Война - Стаднюк Иван Фотиевич (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
Миша размышлял сквозь дрему, подавляя в себе непрошеную грусть по каким-то несбывшимся надеждам. И ни одного вопроса о том, чем может кончиться эта страшная война. Вернее, такой вопрос перед Мишей вставал, но звучал он в его сознании очень просто: как скоро Красная Армия постучится в железные ворота Берлина?
Иванюта и не заметил, когда свернули с грейдера на глухую проселочную дорогу, хотя грузовик прыгал на выбоинах, заваливался с боку на бок. И вдруг наступила тишина, прекратилась тряска. Затем раздался чей-то заспанный басище:
– Приехали!.. Выгружайсь!..
Миша увидел, что грузовики стоят на просеке сумрачного соснового леса, в глубине которого просматривались палатки, шалаши из веток, машины и автобусы.
Захватив вещмешки и шинельные скатки, все слезли с грузовиков и сгрудились в одном месте. В ожидании распоряжений расселись под кустами. Но сидеть долго не пришлось: прибежавший откуда-то розовощекий политрук с выцветшими бровями и белесыми глазами пригласил политработников следовать за ним.
…С прибывшими беседовал начальник отдела политпропаганды дивизии полковой комиссар Федулин – огромного роста мужичище, с добродушным, веселым лицом и хитроватым, кажется, проникающим насквозь взглядом. Он сидел за столом, если можно так назвать доски, приколоченные к вбитым в землю кольям, и задавал расположившимся на траве политработникам вопросы, иногда неожиданные.
– Что можно отнести к наиболее музыкальным инструментам? – со смешинкой в голосе спросил он у младшего политрука Левы Рейнгольда, прибывшего на должность начальника клуба.
У вскочившего на ноги Левы вначале вспыхнули уши, затем красные пятна проступили на щеках и шее.
– Я бы отнес скрипку, – с некоторой осторожностью ответил Лева.
– А еще?
– Флейту…
– А еще?
– Арфу… – Младший политрук Рейнгольд уже смотрел на полкового комиссара со страхом. – Опять не угадал?
– И не угадаешь, если не слышал и не видел. – Федулин раскатисто и добродушно засмеялся. – Так вот, милый мой, запомни, что тебе скажет старый кавалерист… К наиболее музыкальным инструментам относятся ноги бегущей лошади…
Все одобрительно засмеялись, а громче всех – прислушивавшийся со стороны щупленький, с курносым, каким-то птичьим лицом, младший лейтенант, видимо, как догадался Иванюта, радиотехник, ибо он стоял на коленях перед разобранным на расстеленной плащ-палатке радиоприемником и нянчил в руках лампы. Федулин кинул взгляд в сторону младшего лейтенанта и, заметив, что у него сбита на макушку фуражка, сдвинут набок поясной ремень и расстегнут ворот гимнастерки, задал вопрос уже Иванюте:
– А вот вопрос газетчику… Кто зафиксировал на бумаге истину, будто нарочитая небрежность в одежде истолковывается болезненно-тщеславными людьми как признак гениальности?
– Не знаю, товарищ полковой комиссар, – растерянно ответил Иванюта, приняв стойку «смирно» и не отрывая восторженных глаз от сверкающего на груди Федулина ордена Ленина.
– Жаль, – вздохнул Федулин, искоса наблюдая, как поспешно приводил себя в порядок смутившийся младший лейтенант. – Я тоже позабыл… Тогда, может, ответишь, товарищ… – он заглянул в лежавшую перед ним бумагу, – младший политрук Иванюта, какая самая высокая награда Родины? Только не будем касаться звания Героя…
– Самая высокая награда – орден Ленина! – Иванюта даже улыбнулся такому простому вопросу. – Это символ идей, за которые мы боремся.
– Правильно, орден Ленина – самая высокая награда, – согласился Федулин. – А кроме ордена? Подумай…
Лицо Иванюты залилось краской, глаза непроизвольно заморгали.
– Если говорить не об орденах, – пришел ему на помощь полковой комиссар, будто не заметив растерянности Миши, – то самая высокая награда Родины – это ее доверие, которое тебя возвеличивает в собственных глазах… Тебе, товарищ Иванюта, Родина доверила быть работником партийной печати. Надеюсь, ты понимаешь сам, какая это честь, и я поздравляю тебя с прибытием на свой боевой пост… А теперь скажи: под бомбежками бывал?
– Ого, еще сколько!
– Какая самая страшная бомбежка?
На мгновение задумавшись, Миша весело выпалил:
– Та, которая еще не кончилась!
– Правильно! – серьезно ответил Федулин под одобрительный смешок сидевших на траве политруков.
Миша Иванюта шагал по лесу в ту сторону, где, как ему сказали, расположилась редакция дивизионной газеты «Красноармейский залп». Редакция оказалась совсем рядом с политотдельской палаткой, и первым, кого Миша здесь увидел, был раздетый до пояса и сидевший на подножке замаскированного автобуса мужчина солидного возраста (все, кто был старше Миши лет на пять-шесть, казались ему стариками). Склонившись к пристроенному на ветке куста зеркальцу, мужчина старательно намыливал кисточкой подбородок.
– Ко мне? – спросил он, заметив подошедшего младшего политрука.
– Мне редактора – политрука Казанского.
– Я редактор…
– Может, подождать? – смутился Миша.
– Валяй сейчас. С чем и откуда пришел?
– Младший политрук Иванюта!.. Прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы на должность инструктора-литератора!
– О, это дело! – Казанский посмотрел на Мишу заинтересованно-изучающе, одобрительно кивнул и взял в руки безопасную бритву. – Ну, рассказывай о себе… Кто ты, с чем тебя едят, что умеешь, что успел повидать?..
Торопливо и сбивчиво излагая свою куцую биографию, Миша видел, как из-под мыльной пены обнажалось под бритвой широкое, чуть взрыхленное оспой лицо Казанского. Кончив бриться, он взял под кустом котелок с водой и протянул его Мише:
– Слей, пожалуйста.
Казанский умывался с веселой яростью – ухая и ахая, визгливо покряхтывая. Затем тщательно вытерся серо-пепельным полотенцем, плеснул в лицо тройным одеколоном и, зарычав от жжения, стал одеваться. Потом бережно поднял с травы широкий ремень с двумя портупеями, полевой сумкой, кобурой с пистолетом и, набросив на плечи портупеи, прочно опоясал талию ремнем. А когда надел еще планшетку на тоненьком ремешке и расправил под ремнем складки гимнастерки, вдруг выпрямился – широкогрудый, коренастый, какой-то по-особому ладный, стройный.
