Распутин: жизнь и смерть - Радзинский Эдвард Станиславович (электронная книга .TXT) 📗
В 1916 году она заняла при Вырубовой такое же положение, как Лаптинская при Распутине. Имена Воскобойниковой и Лаптинской мы найдем даже в камер-фурьерском журнале среди тех немногих, кого тогда принимала царица. И в «теневом кабинете» Воскобойникова и Лаптинская связывали в одну цепь «темные силы» — Распутина, Вырубову, царицу и Протопопова. Через них направлялись их важнейшие и тайные послания друг к другу. Через Воскобойникову мужик, царица и Аня контролировали больного министра.
Достигнув величайшего могущества, мужик живет в постоянном страхе перед покушениями. Беллинг рассказывала, как Осипенко, который никак не мог увезти с вечеринки упирающегося пьяного Распутина, в конце концов крикнул ему: «Что ты делаешь! На нас готовится покушение, а ты тут расселся!» И Распутин, «быстро накинув поддевку, шубу, нахлобучив шапку, опрометью бросился к выходу».
После ухода Комиссарова и ареста Манасевича с ним остались лишь агенты Охранного отделения. Но они могут сдать его врагам в любую минуту. И мужик это понимает…
Из показаний Филиппова: «Придя ко мне, он теперь старался как можно скорее напиться, требовал цыган и развлечений и если чем увлекался, то это пляской».
В пьянстве он старался забыться, в пляске — вернуть ощущение радости… Он чувствовал: грядет заговор. И пугал этим царицу.
И Аликс писала Ники: «21 сентября… Вот эти скоты Родзянко, Гучков… и К° являются душой чего-то гораздо большего, чем можно предположить (я это чувствую), у них цель вырвать власть из рук министров… Но ты скоро всех увидишь и обсудишь это, а я спрошу совета у Нашего Друга. Так часто у Него бывают здравые суждения, которые не приходят другим на ум, Бог вдохновляет Его».
И «большее» — случилось.
1 октября Павел Милюков, лидер кадетов (самой влиятельной оппозиционной партии) произнес в Думе речь, которая потрясла всю страну. «Из края в край расползаются темные слухи о предательстве и измене. Слухи эти забираются высоко и никого не щадят. Имя императрицы все чаще повторяется вместе с именами окружающих ее авантюристов… Что это — глупость или измена?»
И слово «измена», так соответствовавшее настроениям измотанной поражениями армии, тотчас было принято на веру и твердо укоренилось в сознании миллионов.
Аликс потребовала от Штюрмера принять меры. Она была в бешенстве, и на этот раз премьер не посмел уклониться и вызвал Родзянко. «Старикашка» тогда подвернул ногу, не мог ходить. Сцена их свидания оказалась комической: беспомощный Штюрмер лежал в кровати с высоко подвешенной ногой и пытался строго говорить с возвышавшимся над ним огромным, мощным председателем Думы.
Из показаний Родзянко: «Он говорил, что… просит представить ему копию речи Милюкова на предмет возбуждения против него уголовного преследования. Я ответил, что… никаких копий я присылать ему не буду».
Далее разговор зашел о Распутине. «И отчего вы его защищаете? Это негодяй первостатейный, его мало повесить!» — горячился Родзянко. С кровати послышался беспомощный ответ Штюрмера: «Это… желание свыше… „ Так он „сдал“ царицу. Но вошедший в раж председатель Думы продолжал добивать старика: «Какой же вы после этого монархист?.. Вы ярый республиканец, который поблажками Распутину колеблет монархическую идею!“
Да нет, при помощи Распутина идею колебали они все — от самой царицы до самого Родзянко…
Теперь мужик все чаще говорит о смерти.
Из показаний Молчанова: «В октябре 1916 года я… раза два был у Распутина. Заметил, что у него было какое-то грустное настроение, заметил, что на столе было вино, и он много пил его… как будто давило тяжелое предчувствие. Он все время напевал: „Время изменится, все переменится“… При прощании он был очень ласков, говорил, что ценит мою любовь и доброе отношение, вспоминал добрым словом моего покойного отца… и говорил, что, может быть, его убьют и мы не увидимся…
И тут же, будто опомнившись, сказал: «Нет, нет, мы увидимся. Ты приедешь в Петроград».
И каждый день на Гороховой, заглушая его ужас, шла сумасшедшая, завораживающая пьяная пляска. Его слабоумный сын, служивший в санитарном поезде царицы, приехал к нему на несколько дней и прятался от этого безумия в дальних комнатах. А если в квартире было тихо, это означало, что мужик пьет в ресторане или уехал в Царское — на заседание «кабинета».
16 октября Аликс писала Ники: «Вчера приятно провела вечер у А
с Нашим Другом, Его сыном и епископом Исидором (тем самым, обвиненном в связи со своим келейником. — Э. Р. )… Гр
думает, что лучше было бы призвать более ранние (молодые) года — вместо тех, которым старше 40, последние нужны дома для работ и для поддержания хозяйства».
И это предложение, высказанное мужиком, было очень разумно.
Наступил ноябрь — предпоследний месяц его жизни.
На окраине Александровского парка, неподалеку от Ламских конюшен, Подруга выкупила кусок земли. И в начале ноября заложила там часовню святого Серафима — в благодарность за избавление от смерти при крушении поезда.
5 ноября Аликс сообщила Ники: «Закладка Аниной церкви прошла хорошо, Наш Друг был там… а также славный епископ Исидор».
Под алтарем строящейся часовни «Нашего Друга» и похоронят. И отпевать его будет «славный епископ».
В честь закладки «Аниной церкви» было устроено маленькое празднество, которое породило большую историю…
После очередного заседания Думы непримиримый враг Распутина монархист Пуришкевич был окружен коллегами. Он раздавал желающим весьма любопытную фотографию: за столом сидит Распутин, рядом с ним «славный епископ Исидор», на столе — вино, вокруг — балалаечники и смеющиеся, явно пьяненькие сестры милосердия. Тыловое веселье «шпиона и проходимца», когда на фронтах «истекала кровью русская армия и голод надвигался на страну»!
Уже на следующий день фотография легла на стол Протопопова… На допросе в Чрезвычайной комиссии он показал:
« — Пуришкевич распространял фотографию Распутина в 9 тысячах экземпляров: Распутин… кругом масса публики… стол, на столе вино, балалаечники и монах…. — Почему вы знаете, что он распространил 9 тысяч экземпляров? — На обороте карточки, которую мне прислали из Царского Села, вероятно, по поручению царицы через Вырубову или Воскобойникову, было написано: „9 тысяч экземпляров“…
