Сердар - Жаколио Луи (книги без сокращений TXT) 📗

Это Кишная раскидывал свои сети. Однако спустя некоторое время Арджуна, настоящий браматма, прибыл в Нухурмур, куда его проводил сын Анандраена. Он подтвердил это, прибавив также, что ждет возвращения Сердара. В этот день все торжествовали в Нухурмуре, и Барбассон, посоветовавшись по своему обыкновению с Барнетом, объявил, что лучше сто раз начать борьбу, чем продолжать вести эту отшельническую жизнь, на которую их обрекли.

А про себя провансалец говорил: «Я уверен, что Барнет, став миллионером, направился бы в сторону французской территории, чтобы сесть на первый пароход, отходящий в Европу, – единственное место, где можно спокойно наслаждаться своим состоянием. А если Барнет поступил бы так, то почему и мне не поступить так же? Ведь Барнет был олицетворением честности. К тому же Нана дал мне этот миллион в награду за мои услуги в прошлом, – мы, значит, квиты, и я свободен».

Остановившись на этом плане, Барбассон с нетерпением ждал часа, чтобы осуществить его. Послушай его, так все сейчас же должны были отправиться в Биджапур, чтобы присоединиться к Сердару.

Ах! Барбассон, ты готов трусливым отказом запятнать свою жизнь, полную лишений, но и полную упорной борьбы, мужества, энергии и самых опасных приключений! К счастью, судьба в память о твоих прежних заслугах решила иначе, и в минуту опасности в тебе снова проснулось чувство долга.

Как только Сердар узнал правду о Кишнае и о его смелых действиях, он тотчас же послал факира в Нухурмур, чтобы предупредить Барбассона и Нану о возможности появления у них предателя. Но по роковой случайности, весьма обыкновенной для Индии, посланца укусила ядовитая змея. Он умер, и труп его спустя несколько минут сделался добычей шакалов. В Нухурмуре поэтому ничего не знали о том, что случилось в Биджапуре, когда в один прекрасный день явился Кишная с самозваной делегацией от общества «Духов вод».

Все они были в масках согласно уставу Совета семи, и, к довершению несчастья, Арджуна, которого Сердар не мог предупредить ни о чем, занимая его место, признал их за законных членов Совета.

Кишная к тому же привез браматме, Нане Сахибу и Барбассону известие о Сердаре. Он знал все так хорошо, что ему не составило труда сыграть свою роль и обмануть принца и его свиту.

Было решено поэтому на следующий же день присоединиться к Сердару. Вечером перед тем, как ложиться спать, тхаг отправил свое послание сэру Джону Лоренсу с помощью туземца из касты бохисов, или скороходов, который находился на службе вице-короля. Кишная взял его с собой именно для этой цели.

В своем послании, полном уверенности в успехе, он выразил сомнение относительно Барбассона, потому что провансалец весь день почти не спускал пытливого взгляда с начальника тхагов.

Кишная заметил это, так как привык за свою жизнь быть крайне наблюдательным человеком, но приписал такое внимание к себе обычной осторожности провансальца.

Все шло к лучшему, по мнению тхага, и, уверенный в успехе, он все же постарался внушить сэру Лоренсу некоторые опасения с той единственной целью, чтобы придать себе большую цену в глазах вице-короля.

Однако Барбассон не без причины смотрел с таким упорством на тхага. Провансалец не говорил на языке телугу, которым преимущественно пользовался Кишная. Как все люди, не понимающие какого-нибудь языка, он легко удерживал только те выражения, звуковые сочетания которых больше всего поражали его слух.

Слушая, как Кишная говорил о Сердаре, Барбассон был поражен его произношением этого имени. Начальник тхагов обладал совсем другой интонацией, которая не походила на интонацию живущих в Нухурмуре, что особенно было заметно при произношении имени Сердара. И чем больше вслушивался провансалец, тем больше казалось ему, что он не в первый раз слышит это характерное произношение.

Барбассон отличался прекрасной памятью, хотя это не помешало ему сказать: «Будь жив бедный Барнет, он сообщил бы мне кое-что на этот счет».

