Яик – светлая река - Есенжанов Хамза (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Скрепя сердце Мендигерей подчинился. Джигиты должны были вернуться из Богданович сюда, в его тайную квартиру, и Мендигерею оставалось только ждать.
Ночь раскинула над аулом свое покрывало. Одинокие звезды замерцали в вышине. Но тишина, спутница ночной тьмы, не давала уснуть Мендигерею. Все думы его были там, в Богдановке: «Неужто спалят они ее?» Ныло плечо, во всем теле разливалась слабость. Он лежал, закрыв глаза, – так было легче: тревога немного отступала.
Тяжелые шаги прозвучали в напряженной тишине. Мендигерей сел. Кто-то был рядом, в комнате, он ясно различал дыхание людей. «Вошли без стука, – подумал он, – чужие…» Он чиркнул спичку, неторопливо зажег лампу – прямо перед ним стояли четверо. Один из них держал наготове наган, в руках других тускло сверкнули шашки. Мендигерей снова откинулся на подушку и закрыл глаза. Где-то недалеко печально вскрикнула ночная птица, и все смолкло.
«Кто этот с наганом? – стучало в мозгу Мендигерея. – Где, где я видел его?»
– Что вам нужно? – как можно спокойнее спросил он.
– Бросай оружие! – заорал Аблаев, поднося вороненое дуло нагана к лицу Мендигерея.
– Если бы у меня было оружие, – проговорил Мендигерей спокойно, – вряд ли я лежал бы в постели…
И тут он увидел правителя Абиля. Тот боком протиснулся в двери, его бесцветные глаза беспокойно забегали.
– Ты сделался полицейским шпиком, – сказал Мендигерей, брезгливо поморщившись. – В этом нет ничего удивительного. Я хорошо знал, что ты найдешь себе подобное место.
Абиль молча опустил глаза.
– Вставай, одевайся! – властно приказал Аблаев.
Двое джигитов, спрятав шашки, подняли Мендигерея, грубо напялили на него одежду, скрутили руки. Острая боль в плече заставила его до крови закусить губы.
Нет, они не услышат его стона, эти люди! Он стиснул зубы и молча зашагал в сопровождении двух конвойных – офицер остался в домике. Вот и окраина села. «Видно, расстреляют за селом», – подумал он. Но шел молча.
Хаким прислушался. Придержав поводья, он вытянулся в седле, как струна. Нет, он не ошибся – на окраине села удалялся в сторону степи глухой топот, скрип колес. Может, это крестьяне отправились на сенокос? Не похоже. Тогда кто же эти люди, что едут в степь под покровом ночной темноты?
Он осторожно двинулся дальше. Обычно к дому Мендигерея Хаким подходил пешком – так было безопаснее. И сегодня он, как всегда, привязал кобылу к дереву, неподалеку от явочной квартиры, и осторожно направился дальше.
Тишина окружила его, даже замолк отдаленный лай собак. Хаким подошел и заглянул в окно. У Мендигерея было тихо и темно. «Верно, спит», – подумал Хаким и уже хотел постучать в окно. Но быстро отдернул руку – ему показалось, что внутри вспыхнул огонек раскуриваемой папиросы… Потом еще раз. Кто-то курил, стоя у окна с другой стороны.
«Он ждет меня и курит, поглядывая в окошко», – успокоил себя юноша и, обойдя дом, постучал в дверь. Никто не откликнулся. Прошло несколько минут, и Хаким слышал только тяжелые толчки собственного сердца. «Может быть, я не расслышал ответного сигнала Амира, а старик спит?» Хаким приложил ухо к замочной скважине… Вдруг до слуха Хакима донесся шепот. Шептались совсем близко, возле самой двери. Он едва успел отпрянуть, как дверь распахнулась. Хаким замер, прижавшись к стене, выхватил наган.
«Неужели взяли Мендигерея?» – с тревогой подумал он, и колючий холодок страха пробежал по его телу, сдавил холодным кольцом грудь.
Из дома вышел человек, прошел, едва не коснувшись Хакима, видимо, заглянул за угол. Глаза юноши скорее угадали его сутулую фигуру. Повернув, незнакомец пыхнул папироской, и Хаким ясно разглядел ненавистные оттопыренные уши Аблаева. Он весь внутренне сжался, точно змея, готовая к прыжку. «Проклятый выродок! Он нарушил клятву, чтобы снова проливать людскую кровь!»
