Царевна Нефрет (Том II) - Масютин Василий Николаевич (книги хорошего качества .txt) 📗
Мэри сама не знала, стоит ли и дальше задумываться над гнетущей домашней обстановкой или забыться среди друзей и развлечений. Но все-таки ей нужен был кто-то рядом, с кем можно было бы поделиться мыслями и впечатлениями… Может, пригласить барона? Но она пугалась его больших жадных рук.
Мэри стояла у широкого окна, выходившего на заднюю аллею. На другой стороне улицы — авто с лениво развалившимся за рулем шофером. Это вечно ждущее авто наводило на нее непонятную грусть. Отвела глаза, стала рассматривать узоры на коврах, по которым столько раз проходила.
Бессознательно подошла к фортепиано и начала барабанить тустеп, потом онстеп и другие шумные мелодии. Недовольно ударила раскрытой ладонью по клавиатуре своего «Бехштейна» — впервые, вероятно, ощутившего на себе такой удар. Струны застонали.
Мэри поспешно оделась, села в авто и поехала в город. Ходила по магазинам, вспоминала все безделушки, которые покупала когда-то от нечего делать, встретила в кондитерской нескольких знакомых, выпила чай, съела несколько пирожных, выкурила несколько папиросок и вернулась домой к обеду. Райт с каждым разом ел все торопливей, словно ему жаль было тратить время на такую лишнюю вещь, как обед. Он спросил у Мэри, какая сегодня погода — будто и вовсе не выходил из дома.
— Зависит от того, кто и как чувствует… Иногда солнечные дни кажутся хмурой осенью, — ответила Мэри, стыдясь своей откровенности.
Райт не заметил в ее словах ни тени признания.
— Да-да… — машинально повторил он, — все зависит от того, кто и как чувствует…
Пикок писал Райту:
«Ваши рассказы о Нефрет напоминают чудо или сказку, а наши трезвые времена не признают ни чудес, ни сказок. Да, те люди, которых Вам хотелось бы оживить, жили чудесной жизнью… как Вам, по крайней мере, видится. А не кажется ли Вам странным, дорогой Райт, что именно наши земляки — ибо и в Вас течет английская кровь — о которых весь мир говорит только как о спортсменах и промышленниках — создали самые замечательные сказки? Возьмите для примера Оскара Уайльда. А забытые теперь прерафаэлиты — не рассказывали ли и они сказки, все явственней смешивая правду и фантазию? Я даже сказал бы, что именно англичане создали произведения, в которых фантазия звучит наиболее убедительно — таковы Шекспир, Стивенсон, Эдгар По, Киплинг, Уэллс.
Я упоминаю об этом только потому, что объясняю для себя Ваш подход к опытам над Нефрет Вашим английским происхождением. Не сердитесь, но иначе я не могу принять как удовлетворительные научные основания изложенных Вами фактов. Вы сумели облечь творения Вашего воображения в реальные образы. Возможно, здесь сыграло свою роль ясновидение, которому наука также придает большое значение. Талисманы, на которые Вы, в отличие от других, уже обратили внимание в своей книге, могут послужить примером этой научно разъясненной тайны. Я легко могу поверить, что в состоянии транса Вы прожили иную жизнь, наполнив ее образами, что взрастило ваше жадное воображение. Эти впечатления были почерпнуты из жизни — хотя лишь бессознательно восприняты, утаены. Я отнюдь не собираюсь опровергать то, что Вы с такой решительностью утверждаете, однако полагаю, что в своей теории Вы слишком смело заполняете пробелы, перед которыми в задумчивости останавливаются Ваши старшие коллеги-исследователи. Ваши гипотезы блестящи, они возможны, но остаются фантазией. Помните, что Ваш незабвенный покойный учитель, Стакен, был первостепенным воплощением строго научного метода.