Напрасно ломал он себе голову над тем, где он слышал этот голос, память отказывалась служить ему. Но он не отчаивался, ибо чем больше думал, тем больше приходил к убеждению, что с этим связано что-то очень важное.

Была, однако, одна зацепка, которую его память подсказала ему. Он со всей ясностью вспомнил, что первый раз услышал такое странное произношение имени Сердара, когда был вместе с Барнетом, и что эта странность была молча отмечена ими обоими.

День прошел в этих размышлениях, но они не увенчались успехом, потому что он не мог заняться ими целиком, так как вынужден был ежеминутно отвечать на просьбы товарищей и на вопросы вновь прибывших.

Ночь, позволив ему уединиться, должна была облегчить его изыскания.

Он жил в прежнем помещении Сердара, которое занял, как старший комендант крепости, по приказу принца, за которым Сердар сохранил все привилегии, положенные королевским этикетом.

Как только он уединился, то сразу принялся за приведение своих мыслей в порядок.

– Ну, – сказал он себе, – будем рассуждать логично, как это делал бедный Барнет во всех случаях, ибо Барнет был олицетворением логики. Я поражен необычным произношением этого члена общества в маске и нахожу, что этот акцент я где-то слышал. Это важно потому, что я не могу приписать его ни одному человеку, которого встречал раньше. Если это сходство принадлежит двум разным людям, то я напрасно ломаю себе голову.

Но если, как я имею все основания думать, это один и тот же человек и я его уже когда-то слышал, то эта таинственная личность начинает казаться мне подозрительной. Я не могу узнать ее под маской, зато она может прекрасно видеть, кто мы, и если не напоминает мне, при каких обстоятельствах мы виделись, то, значит, имеет важные причины скрывать это. Исходя из этого, я должен узнать, где я видел эту личность вместе со своим другом. Прибегнем теперь к исключению неизвестных из нескольких уравнений. Начнем с того факта, который мне кажется очевидным. Известно, что я видел или слышал этого таинственного человека, только будучи вместе с моим другом Барнетом. Исключим все лишнее…

Оставив в стороне все те места, где они не были вместе, и все события, в которых янки участия не принимал, Барбассон пришел к выводу, что ни на Цейлоне, ни в Нухурмуре он этого незнакомца не встречал.

Мало-помалу суживая поле своих поисков, ему не осталось ничего больше, как перейти к исследованию событий той ужасной ночи, когда их связанных принесли в лагерь тхагов, где Барнет и умер.

Этот лагерь, как вы помните, был устроен в подземных развалинах древних храмов в Велуре, и затем Барбассон внезапно вспомнил, что в ту ночь, когда они были пленниками тхагов в подземной камере, они с Барнетом были страшно удивлены, узнав о той ловушке, которую приготовили тхаги, чтобы Сердар попал прямо в руки своих врагов на Цейлоне.

Радость при этом открытии была до того велика, что Барбассон, подобно Архимеду, едва не соскочил со своей постели и не принялся кричать: «Нашел! Нашел!» [86]

Однако скоро он заметил, что поспешил отпраздновать свою победу. Он вспомнил, что начальник тхагов, Кишная, говорил, объясняя своим приверженцам, какую западню он придумал для Сердара…

Но Кишная был повешен в Велуре, а потому нечего было ждать возможности видеть его живым в Нухурмуре, готовящим одну из своих чудовищных махинаций, на которые он был такой мастер.

– Значит, судьба решила, что я не найду ничего, – вздохнул бедный Барбассон. – Ах! Барнет, Барнет! Как не хватает мне в эту минуту твоего гениального ума.

Не падая, однако, духом и с тем упорством, которое было присуще ему во всех его начинаниях, провансалец вновь принялся за свои умозаключения, и этот вторичный обзор привел его к тому же решению: в ночь, проведенную в подземных развалинах, он слышал имя Сердара, произнесенное таким именно странным образом, и произносил его тхаг Кишная. И вот теперь в Нухурмуре он слышит совершенно ту же интонацию, тотже тембр, тот же голос: