Война за океан - Задорнов Николай Павлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Эй, паря, мотри-ка – че такое?
– Не плот ли?
– Кто это? – оживились на батарее и стали собираться у бруствера.
– Не наши ли?..
– Наши! – сказал матрос сорок седьмого камчатского экипажа. – Это Усов с Тарьи кирпичи везет. Да прямо на эскадру правит! Не с ума ли сошел?
– Усов – унтер-офицер, должен бы иметь понятие. Он там долго жил на кирпичном заводе.
– Че ж, в самом деле. Как бы его упредить…
Сигнальщик уже передавал в город, что с Тарьи идут шлюпка и плот.
На английских судах тоже заметили приближение плота и шлюпки. На одном из фрегатов забегали люди, и вскоре от него отошли две шлюпки, а за ними еще пять шлюпок отвалили от эскадры. Усов, видно, разглядел вражеские флаги. Оставив плот, шлюпка стала быстро убегать.
– Кого же теперь! Поздно спохватился!
– Ну поперли за им! Как хлестко гребут!
– Уходит…
– Нет…
– Уйдет, уйдет!
– Ну да, куда он уйдет, смеешься…
Все пришли в сильнейшее возбуждение. На шлюпке выгребали изо всех сил. Но англичане шли быстрее.
– Гляди, там баба с имя. Человек десять наших…
– Это с Тарьи. Они там кирпич выжигают. Усов и шестеро с ним… Они!
– Да это не Усова ли жена?
– Она в то воскресенье с ребятами гостить поехала к Усову.
– Паря, настигают!
– Беда!
– И там Удалой с имя!
Каждый желал бы что-то сделать, как-то помочь, но что сделаешь, когда за Усовым гонится семь шлюпок и расстояние все сокращается. Между батареей и этими шлюпками залегла эскадра из шести кораблей. А пушки наши до эскадры достать не могут.
– Да что он, дурной, неужели пальбы не слыхал?
– Жена гостила…
– Одурел старик, как олень на гону.
Казалось, что уходившая шлюпка была уже у берега.
– Вот теперь попался! – сказал матрос.
– Готово! Весла наши подняли. Схватили наших!
Английские шлюпки окружили плот, а французские – шлюпку и повели ее к эскадре. Вскоре все шлюпки скрылись за судами.
– Как он не видел!
Этот случай долго обсуждали на батарее. Почувствовалось, что враг не шутит. Сразу столько шлюпок отвалило, пошли друг с другом наперегонки и схватили.
– Им, видно, «языка» надо, – заметил Скобельцын.
– Ну там имя дадут пить теперь!
– А ребятишек тоже будут терзать? – с испугом спрашивал Ваня, мальчик, сын солдата, обязанный подносить картузы.
Никто не ответил ему. И Скобельцын из желания возбудить ненависть к врагу и для порядка, для правильного суждения, стал объяснять, что будут наших пытать и терзать, потребуют сказать, сколько войска в городе, где стоит, какие начальники и сколько пушек.
– Не позволяется терзать пленных, – заметил аврорский матрос.
– Да что они скажут! – вмещался матрос сорок седьмого экипажа Сивцов. – Они же давно из города.
Общее мнение было, что Усов ничего не знает, он давно из города и ничего с него и с его товарищей не возьмешь. Но настроение у всех стало тревожней. Под вечер опять несколько шлюпок пошли от эскадры делать промеры, но они держались далеко, так что стрельба с батарей не могла причинить им никакого вреда.
– Дознались, нет ли? – говорил Маркешка и думал: «Если узнали, сколько чего у нас, и пошли делать промеры, то ночью полезут на берег…»
Гаврилов ходил и все проверял, как и что делается. В душе он недоволен Василием Степановичем. Как казалось Гаврилову, тот всю свою заботу выказывал третьей и второй батареям, которыми командовали братья князья Максутовы, а к Гаврилову он давно придирался, еще в пятьдесят первом году устраивал ему «распеканции», считал его наперсником Лярского.
Казаки и матросы докапывали землянку, делая укрытие. Тут же «починялись»: латали одежду, ичиги.
Шлюпка с эскадры пошла к берегу. У одного из орудий все время стояла прислуга. Шлюпка приближалась. Гаврилов долго следил за ней. Прогремел выстрел. И сразу по этой же шлюпке ударили с четвертой батареи. Шлюпка с англичанами в красных рубахах шла, не обращая внимания на ядра. Правили прямо к кладбищу как ни в чем не бывало.
– Паря, храбрые!
– Они туда гнут! – говорили на батарее. – Однако туда и станут нападать.
Со второй батареи дали по шлюпке три выстрела.
– Они все прилаживаются, завтра туда надо ждать гостей.
– Ну что, не попали?
– Нет…
– Завтра начнется, – сказал Маркешка.
Не доходя до берега, шлюпка повернула и так же с промером пошла обратно. Офицер стоял на корме во весь рост на виду.
– Завтра начнется, – повторил Маркешка.
Алексей невольно посмотрел на скалу, высившуюся над батареей. Гаврилов снова выпалил. Ядро пролетело над головой английского офицера.
– Сшибить бы его! Стоит, зараза, как бурхан! Хотя бы поклонился…
Все это были неприятные предвестники грядущей битвы. Похоже, что враг этот спуску не даст и ядер не страшится. Это приободрило и Гаврилова.
В душе каждого сильно тревожил вопрос: что-то завтра? Как ночь пройдет? Деваться тут некуда. Над головой скала, вокруг море. А враг обложил со всех сторон. Тучи то густели, то расходились. Погода стояла теплая, и на ночь никто из часовых не надевал полушубка.
Ночью где-то за Никольской сопкой раздавалась ружейная стрельба. Видно, там тоже ходили шлюпки с промерами.
На батарею пришел офицер, что-то говорил Гаврилову.
Всю ночь на эскадре слышался плеск весел и стук топоров. Там тоже готовились.
– И плотничают, починяются, имя тоже без ущерба не обошлось.
Многие не спали в эту ночь. Маркешка тоже часто просыпался, подходил к берегу, смотрел на море. Звезд не видно было, тучи, тепло. Уж осень близка. А лета не видали.
Глава пятая
ШТУРМ
Утро. Вражеская эскадра начала двигаться. Воздух тихий. Из города доносится молитва, пение, голос попа. Это на второй батарее служат молебен. С Сигнального мыса видны отряды, стоящие там с примкнутыми штыками. С вражеского парохода выпалили. Ядро пронеслось над горами и, перелетев их, шлепнулось в бухту. Пароход с фрегатом на буксире вышел вперед. Запыхтело, задымило. Вражеские суда, казалось, шли, чтобы палить по второй батарее и туда, где «Аврора», где служили молебен, стояли войска, чиновники и сам губернатор. Снова выстрелила вражеская пушка.
– Ур-ра! – загремело в утренней тишине на всех русских батареях. Начали где-то у «Авроры». Что-то гордое и торжественное было в этом крике, так что хотелось жертвовать собой. Маркешке горло сжало.
– Ура!.. Ура!.. – перекатывалось с сопки на сопку.
Много ли у нас людей! Казалось, кричат леса, сопки и вся наша земля.
Петропавловск объявлял, что он не сдается. Вот снова покатилось «ура», его начали там, в сердце порта, у «Авроры» и у второй батареи, первыми грянули матросы и вот уже подхватили на четвертой…
– Ура, братцы! – крикнул Гаврилов.
– Ур-ра! – подхватил Маркешка вместе с товарищем. «Слушай, эй! – хотелось крикнуть пароходу. – Не сдаемся, паря!»
– Ура-а-а-а!.. – гремело на батарее под скалой.
Слышно было, как подхватили у Максутова на седловине и где-то далеко еще, – это, видно, на пятой, у Карла Газехуса.
«Прощай, Любаша!» – подумал Маркешка, вспоминая свою жену. Не так жаль было помирать, как жаль, что Любаша достанется кому-то. Разве она во вдовах высидит? И при живом-то муже ей от мужиков отбоя нет! «Уж я ли не муж, сама говорит – удалой, охотиться ли, пахать ли, ружье производить, плясать ли, еще ли чего… Что мордой желтоват да кривоногий – она про то мне завсегда говорила, что ей это все равно, что у нее ко мне расположение души, а на морду не заглядывает. «У тебя, говорит, зато глаза».
Но, как замечал Маркешка везде и всюду, если мужик маловат ростом, то бабы его не очень любят… И тут под ядрами, перед лицом смерти, маленького Маркешку временами начинала разбирать ревность. «Неужели Любаха грешит, пока мы тут за веру, царя и отечество льем кровь?..»
Английский пароход подхватил два огромных фрегата, как под ручки, и потащил их. А в хвосте тащится третий. Это как Любава идет и ругается на мужа.