Плач к небесам - Райс Энн (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗

– Синьор, умоляю вас…

Карло покачал головой. Снова та ужасная комната и тот… что это было?… Тот ужас, который он мог буквально почувствовать, как привкус на языке. Когда она вдруг села на постели: «Тонио!»

Он положил руку на грудь Федерико и оттолкнул его.

И стал пить медленно, большими глотками, мечтая, чтобы вернулась печаль, это светлое, бездонное чувство без волнения и тревоги.

А где же она, его женщина в черном? Куда же она делась?

Повернувшись на каблуках, он увидел ее всего в десяти шагах от себя. И он был уверен в том, что она повернула голову, чтобы посмотреть на него, как только он бросил на нее взгляд!

Да, она посмотрела на него.

Она глядела на него из ночной мглы. Он презирал ее и в то же время знал, что в тот момент, когда улыбнулся ей восхищенной улыбкой, глаза его зажглись похотливым блеском. Всегда одна и та же дерзость, то же кокетство, та же игра в кошки-мышки, в то время как внутри его грызет скорбь. «Ты думаешь, я хочу тебя, ты думаешь, я желаю тебя! Да я хочу выпить тебя, как вино, а потом выбросить на обочину, прежде чем ты успеешь понять, что произошло. Но она! То была любовь, не подвластная времени. И это я погубил ее! „Тонио!“ – и больше ни одного слова до самой смерти».

Он пил бренди слишком жадно: оно текло по его подбородку, проливалось на одежду.

Кто-то поздоровался с ним, поклонился ему и торопливо удалился, увидев, в каком он состоянии. Но они простят! Все прощали его. Ведь понятно: жена умерла, дети плачут по ней, и он тоже плачет по ней. А где-то в пятистах милях к югу то бесчестье, тот старый скандал. «Ах, сенатор Карло Трески! – должно быть, говорят они себе. – Что ему пришлось перенести!»

Еще кто-то. Федерико тронул его за локоть. А он не отрывал глаз от женщины в черном. Она определенно пыталась соблазнить его.

– Я же сказал, оставь меня одного.

– …Пришел, и никого на нем не было, синьор.

– На нем? Я не расслышал тебя.

– На пакетботе [46], синьор. Там не было…

Шлюха была изящной, похожей на кошку; в ней чувствовалось что-то явно элегантное – в колыхании ее платья или в том, как она шла против ветра. Он хотел ее, он хотел ее! А когда с этим будет покончено, он встанет на колени и признается: «Я убил его. У меня не было выбора, я не…» Он повернулся кругом и посмотрел на Федерико более внимательно.

– Что ты сказал?

– На пакетботе никого не было, синьор. И никакого послания тоже. – И, понизив голос почти до шепота, прибавил: – Никакого послания из Рима.

– Не было, так будет.

Карло распрямил плечи. Итак, ожидание продолжается, а с ним и ощущение вины. Нет, не вины, а просто неловкости, напряжения, ощущения невозможности дышать.

Теперь он почти с ужасом ожидал этого послания. После той первой вспышки гнева, когда он спросил, может ли быть уверен в их преданности, они сказали ему: «Мы привезем доказательство». – «Неужели? И что же это будет? – спросил он тогда. – Окровавленная голова в мешке?»

Он тогда засмеялся, и даже они, эти убийцы, оцепенели от ужаса, хотя и попытались скрыть это за непроницаемостью своих лиц, словно вырезанных из дерева, грубо, без всякой шлифовки. «Не нужно привозить мне доказательство. Нужно только сделать это. А новость быстро доберется до меня».

Певец Тонио Трески! Именно так его называют, даже при нем, при Карло, даже обращаясь к нему, его брату, осмеливаются говорить: «Певец Тонио Трески»!

Много лет назад те тоже обещали ему принести доказательство, но он отверг это. А когда они все же развернули перед ним кровавую тряпку и он увидел месиво из внутренностей и крови, то отскочил за стул, чтобы не видеть, и заорал: «Уберите это от меня, уберите!»

– Ваше превосходительство… – Федерико обращался к нему.

– Я не пойду домой.

– Ваше превосходительство, раз послания все еще нет, значит, остается вероятность того, что…

– Какая еще вероятность!

– Вероятность того, что им не удалось этого сделать.

В голосе Федерико слышалось легкое раздражение, какое-то беспокойство. Он стрелял глазами по всей площади, но лишь слепо скользнул взглядом по неожиданно появившейся женщине в черном. «Так ты не видишь ее? Зато я вижу!» – улыбнулся Карло.

– Не удалось? – усмехнулся он. – Ради бога, он же всего-навсего треклятый евнух! Они могли бы придушить его голыми руками!

Он поднял бутылку и почти дружеским жестом отодвинул Федерико, чтобы тот не загораживал женщину. Да, она снова была здесь. «Отлично, красавица, иди же ко мне!» – сказал он про себя и быстро стал глотать бренди.

Обжигающий напиток прочистил ему рот, прояснил глаза. Дождь падал беззвучно, невесомо, похожий на серебристое кружево.

И тепло в груди было просто роскошным; Карло не отнимал бутылки от рта.

В свои последние дни Марианна металась по комнате, выдергивая ящики из шкафов и комодов: «Отдай ее! Ты не имеешь права забирать ее у меня! Я ее здесь положила! Ты меня здесь не удержишь!»

А потом последовало предупреждение старого врача: «Она себя убьет». А в конце – крики Нины, бегущей по коридору: «Она не говорит, она не шевелится!» – и плач, плач…

За четыре часа до смерти она это знала. Она открыла глаза и сказала: «Карло, я умираю».

«Я не дам тебе умереть! Марианна!» – звал он ее. А потом она на миг очнулась, села на постели, распахнула глаза. «Тонио!» – и больше не произнесла ни слова.

Тонио, Тонио, вечно один только Тонио.

– Синьор, пора домой… Если это не удалось сделать так, как это должно было быть сделано, есть опасность, что…

– Что? Им нужно было просто свернуть шею каплуну! Если они еще этого не сделали, значит, сделают. Не желаю больше говорить об этом. Ступай!

«Певец Тонио Трески!» – презрительно усмехнулся Карло.

– Но на пакетботе обязательно должно было быть какое-то послание.

– Ага, доказательство! – сказал он. – Доказательство.

Голова в кровавом мешке.

«Уберите это от меня, уберите это от меня, уберите это от меня-я-я-я!»

Она никогда не переставала выпытывать у него: «Ведь не ты это сделал? Ведь не ты?» И он в тысячный раз шептал слова отрицания. Тысячу раз в те первые дни, когда все готовы были наброситься на него, как стервятники. Там, за закрытыми дверями, она прижималась к нему, вцеплялась в него, как птица когтями: «Мой сын! Мой единственный сын! Наш сын! Ты этого не делал!»

«Так скажи это сейчас!» Он смеялся, смеялся: «Нет, моя дорогая, тысячу раз нет! Я не мог сделать ничего подобного. Он сам совершил этот необдуманный поступок». И тогда ее лицо смягчалось и она верила ему, по крайней мере в тот миг, что находилась в его объятиях.

– … К чему так скорбеть?

Кто это сказал?

Карло быстро обернулся и увидел две поспешно удаляющиеся фигуры: тяжелые черные патрицианские одежды, белые парики… Его бдительные и вечно осуждающие соперники!

Федерико был уже далеко, очень далеко, наблюдал из аркады, а с ним и остальные. Четыре отличных кинжала, четыре горы мышц – достаточно, чтобы защитить его от чего угодно, за исключением безумия, за исключением горечи, за исключением ее смерти, за исключением бесконечных, ужасных лет без нее, бесконечных лет…

Пьяная тоска навалилась на него. «Как я хотел ее, мою Марианну! Как это описать?» Даже когда она плакала у него на руках, даже когда вопила, чтобы он отдал ей бутылку, даже когда ее пьяные глаза смотрели на него осуждающе, а губы расползались в стороны, обнажая ослепительно белые зубы! «Разве ты не видишь, что я теперь с тобой, – говорил он ей. – Мы вместе, а они все ушли, и они уже никогда не смогут нас разлучить, ты такая же красивая, как всегда, нет-нет, не отворачивайся от меня, взгляни на меня, Марианна!»

И лишь на короткий срок эта неизбежная мягкость, эта покорность: «Я знаю, что ты не смог бы сделать это, с кем угодно, но только не с Тонио! А он счастлив, правда? Это не ты… и он счастлив».

«Нет, моя дорогая, мое сокровище, – отвечал он. – И он обвинил бы меня, если бы это сделал я. Ты же собственными глазами видела бумаги, которые он подписал. Что бы он выиграл, не обвиняя меня?»