Не помня себя, Хаким стремительно опустил правую руку с наганом на голову офицера. Аблаев грохнулся, не крикнув. А у Хакима потемнело в глазах от лютой боли – кисть руки, казалось, вот-вот оторвется, пальцы, слабея, выпустили оружие. Двое выбежали из дома и склонились над лежащим офицером. Хаким бросился за угол и побежал к соседнему дому.
– Стреляй! Стреляй! – закричали позади, и в ту же секунду боль обожгла правое бедро.
«Ранен, – в тревоге подумал Хаким. – Единственное спасение – добежать до лошади!»
Снова сзади загремели выстрелы, послышался топот, крики. Пользуясь темнотой, Хаким быстро пересек двор соседнего дома и с ходу вскочил в седло. Раненая нога с трудом попала в стремя. Хаким пришпорил лошадь и крупной рысью поскакал в сторону Богдановки.
«Добраться до нашего штаба… Спасти Амира, Мендигерея… Только скорее, скорей!» – билось в голове.
Неудачи преследовали офицера Аблаева. Ни одного из поручений он не смог выполнить. «Счастье и удача, повышение в чине и авторитет навсегда покинули меня», – с горечью думал он, лишившись каравана с оружием. Султан Арун, пожалев незадачливого вояку, отправил его на берега Яика для уничтожения партизан. Стиснув зубы, в погоне за ускользнувшей птицей счастья, ринулся Аблаев на поимку проклятых смутьянов. Схватив Кульшаи и мальчишек, задержав Мендигерея, Аблаев чуть не прыгал от радости.
И снова неудача – бежал неизвестный большевик, бежал, оставив глубокую рану на его, Аблаева, голове! Он был готов расстрелять той же ночью всех жителей Олетти, растерзать на куски пленников, попавших в его руки.
Но, поразмыслив, Аблаев решил доставить известного революционера Мендигерея в Джамбейту живым. Поэтому он запер всех четверых арестованных в чулан, выставив надежную охрану у дверей. Всю ночь он, не смыкая глаз, прошагал возле чулана, скрипя зубами от ярости.
Наутро к нему пришел Фроловский. Он был бледен.
– За что задержали моего Петра? – спросил он. – У мальчика своя собственная лодка. Что ж тут дурного, если он перевез кого-то через реку? Или отнес пищу косарям? Нельзя, уважаемый офицер, наряду со взрослыми привлекать к ответственности мальчишку…
– Хорошо, – сквозь зубы процедил Аблаев, – сейчас ты повстречаешься со своим сыночком.
И он обратился к солдатам:
– Вот видите – этот сам явился. Хорошо. Отправьте его вместе с сыном. Посадите к пленникам!
Фроловский взмолился:
– Господин офицер! За что? Ведь мы же ни в чем не виноваты…
– Свяжите этого и бросьте в телегу! – распорядился Аблаев. – Быстро! Ну!
Фроловский попытался вырваться из цепких рук охранников. Но один из них крепко стукнул его наганом по голове, и крестьянин упал. Тогда Аблаев несколько раз с наслаждением ударил его в лицо носком сапога…
Точно перевязанный сноп, сидел Фроловский в телеге. Он медленно начал приходить в себя. Темно-багровая, начинающая уже густеть кровь медленно ползла по груди.
Из чулана вывели мальчиков со связанными руками. Их тела прикрутили веревками к противоположному борту телеги. Петро сначала не узнал отца. Потом вскрикнул и опустил голову, боясь даже взглянуть на изменившееся, залитое кровью лицо. Икатай смотрел прямо перед собой, и его большие глаза были полны страха. Потом на другой тарантас водрузили Мендигерея и Кульшан.
Ехали к дальней окраине села. Старый тарантас, скрипя, покачивался из стороны в сторону, и рана Мендигерея болела нестерпимо. Как только миновали последний дом, Аблаев скомандовал:
– Стой!
Телегу, в которой сидели Фроловский и мальчишки, отвели в сторону за дорогу.
– Стройся, шашки вон! – фальцетом заорал Аблаев.
Двадцать всадников, обнажив шашки, выстроились по двое.
– Рубите! – махнул рукой офицер.
Пронзительно засвистели острые шашки карателей, с тупым страшным звуком мягко врезались в тела мальчиков. Дико закричала в тарантасе Кульшан. Она упала на грудь Мендигерея.
– Апа! Апа! – таял в воздухе последний, предсмертный крик Икатая.
Аблаев спокойно дал команду:
