревня не были для него «слишком далеко». Он проезжал сотни миль по норвежской глуши ради перспективы продать десятилетний винтаж, смело пускался в невообразимо далекие русские просторы — добраться до имения богатого помещика и предложить шампанское Клико, хитроумнейшим образом купажированное самим мсье Оливье из урожая лучших поцелованных солнцем виноградников гран крю в Реймсе. Конечно, он был незаменим, и в растущем предприятии Клико у него была своя доля.
Франсуа налил бокал самого сладкого шампанского своего завода. Луи преувеличенно громко отхлебнул:
— Триумф терруара и умений, передаваемых на протяжении нескольких столетий, от «Дома Периньона».
— Вы и при клиентах так же пробуете? Пристало больше цирковому номеру, чем дегустации хорошего вина, — рассмеялась Николь.
Засиделись так поздно, что Жозетта дважды раздувала огонь, но истории все не кончались. Луи не мог усидеть на месте и, рассказывая, расхаживал по комнате, как медведь-шатун. Он говорил, что больше всего на свете любит дорогу, вечеринки и кухонные пересуды.
Франсуа был в ударе, а Николь помнила совет Наташи: радуйся сегодняшнему дню.
Наутро она проснулась перед рассветом — Франсуа опять исчез. Сердце у нее подпрыгнуло при виде записки на подушке.
Виноградные лозы не умирают. Они чернеют зимой, но весной выпускают нежные листки, выдерживающие ледяные ветры и грозы, впитывающие в себя майское солнце. Они видят восход, притягивают к себе туман раннего утра, питаются от бледной земли, слушают взлеты и падения летней песни жаворонка. Виноград ловит листьями лунный свет, видит, как пляшут звезды, рассыпая вокруг блестящие осколки. Я слышу вкус каждого сорта винограда, и ты тоже. Нам предназначено быть вместе, но сейчас наше счастье обратилось в пыль.
Я не прошу прощения, но верь мне: я вернусь.
Франсуа
Дрожащими руками засунув записку под подушку, Николь изо всех сил силилась сдержать слезы и страх. «Ради него и ради ребенка будь сильной, твердила она себе. — Он всегда возвращается».
Но как она ни старалась, предательские слезы все же лились по щекам.
Зарделся рассвет, как и наутро после свадьбы, а вместе с ним вернулась и знакомая целеустремленность. Николь быстро оделась, выскользнула наружу, пока весь дом спал, и оседлала Пино, своего любимого скакуна, замотав ему копыта тряпками, чтобы никто не услышал.
Когда она подъехала к Горе, лозы стояли окутанные туманным облаком, но небо над ними было свежим и ясным. Вдали холодный ветер бередил поверхность светлого озера, в котором бог знает сколько раз плавали Николь и Франсуа.
Она крепче завернулась в плащ. Еще миля вниз по течению — здесь она очень надеялась его найти.
Заухали совы, и у Николь волосы шевельнулись на затылке. Мятежники-роялисты терроризировали восстаниями сельскую местность Франции, а перекликались они совиным уханьем. Они ловили невинных людей, даже женщин, принимая их за республиканцев, и избивали. Прав был Франсуа — не той страной стала теперь Франция, где только новорожденный чувствовал бы себя надежно и безопасно.
Николь пришпорила коня, понеслась в лучах рассвета. Чем дальше она скакала, тем шире становилась река, и наконец стал слышен ее рев. И вот за поворотом Николь нашла его — он стоял по колено в яростном потоке, а река неслась так широко и быстро, что от рева ее все тряслось.
Николь подъехала ближе, успокоив коня, чтобы стоял тихо и не напугал Франсуа.
— Я здесь, — шепнула она.
Но он что-то кричал, обращаясь к реке, раскинув руки, и ветер рвал на нем рубашку.
— Франсуа! — крикнула Николь.
Он рычал на реку, и она рычала в ответ. Еще шаг — и вода сметет его, унесет в бешеных водоворотах.
Пино понял. Он и звука не издал, когда Николь привязала его к дереву и поспешила к берегу, где стоял Франсуа.
Шагая к нему, она едва заметила, как обожгла ноги холодная вода. Река пыталась ее утащить, но Николь схватила Франсуа за плечи и упала с ним назад, прочь от потока, вцепившись изо всех сил. Она вытащила его на сушу, не давая сопротивляться, опутав его руками и ногами. Он перевалился на спину, притянул Николь к себе.
