Возвращение - Каратеев Михаил Дмитриевич (книги хорошего качества txt) 📗

– Знали, князь. Но мы еще больше чтим архангела Михаила потому, что он темник Божьего воинства и покровитель храбрых.

– Темник? – засмеялся Хотет. – Ты что же, мыслишь, что небесное воинство устроено на подобие татарской орды?

– Я хотел сказать – воевода, князь, да слово-то не пришло сразу на ум, – смутившись, промолвил Арсений.

Бросив взгляд на княжну, он заметил, что она, глядя на него с приязнью, весело смеется вместе со всеми. Ее лицо, теперь осветившееся, словно утренней зарей, показалось ему таким ослепительно прекрасным, что он поспешно опустил глаза.

– Воевода, это так, – сказал Иван Мстиславич. – И коли выбрали вы Архангела своим покровителем, он вам беспременно против врагов поможет. Вот послушай, что приключилось однажды с родителем моим покойным, с князем Мстиславом Святославичем. Зимою как-то поехал он в лес с двумя своими людьми брать из берлоги медведя. Берлогу, вестимо, нашли заранее, подъехали близко на санях, слезли, обошли ее, подняли медведя и взяли его на рогатины без особой мороки. Ну стали те двое обдирать тушу, а отцу ждать наскучило, достал он из саней лук и туло [17]со стрелами и пошел побродить по лесу. Невдолге видит: сидит на суку здоровенный глухарь, но далеко, не достанешь. Наложил он стрелу на тетиву и стал подкрадываться; с глухаря глаз не спускает, под ноги глядеть неколи, ну и провалился в другую медвежью берлогу! Как почуял, что под ним зверь зашевелил, выскочил он из ямы, лук обронил, – да и зачем ему лук, когда он на медведя мало не верхом сел! Едва нож успел вытащить, а мишка уже из берлоги вылез, да на него! И на беду не встает на дыбы, чтобы можно было ловко ножом ударить, а налетел, как кабан, плечом родителя с ног сбил, одной лапищей наступил на руку, в которой нож был зажат, а другою рванул на груди кафтан и разодрал его до самого пояса. Отец с животом простился, помянул Христа и лежит недвижно, ждет, что зверь его сейчас вторым ударом прикончит. Но тот что-то медлит. Приоткрыл он глаза и видит: медведь морду нагнул и не то разглядывает, не то нюхает образок архангела Михаила, что родитель всегда на себе носил. Потом ступил тихонько в сторону, да и пошел себе в чащу, не сделав отцу никакого худа. Защитил, стало быть, от зверя святой Архангел!

– Под медведем и мне случилось побывать, – промолвил один из бояр. – Выбил у меня из рук рогатину, да и насел. Полбока успел ободрать, покуда брат мой меньшой подбежал на помощь.

– Сказывают, коли упал, надобно прикинуться мертвым, – заметила княгиня, – тогда медведь не тронет.

– Ну это какой медведь! Бывает, что не тронет, а чаще того задерет насмерть и спасибо не скажет человеку, что смирно лежал. Так с Кирюшкой было, с брянским зверовщиком, сыном однорукого Федьки. Сорок девять медведей убил он на своем веку, пошел добывать пятидесятого и, когда уже наставил на зверя рогатину, посклизнулся и упал носом в снег. Ну тут уж иного не оставалось, как прикинуться мертвым, – только медведь, видать, не знал того обычая, о коем ты говоришь, княгинюшка, и мигом сделал из него настоящего покойника: расплющил голову, словно пустой орех!

Все пожилые гости наперебой стали вспоминать случаи, с кем-либо приключившиеся на охоте, и заспорили о привычках медведей. Это дало возможность молодым, сидевшим вместе на конце стола, завязать вполголоса свой собственный разговор.

– А тебе случалось ли убивать медведей? – спросил княжич Михаил у Арсения.

– Четырех уже взял. Их там много, в лесах на Неручи…

– И всех в чистую? Ни один тебя не драл?

– С первым помаялся. Не было еще у меня сноровки, – неловко сунул рогатиной, медведь с нее сорвался и на меня! Пришлось топором его бить, счастье что прихватил с собою. Однако он мне кафтан изорвать успел и плечо малость поранил. Ну, а других взял хорошо.

– И всех на рогатину? – спросила княжна, внимательно слушавшая их разговор.

– На рогатину, – зардевшись от счастья, ответил Арсений. – Ну а как же еще?

– А тут сейчас говорили: бьют и ножом.

– Ножом? А вот, я спробую, – сказал Арсений.

– Ой, не надо, я не к тому! – воскликнула княжна.

– Почто не надо? Я люблю так: если что сказал, сделаю беспременно. А тебе, княжна, шкуру пришлю с того медведя, коли будешь милостива принять ее.

– Приму, если рогатиной его убьешь, а не ножом. – Ты лишь прими, – улыбнулся Арсений, – а чем я медведя бил, о том знать будем только я да он.

– А я доселева одного лишь взял, – с сожалением в голосе промолвил Михаил. – Да и то, коли говорить правду, подсобил мне непрошенно мой холоп и тем мне всю радость испортил. Хорошо бы еще пойти нынешней зимой!

– Вместе пойдем! – воскликнул Арсений. – Вот, как снег хороший ляжет, – того уж недолго ждать, – приезжай к нам на Неручь, нешто тут далеко? А я к тому дню велю нашим людям отыскать да заметить в лесу две либо три берлоги. Славно половничаем. Приезжай, княжич, будь ласков!

– Что ж, может, и приеду.

– Счастливые вы, что родились мужчинами, – вздохнула княжна. – Во всем вам простор и воля, а нам – сиди в четырех стенах да гляди, как жизнь стороною течет.

– Али и ты хотела бы на медвежий лов, княжна? – «спросил Арсений.

– Вестимо, хотела бы! Пусть бы только поглядеть. Да нешто женщине возможно такое?

– Каждому свое, – засмеялся Михаил, – нам в сердце колоть медведей, а вам медвежатников!

Наутро следующего дня Арсений с шестью подводами, нагруженными железом и оружием, возвращался в Карачеевку. Ехать было трудно, ибо ночью выпал обильный снег, колеса в нем вязли и скользили, но Арсений был доволен и почти счастлив.

С поручением отца он справился удачно: вез с собою три отличные пищали и запас огневого зелья к ним, а ручного оружия много больше, чем обещал князь Иван Мстиславич. Княжич по дружбе расстарался и тут: дал ему пятьдесят мечей и сабель, сорок копий да двадцать четыре сайдака, а после еще с десяток чеканов [18]прикинул.

Кроме того, половину купленного железа Михаил предложил оставить в Карачеве, с тем, чтобы без промедления отковать из него в городских кузнях сколько выйдет мечей и копий, а когда они будут готовы, – пришлет, либо сам привезет их на Неручь.

Но хотя и радовало все это Арсения, сейчас мысли его были заняты не столько оружием, сколько княжной Софьей. Нежный образ ее, волнующий кровь и сердце, неотступно стоял в его памяти, Снегурочкой мерещился под каждой елью, прекрасной полудницей-зимовницей [19]выплывал из-за поворотов дороги, тихим ангелом летел впереди, указывая путь.

«Только полюби, девонька моя желанная, уж тогда никому тебя не уступлю, – думал он. – И не то что на медведя, а на самого шайтана за тебя с ножом пойду!»

ГЛАВА X

Три недели спустя, уже перед самым Рождеством, в Карачеевку приехал в сопровождении нескольких слуг княжич Михаил и привез с собою сделанное в городе оружие. Его тотчас принялись разгружать и сносить в клети люди Карач-мурзы.

– А вот тут я тебе особый подарок привез, – указывая на отдельно стоявшие сани, сказал княжич Арсению, который, завидев въезжающего в ворота гостя, первым выбежал к нему навстречу.

– Какой еще нужен мне подарок, коли ты сам приехал! Краше того не выдумаешь!

– А ты все же погляди. – С этими словами Михаил откинул полость, закрывавшую сани. В них лежали тяжелая пищаль, бочонок с порохом и мешок с порезанным на мелкие куски свинцом.

– Вот это пищаль! – воскликнул восхищенный Арсений. – Нутро ствола поперек себя в добрый вершок! Где ты такую добыл?

– У брянского воеводы на сокола выменял. Сокол был у меня важный, всем на зависть, только сам я соколиного лова не люблю, и он мне без надобности. А тот воевода лютый соколятник, он не то что пищаль, жену бы за него отдал. Вот и сладились.