Схватка (Повесть о ростовских подпольщиках) - Агуренко Борис Петрович (книга бесплатный формат TXT) 📗
Подполью тоже нужны были специалисты. Именно он, Матвей, и взялся смонтировать заряды для взрыва моста между Новочеркасском и Аксаем, в пяти верстах от станции.
Две барышни, по виду студентки, принесли Гунько динамит, фунтов двенадцать-пятнадцать, бикфордов шнур. Селитровый фитиль он сам купил. Дальше — вопрос техники. Вскоре снаряды были готовы.
К мосту пошли вчетвером — Зуб, Гунько, Юрченко, Мироненко. Заранее уточнили, что мост охраняют разъездные патрули, появляются они глубокой ночью. Подпольщики отправились на операцию вечерам. Поезда в ближайшее время не ожидалось.
Зуб держал наизготовке наган, Гунько влез на ферму, товарищи подали ему четыре снаряда. Подвязали их под каждой фермой и подожгли шнуры.
Вскоре они уже были в городском саду, где гремело какое-то празднество белых. Подпольщики веселились, шутили, старались больше попадаться на глаза.
И вдруг вздрогнуло черное небо, осветилось светлыми сполохами, послышался далекий, но сильный взрыв. Позже узнали, что одну ферму вынесло из фундамента, а сам фундамент разворотило. Моста не стало.
А эшелоны кубанцев направлялись из Ростова в Шахтную, чтобы быстрее попасть на Маныч. Теперь пришлось им двигаться в конном строю, теряя время и утомляя коней, на которых предстояло сразу же идти в бой.
Пимонов, Гунько, Зуб, Васечко у станции Персиановской перепутали телеграфные провода тонкой проволокой. И пошли телеграммы, в которых сам черт ногу сломит.
Боевая группа ростовцев под руководством Пивоварова разобрала полотно железной дороги между станциями Нахичевань и Кизитеринка.
Взлетели на воздух два бетонных моста у Таганрога, железнодорожный мост у Персиановки, мост возле Батайска.
Таганрожцы во главе с Самущенко взорвали мост у станции Хапры, подготовили взрыв электростанции Русско-Балтийского завода.
Под станцией Сосыка пущен под откос воинский эшелон.
Таков был ответ подполья на директиву Донбюро о развертывании диверсионной борьбы в тылу белых.
Работе диверсионных групп хорошо помогала деятельность радиотелеграфиста Буртылева, который перехватывал сообщения, имеющие военный и политический характер. Была в его деятельности еще одна сторона: он усиливал импульсы своего передатчика настолько, что телеграммы свободно могли принимать советские радиостанции.
Во время вешенского мятежа, когда был отдан приказ срочно установить связь с восставшими казаками, для чего им была отправлена радиостанция, Буртылев, ссылаясь на помехи, требовал в ответ увеличивать мощь их передатчика, пока он не перегорел. Пришлось для выяснения положения в районе Вешенской посылать белым специальный аэроплан.
В это время немало ценной информации стекалось в комитет. И шли «за рубеж», в. штаб Южного фронта, в Донбюро курьер за курьером.
Тем больше недоумения вызывала деятельность представителя «оттуда» Анны Арсеньевой. Судя по всему, вживание ее в роль юной дамы белогвардейского света шло успешно: ей отвели номер в гостинице «Астория», ее часто видели в окружении офицеров, правда, некоторые из них, по данным военного штаба, служили в контрразведке. Это уже был риск, сможет ли юная женщина выдержать такой поединок? Чтобы предупредить возможные ошибки, Калите поручили встретиться с Арсеньевой, но не на конспиративной, а на частной квартире.
— Вы знаете, — весело щебетала она, — я, практически, у цели — мне предложили работать в ОСВАГе. Уж там-то я все узнаю, что мне нужно.
Калита смотрел на это юное бесшабашное существо со смешанным чувством растерянности и страха, даже ненависти: «Кого нам сюда прислали?»
— Неужели вы не понимаете, что вас провоцируют? Вам нельзя соглашаться на такое предложение! Попросите дело поспокойнее — секретарши или там еще что… Так вернее!
— Господи! В Ростове, оказывается, такие сверхосторожные подпольщики, что иногда это похоже на трусость…
— Вы забываетесь, товарищ Арсеньева! В конце концов, я передаю вам решение штаба.
— Вот как! Но я же непосредственно вам не подчинена!.. Да поймите же — они так наивны и глупы, что мне смешно.
— Смеется тот, кто смеется последним.
— А я и сейчас смеюсь и потом буду смеяться!
— Заплачете, но будет поздно. — Видя всю бесполезность разговора, Калита закончил: — Если я срочно буду нужен, придите сюда — меня вызовут. Если вы понадобитесь, вызову письменно за подписью полковника Александрова!
— Понятно. И передайте, пожалуйста, своим товарищам: я хочу сделать доклад комитету.
— О чем?
— Обо всем. Я хочу разговаривать с комитетом, а не с отдельным лицом, даже если у него и большие полномочия!..
— Я передам товарищам.
Сообщение Калиты вызвало у товарищей разное отношение.
— Никакого комитета для энергичной девицы мы собирать не будем, — сказал Васильев, — вы, Анна, я, еще два-три человека… Она же хочет отчитываться — не мы.
Пивоваров заметил:
— А может, она верит, что мы соберем комитет, всех увидит, все узнает. Вдруг это все игра ООВАГа?
— Так сильно — вряд ли, — усомнился Калита.
Собрались на Никольской улице, у Бондаренко. Были Васильев, Пивоваров, Анна, Калита, Романов, Николай Спирин. Непонимание и неприятие сказалось сразу. Прежде чем начинать слушать доклад, Васильев обратился к Арсеньевой:
— В последнее время вас видят все время с одним и тем же офицером.
— Вот как? Вы за мной следите! Я это чувствовала…
— Не следим, а страхуем. Это разные вещи. А следили мы до этого за офицером, который теперь неразлучен с вами. Он важная птица в деникинской контрразведке.
— Вы говорите нарочно, чтобы меня позлить и напугать. Александр Оссовский — милый человек. И кстати, он армейский капитан, здесь отдыхает после госпиталя. Он был ранен на фронте!
— Если он и был на фронте, то очень давно. Мы знаем его как контрразведчика.
— Глупости. Его друзья знают его как армейца.
— Тем хуже, — сказал Пивоваров, — значит, вы действительно предмет игры. А как ведете себя вы? Даже к нам вы ехали с ним!
— Вовсе не к вам. Мы доехали в трамвае до Посоховского, на углу Никольской он зашел в лавку, а я к вам…
— Все ясно. Легкомыслие недопустимое, — сказал Васильев. — Мы еще раз предупреждаем: вы играете с огнем. Никакого доклада мы сегодня не слушаем. О времени и месте встречи дадим вам знать особо.
Арсеньева становилась опасной. Одно из двух — или она предмет внимания контрразведки, или ее сотрудник, которого хотят таким необычным путем внедрить в подполье.
Вызвали Арсеньеву на Зеленый остров, в будку бакенщика, где когда-то, после ареста Мурлычева, проходил подпольный съезд. Допрос вели Пивоваров и Калита.
— Во-первых, — объявил Пивоваров, — вы арестованы. Именем подпольного комитета. — Видя, что глаза девицы расширяются и она готова пролить и поток слез, и не менее обильный поток слов, перебил поспешно: — Ни слезы, ни слова не помогут. Комитет требует от вас чистосердечного признания. Иначе выход один — вы стоите у нас на пути.
— Я красная разведчица и горжусь этим. Как видно, я попала в руки белых палачей. Стреляйте, гады!
Чувствовали Роберт и Горин фальшь слов, неискренность поведения и все же решили повременить с приговором, просить комитет послать запрос в штаб 10-й армии. Арестованную сначала поместили в квартире Скобелкина-Алексеева, но здесь она попыталась воспользоваться помощью хозяйских детей для передачи записок знакомым офицерам. Записка, правда, нейтральная, но это мог быть сигнал! Перевели Арсеньеву к Андрею Сизинцеву. А вскоре из штаба 10-й армии пришла шифровка, в которой говорилось, что муж Арсеньевой, работавший вместе с женой в штабе, в числе двадцати пяти человек расстрелян как участник белогвардейского заговора. Арсеньева была командирована в Ростов по заданиям мужа, цель и суть их штабу неизвестны.
— Вот теперь все и ясненько, Анечка, — сказал тихо Пивоваров. Он приехал к Сизинцеву, прошел в каморку к Арсеньевой, молча положил расшифрованный текст перед ней.
Арсеньева забилась в рыданиях. Сквозь слезы она то шептала, то вскрикивала:
