Последняя бурская война - Хаггард Генри Райдер (книги онлайн полностью .TXT) 📗

Вот еще одно свидетельство, полученное совсем недавно. 9 мая 1881 года были даны под присягой показания преподобного Джона Торна, помощника приходского священника евангельской церкви Св. Иоанна в Лейденбурге, которые затем были переданы на рассмотрение Королевской комиссии, занимающейся вопросами урегулирования внутренних дел в стране, где, в частности, говорится: «Около 13 лет назад, когда президентом республики был м-р Преториус 18, я получил приход в Почефструме. Помню, как-то утром, идя по улице, я заметил группу молодых туземцев, которые были не из здешних мест. Я спросил, откуда они. Мне показалось, что их привезли из Зюйдпансберга. В то время рабов главным образом привозили оттуда и называли их «черной слоновой костью». Один из этих туземцев принадлежал м-ру Мьюнику, государственному прокурору. В то время все говорили, что сам президент республики является одним из главных работорговцев». В четвертом параграфе того же документа читаем: «Преподобный Нахтигаль, член берлинского миссионерского общества, присутствуя в качестве переводчика на частной аудиенции м-ра Рота с представителями племени матани, после интервью рассказал мне о том, что произошло. Заметив мое удивление по поводу услышанного, он сказал, что у него есть информация, которая удивит меня еще больше. Затем он достал копию официального списка, в который были включены мужчины, женщины и дети – всего четыреста восемьдесят человек, и который хранился в ведомстве ландроста, а затем был передан из рук в руки от одного бура к другому на рассмотрение. В одном случае в обмен предлагался буйвол, в другом – козел, в третьем – одеяло и т.д. Многих туземцев он (м-р Нахтигаль) знал лично. Копия была заверена официальным лицом, имени которого я не называю по причине опасения за его жизнь в случае, если этот факт станет известен бурам». 16 мая 1881 года туземец по имени Фредерик Молепо предстал перед королевской комиссией для дачи показаний. Ниже приводятся выдержки из его показаний:

– Сэр И. Вуд. Вы исповедуете христианскую веру?

– Да.

– Сэр Г. де Виллерс. Как долго вы находились в рабстве?

– Полгода.

– Почему вы считаете, что были рабом? Может быть, вас обучали ремеслу?

– Нет, меня не обучали ремеслу.

– Почему вы так считаете?

– Они забрали меня у моих родителей и плохо обращались со мной.

– Сэр И. Вуд. Как часто вас били?

– Каждый день.

– Сэр Г. де Виллерс. Что с вами сделали буры после того, как поймали?

– Они продали меня.

– За сколько они вас продали?

– За корову и большой кувшин.

28 мая 1881 года среди прочих документов, переданных на рассмотрение Королевской комиссии, поступило заявление одного из вождей туземцев, чье имя не называется в целях его безопасности.

«Я заявляю, что если английское правительство погибнет, то я тоже погибну; лучше умереть, чем подчиняться правительству буров. Перед вами человек, который как раб работал на строительстве церкви, которую вы видите сейчас на площади (в Претории), не получив за свой труд ничего. Как представитель своего народа я подчиняюсь английскому правительству и готов выполнить все его приказы и даже умереть за его дело в этой стране, но не сдаться бурам.

Мой предводитель Шамбок прежде сражался с бурами, а потом бросил нас, и мы были проданы с аукциона бурам. Я хочу подтвердить это сам перед королевской комиссией в Ньюкасле. Меня купил Фриц Бота, а продал Фредерик Бота, который был тогда фельд-корнетом (мировым судьей) у буров» 19. Мне нетрудно представить и другие факты, свидетельствующие о том, что в стране процветала работорговля, но в этом нет необходимости, поскольку вышеупомянутые факты являются ярким подтверждением этого. Моим читателям теперь нетрудно будет самим разобраться, существовало рабство в стране или нет, или же это была одна из форм обучения ремеслу.

Если они придут к заключению, что рабство в стране действительно существовало, то следует иметь в виду, что то, что существовало в прошлом, обязательно повторится в будущем. Туземцы, как и раньше, не особенно стремятся работать на буров, а бурам, тем не менее, требуется рабочая сила. Если же, напротив, они решат, что рабства не было, то выходит, что буров серьезно оклеветали, а все писатели, которых волнует эта проблема, от Ливингстона до дальних провинций, сговорились, чтобы очернить этот народ.

Оставим на время проблемы туземцев и вернемся к общему положению дел в стране. Когда 4 сентября президент Бюргерс открыл особое заседание фолксраада, он обратился, как мы помним, к членам парламента с просьбой о выделении средств на компенсацию военных расходов. Ответом на это обращение было принятие закона о военном налоге, согласно которому каждый владелец фермы обязан был заплатить в казну по десять фунтов, владелец половины фермы – по пять фунтов и т.д. Этот закон оказался не очень справедливым, так как он в равной степени ударил как по богатым, так и по бедным. Однако вопрос о том, был ли он справедлив или нет, оказался не суть важным, поскольку свободные и независимые граждане, в том числе отдельные члены фолксраада, принимавшие его, очень скоро стали уклоняться от уплаты не только этого налога, но и вообще любого другого. Поскольку казна была уже пуста, а кредиторы нажимали, то время для этого было выбрано самое неподходящее, и вскоре положение в стране стало катастрофически ухудшаться. Между тем, помимо обычных расходов и процента по выплате долгов, необходимо было найти средства, чтобы заплатить добровольцам фон Шликмана. Поскольку денег в стране не было, то правительство выпустило долговые векселя, которые в народе называли «пустыми бумажками», и обещало раздать все награбленное добро, а также предоставить каждому желающему ферму площадью в две тысячи акров на землях, лежащих к востоку и северо-востоку от гор Лулу – иными словами, на землях Секукуни, которыми правительство не имело право распоряжаться.

Тяжело пришлось государственным чиновникам – в течение шести месяцев до объявления аннексии они жили на самообеспечении; нет сомнения в том, что им не выплачивали жалования, за исключением почтмейстера, которому посоветовали расплачиваться марками.

Правительство выпустило большое количество векселей, однако банки отказывались учитывать их. В некоторых случаях, как акт благотворительности, соседние колонии предоставляли ссуды подрядчикам почтовых дилижансов, которые перевозили почту. Правительству пришлось даже заложить крупный солеваренный завод близ Претории за ничтожную малую сумму в четыреста фунтов, а правительственные чиновники вынуждены были отдавать в залог свои собственные кредиты. Дела дошли до такого состояния, что когда страна была аннексирована, в ее казне обнаружили всего лишь один-единственный трехпенсовый грош, (который, несомненно, проглядели) вместе с долговыми расписками на сумму около трехсот тысяч фунтов.

Уклонение от уплаты налогов явилось не единственной трудностью, с которыми пришлось столкнуться правительству. Отсутствие финансов тяжело и болезненно отражается на государстве и на человеке, но существуют, пожалуй, вещи похуже, чем нехватка денег. Что, к примеру, чувствует человек, когда его оставляют друзья и близкие? Примерно в таком положении оказалось правительство республики: едва оно столкнулось с водоворотом проблем, как тут же его подданные начали травлю своего правительства, особенно это касается английской части населения. Они жаловались британским властям по поводу призыва на службу членов их семей, по поводу реквизиции товаров и имущества; они просили английское правительство вмешаться и, в общем, доставляли множество хлопот местным властям. Такая манера поведения, возможно, была естественной, но вряд ли ее можно назвать логичной или справедливой. Правительство Трансвааля никогда не приглашало этих людей сюда и не заставляло поселяться и жить в этой стране, и если уж они решились на это, то, должно быть, поступили так на свой страх и риск. С другой стороны, следует помнить, что многие из них накопили богатства, стали собственниками, а оставить собственность – это значит стать нищим, и они прекрасно понимали, что необходимо было что-то предпринимать.