Святослав - Скляренко Семен Дмитриевич (е книги .txt) 📗
Совсем не таков был младший сын княгини, Улеб. Белолицый, с румянцем на щеках, с темными волнистыми волосами и такими же темными прямыми бровями с карими ласковыми глазами, младший сын княгини был послушный, услужливый, тихий, и, если бы не мужская одежда, его можно было бы принять за красную девицу.
Она любила обоих сыновей, но сердце ее почему-то больше лежало к младшему сыну, Улебу. Почему? Она не могла бы на это ответить; на самом же деле, должно быть, потому, что старший сын Святослав похож был на отца, мужа княгини Ольги, Игоря, и нравом был в него, а младший сын Улеб напоминал ее, княгиню. А разве может человек не любить себя или хотя бы свое подобие?
Ели молча. Ключница Ярина тоже молча время от времени входила в трапезную, подкладывала еду, принесла, наконец, корчагу с вином.
И тогда случилось то, чего давно не случалось тут, в трапезной, и что очень встревожило княгиню Ольгу, а еще больше ключницу Ярину.
Когда Ярина подняла перед собою корчагу, чтобы сперва налить вина княгине, а потом княжичам, воеводам и боярам, рука ее дрогнула, на лбу выступили густые капли пота. Но она не остановилась, подняла корчагу еще выше, поднесла ее к кубку княгини и стала наливать. Только вино полилось не в кубок, а на скатерть перед княгиней, расплылось кровавым пятном.
— Что ты натворила! — всплеснула руками княгиня.
— Матушка княгиня! — крикнула Ярина. — Я же… я не видела, матушка княгиня…
Она поставила свою корчагу и подняла глаза на княгиню. В эту минуту на старуху было страшно смотреть — седые волосы ее выбились из-под черного платка, на глазах заблестели слезы.
— Матушка княгиня! — молила она. — Прости меня, твою рабу! Век работаю… такого не бывало… Стара я уж стала, немощна! — горевала ключница, пытаясь поймать руку княгини.
У княгини брови гневно сошлись на переносице, глаза сверкали недобрым огнем, но она сдержалась, расправила брови, прищурила глаза.
— Вино пролить… к счастью… А тебе не пора ли уж на покой, Ярина? Вон даже рука дрожит…
Терем киевских князей был выстроен в два яруса. Первый ярус, куда через высокое крыльцо входили прямо со двора, начинался с сеней — большой горницы, в которую сквозь два узких окна с решетками и мелкими стеклами вливался скудный свет. В сенях стояли день и ночь княжьи гридни, сюда ранним утром приходили тиуны, бояре, воеводы, мужи лучшие и нарочитые.
От сеней направо и налево тянулись длинные узкие переходы. Налево — переход в княжью трапезную, направо — еще один переход, по обе стороны которого шли двери множества светлиц: в одной из них ждали своей очереди и дремали по ночам гридни, в другой жил ларник Переног, хранивший княжеские хартии и печать, в самом углу ютился христианский священник Григорий, которого княгиня держала при себе на Горе.
Это был добротный ярус, стены его строились в давние времена, — может быть, первый камень положил сам Кий. Князья более поздних времен достраивали его и расширяли… Но все здесь было как в старину: в сенях и переходах стояли тяжелые подсвечники, под потолком висели светильники, каменный пол был до блеска вытерт тысячами ног; тут пахло землей и плесенью, звуки шагов раздавались глухо, чуть слышно.
Совсем иначе выглядел второй ярус терема, который обычно все называли «верхом». Туда вела широкая лестница, в конце которой находилась Людная палата, — тут обычно собирались те, кто ждал выхода княгини или же готовился войти в Золотую палату. Здесь иногда, сидя в кресле под окном, княгиня чинила суд и расправу.
По другую сторону лестницы начинался самый «верх». Тут были покои князей и Золотая палата, особенно поражавшая тех, кому выпадало счастье попасть на «верх». Золотая палата была по тем временам довольно велика — шагов тридцать в длину, десять — пятнадцать в ширину. Снаружи через узкие, но высокие окна, в оловянные рамы которых были вставлены круглые стекла, сюда вливалось много света; казалось, все в палате сияло и блестело; серебряные подсвечники по стенам, светильники под потолком, высокий помост в конце палаты, где стояло большое, украшенное золотом кресло, два золотых перекрещенных копья над ним — княжеские знамена — и еще два таких же кресла поменьше, без копий — по бокам.
Однако не все сверкало в этой палате. Вдоль стен стояли тяжелые, темные дубовые лавки, а над ними на стенах рядами зисели покрытые прозеленью шлемы, кольчуги, щиты, копья.
Тому, кто никогда раньше не бывал в Золотой палате, сперва казалось, что это встали с лавок и стоят вдоль стен какие-то великаны, богатыри. Но на лавках обычно, когда входил князь, сидели воеводы и бояре, а оружие на стенах принадлежало покойным киевским князьям. Тут висели доспехи первых киевских воевод: железный, клепанный такими же гвоздями шлем без забрала, который когда-то носил Кий, его щит и топор и такие же шлемы и топоры воевод-князей Щека и Хорива. Среди всего остального выделялись шлем и броня князя Олега — каждый мог видеть, что покойный князь был необычайно высок, широк в груди и достиг великой славы, ибо и шлем и броня, как и меч и щит его, сверкали золотом и серебром и были усыпаны драгоценными камнями. Недалеко от этого оружия висели доспехи князя Игоря, его броня и щит были в нескольких местах пробиты мечом.
И тому, кто проходил через Золотую палату, особенно в вечерние часы, когда лучи солнца изменчиво играли на стенах, казалось, что за этими шлемами сквозь щели забрал светятся глаза, что броня эта еще не остыла от тепла человеческих сердец.
В палате было несколько дверей — справа и слева, они вели в светлицы княгини и княжичей, а в стене за помостом — в опочивальню княгини и ее покои. Там, за ними, хотя не все знали об атом, находилась еще одна, черная лестница, по которой можно было пройти в трапезную, выйти во двор, спуститься в сени. Но по этой лестнице ходили только княгиня и ее сыновья.
Княгиня Ольга не сказала Ярине правду. Пятно от красного вина на скатерти в трапезной очень встревожило ее. «Это, -думала она, — недобрый знак, знамение. Если так начинается день, не будет добра и дальше».
Княгиня не ошиблась. Когда они выходили из трапезной, воевода Свенельд, неслышно ступавший вслед за нею по ее левую руку, успел сказать:
