На Красном дворе - Равита Францишек (читать книги бесплатно TXT) 📗
— Хорошо, — спокойно отвечал воевода, — сейчас буду к вашим услугам, только зайду в горницу и прихвачу меч и шапку.
Возглавлявший отряд Славоша, которого так испугалась Добромира, зло улыбнулся.
— Не надо, воевода, — сказал он. — Все равно во время танца придется снять и меч и шапку.
— Не наряжайся для князя, — отозвался другой, — князь и так узнает, он добрый… подарит тебе новый кафтан и наградит соболями…
Славоша кивнул головою, и в тот момент двое дюжих конюхов подскочили к воеводе, схватили его под мышки и потащили.
— Иди же, воевода! Уж и конь для тебя оседлан.
Воевода взглянул на них с презрением, но не сопротивлялся.
— Да будет воля Всевышнего! — сказал он. — Знаю, на какой пир ведете меня.
При этом он подал знак головою Добромире.
Сцена эта произошла возле рундука, и Люда, хотя и смотрела в оконце, не могла видеть ее из-за крыши; к ней лишь долетали оскорбительные слова в адрес отца. Послушная его воле, она сидела на вышке и плакала.
Добромира, стоя в дверях, молча наблюдала за этой сценой, вызвавшей на ее глазах бессильные слезы. Заметив знак воеводы, она поняла его желание и послала служанку за Людомирой.
Испуганная служанка вбежала в светелку Люды и бросилась со слезами к ее ногам.
— Воеводу увозят на княжий двор! — простонала она.
Людомира бросилась на рундук.
У воеводы уже были связаны руки, и он сидел на коне; лицо его, однако, было спокойно и покорно. Весенний ветерок развевал его седые волосы на голове и бороде.
Люда подбежала к нему и прильнула к отцовским ногам.
— Тятя! Мой бедный тятя! Куда же тебя везут? — закричала она, обхватив его ноги.
Славоша отдернул ее руку от стремени.
— Прочь, — мягко сказал он, — потом узнаешь.
— На пир зовут к князю, — ехидно прибавил другой.
Людомира, казалось, не слыхала этих насмешек и, держась за стремя, с отчаянием восклицала:
— Ах, тятя, тятя!
Добромира не могла больше сдержать гнева; она сбежала с рундука и стала между Людою и конем, на котором сидел воевода.
— Живодеры княжеские! — крикнула она, обращаясь к конюхам и поднимая сжатые кулаки. — Палачи! Вы не умеете уважать ни седин старца, ни слез ребенка! Погодите! Придет и ваша очередь…
— Замолчи, старая ведьма! — крикнул на нее Славоша, подскочив и схватив ее за горло. — А не то я сейчас отправлю тебя ко всем чертям.
Добромира барахталась в руках конюха и глухо хрипела:
— Палачи!.. Живодеры!.. Мясники!..
Старый Коснячко смотрел в немом молчании на плачущую дочь. Лицо его выражало неизъяснимую боль, какую может чувствовать только родительское сердце. Две крупные слезы скатились по его старческим щекам.
— Не плачь! — сказал он ей ласково. — Отведи ее в светелку, — прибавил он, обращаясь к Добромире, — спасибо тебе… Сидите дома и ждите моего возвращения…
Хотя воевода предчувствовал, что не вернется домой, тем не менее утешал Люду, но девушка продолжала стоять.
— Нет, я пойду за тобою! — сквозь слезы говорила она.
Воевода сурово посмотрел на нее и решительно ответил:
— Сиди дома!.. Слышишь!..
Конюхи насильно оторвали ее от ног отца, и отряд двинулся в путь.
У ворот дома воеводы собралось множество народа, который печально и участливо смотрел на сцену, происходившую во дворе. Люди, еще так недавно кричавшие на вече, теперь стояли в немом молчании, провожая бедного воеводу лишь взглядом. Они тяжело вздыхали, не смея выразить своего негодования или сочувствия. Они ожидали той же участи.
Воевода, проезжая мимо своего дома, оглянулся еще раз на окошечко, у которого стояла Людомира, глядя, как отряд увозил ее отца на княжий двор, и кивком головы послал ей последний привет…
Мстислав сидел со своими дружинниками на террасе княжеских палат и ожидал прибытия воеводы. Когда отряд, конвоировавший воеводу, въехал во двор и остановился возле террасы, Мстислав встал и, сделав несколько шагов вперед, с насмешкою сказал:
— Отец приказал поблагодарить вашу милость за оказанную ему услугу… и… спросить, почему вы не привезли митрополита Георгия, когда отец послал вас за ним с дружиною?
И молодой князек, лихо подбоченясь, с вызывающей и презрительной миной ждал ответа.
Воевода со связанными руками по-прежнему сидел на коне. Его задел оскорбительный тон князя, и он холодно ответил:
— Дал бы я тебе ответ, да не много тебе с него будет корысти. Не умеешь ты уважать старость, так не сумеешь уважить и правду!
Мстислав надменно произнес:
— Воевода! Я не для того приказал привести тебя, чтобы слушать твои советы и наставления, а только для того, чтобы узнать правду.
— Вот ее-то ты и не узнаешь, потому что не умеешь подойти к ней… Что касается советов и наставлений, то я и не думал давать их… горе само научит тебя. Ярослав Мудрый неоднократно пользовался моими советами, слушал их и не стыдился…
Смелость воеводы удивила всех.
Мстислав вскипел гневом. К отцовскому поручению прибавилось личное оскорбление. Этого было даже слишком много, чтобы прекратить всяческие разговоры с воеводой. Расспрашивать старика прилюдно — значило потерпеть поражение, ослабить свою силу и власть. Кто знает, к каким бы это привело последствиям? Его ничто не связывало с воеводой: ему было приказано казнить его не мешкая, следовательно, какие тут могли быть разговоры?
— Знаем мы твои советы, — с презрением отвечал Мстислав, — довольно научены ими… князьям ты советуешь одно, а на вече другое… Довольно!
— Воля твоя, князь, а правда не твоя!
— Славоша! — крикнул Мстислав, бросая вокруг гневные взгляды и не находя, кого нужно, — позвать сейчас же Славошу!
Все знали, кто был Славоша, и что значило это приглашение, поэтому воцарилось молчание.
Спустя минуту ушедший Славоша, который так напугал Добромиру, явился, и Мстислав, отведя его в сторону, шепнул несколько слов.
— В Дебри! — прибавил он громко, обращаясь к отряду, окружавшему воеводу, и бросил на последнего взгляд, преисполненный презрения и ненависти.
— Куда ты посылаешь меня, княже? — спросил старик.
— В Дебри… посоветоваться со Славошею! — смерив его взглядом, отвечал Мстислав.
Воевода легко догадался, зачем его туда поведут.
— Господи! — воскликнул он, поднимая взор к небу. — Велико Твое милосердие… Прости меня, многогрешного… Будь покровителем моему бедному ребенку, сохрани его от рук нечестивых ворогов!..
Отряд в мертвом молчании направился к воротам, находившимся подле княжеского двора, по дороге, ведшей в Берестово и к Печерской лавре.
Воевода продолжал тихонько молиться, иногда прерывая тишину глубокими вздохами. Все молчали, и в этом молчании вскоре проехали в ворота, а затем скрылись в густом высоком лесу.
Через два часа этот же отряд вернулся на княжеский двор, но воеводы с ним не было.
Все знали, что случилось со стариком.
Киев был тревожно спокоен, все притихло, с ужасом ожидая завтрашнего дня. Сегодня людей тиранил и вешал Мстислав, а завтра, быть может, будет делать то же самое Изяслав или Болеслав.
По крайней мере киевляне так думали: защищаться уже было поздно, потому что сын успел проторить отцу дорогу к великокняжескому престолу.
Поэтому неудивительно, что народ трепетал в напряженном ожидании расправы. Более ничего не оставалось, как гнуть свои спины все ниже и ниже: надо было принять князя и чужеземцев.
Ввиду такого положения духовенство с мощами, хоругвями и образами вышло далеко за Золотые ворота. Посланцы несли хлеб-соль и ключи от города. За ними тянулись бесконечными толпами люди всех званий; они были испуганы, встревожены, каждый дрожал за свое имущество и жизнь и готов был броситься в ноги победителю, моля о пощаде. Идя за сонмом черного и белого духовенства, народ плакал и молился, посматривая на златоглавые церкви и на город, где остались только старики, женщины и дети.
Пока духовенство приближалось к реке Лыбеди, войска Болеслава и дружина Изяслава, конные и пешие, начали переправляться через реку. Киевляне остолбенели от страха при виде многочисленного войска в блестящих шлемах и панцирях, вооруженного длинными копьями и огромными немецкими луками.
