Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Хаус знал о впечатлении, которое производит при первой встрече. Неужели этот невзрачный человек и есть советник президента, с чьей помощью решаются государственные дела?
Поначалу и Вильсон, тогда еще губернатор штата Нью-Джерси, встретил его снисходительно. И даже придумал имя «Маус» — мышонок.
Так его дразнили и в школе — «Хаус-Маус». А мама называла «мой мышонок».
Он обиделся на губернатора. Но глаза Вильсона лучились добротой.
— Не обижайтесь, ради бога. Это воспоминание о той прекрасной поре, когда я еще верил сказкам. Обращайтесь и ко мне, как вам заблагорассудится.
Так и закрепилось за ним прозвище — Полковник Маус. Сам же он неизменно называл Вильсона «Мой губернатор». Даже после переселения Вильсона в Белый дом. Это лишний раз подчеркивало не только их близость, но и давность знакомства.
Хаус стал заметной личностью в окружении президента. Вудро Вильсон, бывший профессор Принстонского университета, хорошо понимал разницу между умом академическим и живым, проницательным, здравым… С неожиданными порывами и фантазиями.
Таков был Хаус. Беседы с ним, помимо пользы, доставляли президенту истинное удовольствие. Ему не раз приходили на память слова любимого им Монтеня о полезности оттачивать и шлифовать свой ум об умы других.
— Рад вас видеть, мистер Аллен!
— И я вас, мистер Хаус! Приятно думать, что у нас общий друг. Вот рекомендательное письмо от Тома…
— В этом нет необходимости. Наша встреча состоялась бы в любом случае.
— Что вы имеете в виду?
— Вудро Вильсон еще и Почетный президент Американского Красного Креста.
— Дважды президент. Да, я знаю.
— И ни одно важное дело не решается без его участия или ведома. Вот почему он захотел с вами встретиться. Так сказать, информация из первых уст.
— Что он знает о «Йоми Мару»?
— Больше, чем вы думаете. Пароход с детьми, совершающий кругосветное путешествие под двумя флагами, — это уже само по себе сенсация.
— Да, верно. На берегу понимаешь это куда лучше, чем в море. Тысячи людей хотят познакомиться с колонией. От посетителей нет отбоя.
— К сожалению, там не только любопытные. У нас есть сведения, что детей подстрекают к бунту.
— Не преувеличивайте, Хаус. Я рядом с этими детьми почти два года. Они хотят домой.
— Есть люди, которые пытаются сыграть на этом вполне понятном чувстве.
— Эти дети прошли большую школу. Их нелегко завлечь в сети.
— Президент тоже хочет надеяться, что это так.
— Передайте президенту — для беспокойства нет причины.
— Вы ему сами об этом скажете.
— Спасибо, мистер Хаус, что вы организовали эту встречу.
— Не меня благодарите, а госпожу Эдит Вильсон. И доктора Грейсона… Президент нездоров. И только они решают, что больному можно, а чего нельзя.
— А вы сами? Неужто и вам требуется особое разрешение, чтобы видеться с президентом?
— Государственные дела превыше всего. Я советник. Этим все сказано, — не без гордости заявил Хаус.
Он бросил взгляд в угол гостиничной комнаты, где стояли часы:
— Пора.
Изящным движением Хаус водрузил на голову шляпу и стал заметно выше.
Эдит Болинг Вильсон была первой, кто вышел к ним навстречу.
— Рада видеть вас, Эдвард! — протянула она руку Хаусу. — А вы, — сказала она приветливо, — наверно, и есть тот самый Райли Аллен, о котором сейчас так много говорят и пишут.
Райли поклонился.
— Муж ждет вас. Но прошу… Не говорите ничего, что заставило бы его волноваться. Ему это вредно.
«Что я могу сказать особенного, — подумал Райли. — Что значат мои новости по сравнению с теми, которые потрясают страну, подобно землетрясению».
Госпожа Вильсон между тем продолжала говорить, не умолкая ни на минуту. На ее мужа навалились беды, одна хуже другой. Во время выступления в Пуэбло началась резкая головная боль и тошнота. А позже случился удар и отнялась левая сторона.
Это был сбивчивый рассказ обыкновенной женщины, переживающей за мужа.
— Мистер Аллен, что вы думаете об амулетах и талисманах? — неожиданно спросила она.
— Я больше верю в вещие сны.
— Одно другому не мешает. У президента тоже был талисман. Многие годы он не расставался с каштаном. Он ему о чем-то напоминал. Дорогом и важном. Однажды в Белый дом пригласили группу конгрессменов. Пришло тридцать человек. После обеда они расселись по креслам и приготовились слушать президента. Прежде чем начать речь, он вытащил из кармана свой талисман и сжал его в кулаке, видимо, желая придать себе больше уверенности. Вдруг пальцы разжались, каштан выпал и закатился под кресла. Дурной признак… После этого и пошли неудачи. — Голос ее дрогнул. — Хорошо помню день, когда все случилось. Мы о чем-то неторопливо беседовали. Мы это делаем часто, оставаясь вдвоем. Лицо мужа вдруг переменилось. «Мне очень плохо», — только и успел сказать он. Я побежала за доктором. А когда вернулась, увидела мужа лежащим на полу. Кроме меня и Грейсона, никого не было рядом. Общими усилиями мы уложили его на кровать. Это очень старая кровать. На ней спал еще Авраам Линкольн. Приехали два врача и вместе с Грейсоном определили, что в участок мозга, который управляет левой рукой и ногой, попал тромб. С тех пор я не видела мужа здоровым. Он приходит в себя очень медленно.
— Теперь я вас лучше понимаю, госпожа Вильсон, ваше желание оградить мужа от излишних волнений.
Аллену вспомнились вчерашние страхи. Все познается в сравнении. Мария молода и обязательно выздоровеет. А вот президент… Встанет ли на ноги?
В последние месяцы газеты не так часто попадали в руки Аллена. Но он знал, что враждебный президенту республиканский конгресс пытается воспользоваться его болезнью, чтобы досрочно отправить в отставку. Однако два сенатора, встретившись с Вильсоном, признали его способность выполнять обязанности и дальше.
Неподвижным оказалось тело, но никак не разум.
Увидев президента, Аллен пожалел, что не художник.
Вудро Вильсон полулежал в кресле. Ноги и нижнюю часть туловища укрывал клетчатый плед, поверх которого белела рука. Другая, правая, слегка касалась огромного глобуса.
Раньше Аллен видел президента только на многочисленных фотографиях. К тому же тщательно отретушированных. Но даже сравнение с фотографией позволяло понять, насколько и без того аскетичное лицо Вильсона осунулось, как заострились черты.
— Садитесь, мистер Аллен. Я хочу вас получше разглядеть.
— Перед вами, господин президент, обыкновенный человек. Один из тех американцев, которые отдали вам свой голос.
— Но могли ли вы думать четыре года назад, когда голосовали, что президентское кресло окажется вот таким? — Вильсон показал здоровой рукой на свои ноги.
— Для меня, да и для большинства ваших сторонников, куда важнее сила духа…
— Вы говорите так, потому что молоды.
— Иногда мне кажется, что позади две жизни. Одна — на Гавайях, а другая — в Сибири, — неожиданно для себя сказал Аллен.
— Есть люди, что проживают одну жизнь. А кому-то суждено прожить несколько, — заметил президент. — Но не берусь судить, что лучше.
— Подобные мысли приходят в море.
— Что касается моря, здесь вы правы, мистер Аллен. Мне вспоминаются слова английского поэта Джоржа Герберта: «Пусть выходит в море тот, кто научился молиться».
— Я знаю и другие слова Герберта: «Буря заставляет дубы глубже пускать корни».
— Удачное дополнение к моей цитате. Где вы учились?
— В Вашингтонском университете.
— Уверен, вы пишете стихи.
— Вы угадали. Но чем дальше, тем реже. Самое большое достижение — на мои слова написан университетский гимн.
— Значит, нашли нужные слова. А это, поверьте мне, старой университетской крысе, удается не часто.
Губы президента сжались, а подбородок еще больше выдвинулся. Эдит Вильсон подошла к мужу и помогла ему сесть удобнее. Сердце Аллена неожиданно наполнилось жалостью и неизъяснимым чувством вины. Сколько самообладания требуется этому прикованному к креслу человеку, чтобы соответствовать своей высокой должности. Противостоять болезни… Отражать атаки конгрессменов и журналистов.