Вы превосходно изобразили судьбу царевны, но мы — приверженцы старого метода, следившие с большой симпатией за Вашей деятельностью — надеемся теперь, что Вы порадуете нас действительно научными сочинениями. Мы с нетерпением ждем публикации собрания Стакена под Вашей редакцией. Вы уже отдали дань красивым сказкам, а сейчас должны показать второе, не менее характерное свойство англичанина — рвение. Именно такого рвения потребует наследие Стакена. Только целенаправленная воля и ясная голова помогут Вам пробраться сквозь лабиринт манускриптов. Я не сомневаюсь, что Вы преодолеете все трудности и Ваше имя займет подобающее место рядом с именем Вашего великого учителя…»
Папирусы Стакена мало интересовали Райта и он оставил их на попечение своих ассистентов. Ассистенты не могли разобраться с некоторыми нечитаемыми и непонятными местами, зато честно заглядывали в словари и упорядочивали материалы.
Ассистент Курт Ремер считал, что сам черт подтолкнул его заняться египтологией. Его отец — большой знаток персидской литературы и автор целого ряда ныне забытых исследований — поддержал решение сына: Египет был тогда в моде и обещал лучшее будущее, чем Персия. Курт был сперва учеником Стакена и терпеть не мог старого профессора, затем перешел под начало Райта, которого воспринимал как чудака.
В семейном кругу Курт Ремер вел себя скромно и послушно. Жили они в маленьком доме в Штеглице, и отец держал всех в строгости. Семья страдала от нехватки денег, и если бы приятель Курта, Макс Курц, не открыл ему некоторые тайны валютных спекуляций, Ремеру оставался бы единственный выход — самоубийство. Не мог же молодой и здоровый человек из высшего общества постоянно сидеть дома и отречься от всех развлечений большого города…
Да и то, нельзя было назвать настоящей жизнью всю эту круговерть вечно скачущих валютных курсов, все эти жалкие мелкие заработки, которые стоили столько нервов, времени, бессонных ночей и позволяли лишь скромные холостяцкие развлечения — без шика, без поэзии, без порывов…
Когда же случалось заработать чуть больше — немного ликера, немного музыки, немного тепла и танцев, и из надежд, печалей и мечтаний рождался такой опьяняющий коктейль, что мир загорался новыми красками. Да, все зависело от денег, от проклятой мамоны… какое свинство! И как мало времени остается после работы для развлечений с приятелями! Дома рано запирают двери, заставляют приходить вовремя. Упреки, злобные замечания, патриархальная дисциплина…
Что сказать: без Жанны Бельмар жизнь Курта Ремера было бы попросту безнадежной.
На самом деле Жанну Бельмар звали Иоанна Беле. Она была маленькой черноволосой танцовщицей из варьете и обладала хорошеньким личиком. Личика было достаточно. Характер только вредит карьере танцовщицы. Она вся состояла из пудры, румян и красного карандаша для губ. Была не злой и не доброй, а как раз такой, чтобы понравиться в данную минуту очередному ухажеру. Мимикрировала. И если все ее кавалеры были ветрогонами, то и сама Жанна была не менее ветрена и легкомысленна — легка, как воздушный шарик.
Сценический псевдоним «Жанна Бельмар» придавал ей некоторое пикантное очарование иностранки. Можно было ненавидеть французов и выставлять им счет за последнюю войну, но никакая война не отменяла того факта, что у француженок есть chic. «Шика» у Жанны было немного, но кто это замечал? Курт Ремер знал, что без Жанны его жизнь была бы безнадежней и горше пустого кармана.
Жанна умела заливаться серебристым смехом, как соловей, показывала Курту дыры в своих чулках, позволяла ему их штопать и в награду… натягивать чулки на ножки.
Это было все. Курт был только третьим в компании, потому что у Жанны уже был опекун — Макс, а у Макса водились деньги. Без такого Макса она в самом буквальном смысле слова не смогла бы выжить — удержаться на поверхности жизни. Но все трое умели дружить и беззаботно проводить вечера.
У Макса всегда водились деньги — много для себя, меньше для Жанны и совсем мало для Курта. У Курта было мало денег для себя и ничего для Жанны. Из этого со всей очевидностью следовало, что Жанна испытывала большую симпатию к банковскому служащему и проныре Максу и совсем слабенькую — к честному египтологу Курту.
Зато Макс и Курт были нераздельны, как общество с ограниченной ответственностью. «Союз светлых надежд на будущее». Надежды действительно были светлыми. Курт верил, что благодаря своим комбинациям рано или поздно выловит большую рыбу. Его отец уже очень стар и оставит ему в наследство домик, который можно будет продать, а Жанна… наверняка прославится.
