Большое гнездо - Зорин Эдуард Павлович (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Неприступна могучая крепость, не надеялся он войти в нее силой, а входит без осадных лестниц и без пороков, и кровь не льется на крутых валах, и люди не падают замертво, пронзенные стрелами, а встречают его у гостеприимных ворот — сам владыка впереди, на серебряном блюде — серебряный ключ.
Еще вчера смеявшиеся над ним новгородцы стоят теперь покорно и тихо, и не слышно вражеских выкриков, и не видно разгневанных лиц. Но и радости не видно в их глазах, и не слышно восторженных приветствий. Хмуры бояре, молчаливы купцы и ремесленники. Даже дети повисли на городницах в молчании, смотрят на князя с испугом.
Под заиндевелыми сводами потеснились в сторону растерянные люди. Две дружины сошлись у въезда: Ярополк покидал город, Ярослав в него въезжал. Остановились бок о бок два коня: вороной и буланый. Натянули князья поводья, окинули друг друга гордыми взглядами, отвернулись, не обмолвились ни словом.
На том же месте, где только что стоял Ярослав, попридержал и Ярополк своего коня, оглянулся через плечо на погружающийся в ночную мглу, навсегда потерянный город. Под валами, во рвах, клубился туман, печально высились над частоколами белые головки церквей, а на куполе святой Софии мигнул и погас последний лучик солнца...
До поздней ночи горели факелы на Ярославовом дворище, до поздней ночи доносились через Волхов пьяные
крики и песни дружинников. Не спешил новый князь ко владыке, не торопился отъезжать на Городище — наслаждался доставшейся легко победой. Пребывал, как и все до него, в честолюбивых мечтах. Скоро забылось длительное сидение в Торжке, но не забылись нанесенные ему новгородцами обиды. Жаль, Мирошки Нездинича не было рядом, а то бы посмеялся над ним Ярослав: «Ну что, Мирошка, чья верх взяла?» Стоял бы перед ним Нездинич и так отвечал: «Твоя взяла княже». — «А ответ перед кем намерен держать?» — «Перед богом и пред тобою, княже». — «Чем поклонишься?» — «Спиною...»
Юлил бы перед ним посадник, угодничал: «Не гневись, княже. Был я не прав и в том винюсь. А повинную голову меч не сечет».
«На что мне голова твоя, Мирошка! — сказал бы на это князь. — В голове твоей проку нет. Хитер ты и изворотлив, да правда выше. Наткнулся рылом на кулак — вот и молчи».
И еще бы сказал Ярослав: «Не вошь ест, а гнида точит. С тебя и пошла вся смута в новгородской земле. Пущай Господин Великий Новгород тебя судит».
И увели бы дружинники покорного посадника, чтобы утром вывести его на вече. Там и держал бы Мирошка ответ за учиненные в земле своей беды...
Но не было Нездинича, еще не вернулся он из Владимира, а владыку судить ни князь, ни вече не властны. Так пускай покарает его бог!..
И впрямь покарал бог владыку. Пока пировал в чужом терему Ярослав, пока пил вывезенные из боярских и купеческих медуш крепкие вина, стоял Мартирий на верхнем уступе детинца, смотрел через Волхов и задыхался от злобы и отчаяния.
— Вот, зри, — говорил он сопровождавшему его протопопу святой Софии. — Пляшут бесы, на костях вольного Новгорода справляют страшную тризну. Нынче березовые факелы жгут, завтра запалят избы. Строго блюли мы извечный закон, но невзлюбил нас бог за алчность нашу и вседневную суету. Не Всеволод карает нас, а господь, и Ярослав — огненный меч в его справедливой деснице. Горе дожившим до этого часа!.. Горе!..
— Горе! — словно эхо, вторил протопоп.
— Жду ли справедливости от князя, севшего не по воле нашей? — продолжал владыка. —Питаю ли надежду, что воцарятся в пределах новгородских покой и тишина?..
Что брат не наступит на горло брату, а сын не подымет руку на отца своего?!
— О чем говоришь ты, владыко? — испуганно отшатнулся от него протопоп. — Оттерпимся, и не то бывало.
Словно разум помутился у Мартирия. Стал он топать ногами и кричать, как Ефросим когда-то, и ветер носил слова его над Волховом:
— Да падет кара господня на сей град! Да испепелят его молнии! Да разверзнется земная твердь и поглотит грешных, ибо нет им спасения на земле и в раю им места не уготовано!..
Протопоп схватил Мартирия за руки, подумав, что он вознамерился прыгнуть с городницы.
— Вотще, — бормотал владыка, оседая на землю. Тело его задергалось и сделалось неподвижным. Голова запрокинулась, а из горла полились нечленораздельные звуки.
На зов протопопа набежали люди. Мартирия бережно подняли отроки и перенесли в палаты. Здесь его уложили на лавку и привели лекаря.
Осмотрев владыку, лекарь сказал, что болезнь не опасна, но припадок может повториться.
До утра сидели возле Мартирия знахари и сердобольные старцы, выхаживали владыку, елозя на коленях перед иконостасом, били лбами в половицы и читали поочередно молитвы.
Едва жив остался Мартирий, едва его в чувство привели. И ко времени, потому что на рассвете явились под ворота детинца толпы горожан.
— Что надо вам? — спросили людей воротники.
— Ярослав бесчинствует и грабит наши дома, — отвечали пришедшие. — Хотим видеть владыку.
— Владыка болен, и без нужды тревожить его нам не след.
— Как же быть? — вопрошали люди. — Ежели владыка болен, значит, некому нас защитить. А завтра будет уже поздно.
Воротники сжалились над ними и отправили отрока, чтобы спросил Мартирия, не сможет ли он выйти к народу.
Мартирий был еще слаб, но вышел, опираясь на плечо протопопа. Все увидели, как бледно его лицо и как немощны его ноги. Люди устыдились и хотели уйти. Но владыка остановил их:
— Говорите, какая беда привела вас ко мне.
— Беда великая, владыко! — заголосили бабы.
И мужики вторили им:
— Не князя, а половца прислал нам Всеволод. Перепившись, дружина его грабит наши дома и оскверняет жен наших...
— Защити, владыко!
— Образумь князя!..
— Обереги, покуда всего города не порушили..,
— Храмы святые и те сквернят. Попа Дрочку с Неревского конца подвесили за ноги и плевали в лицо.
— Насильничали попадью...
Толпа колыхалась, как в непогодь Волхов, слышались угрозы.
— Ежели ты, владыко, не образумишь, сами возьмемся за кольё.
— Наших жен в обиду не дадим!
— Перебьем дружину, а там будь что будет...
Владыка знал: угрозы их не были пусты. Ежели и впрямь не остановить князя, случится непоправимое. Что там после Всеволоду ни говори, а ответ держать придется по всей строгости. За непокорность не пощадит он Новгорода, возьмет на щит, предаст огню и еще более страшному опустошению.
Собрался с силами Мартирий, велел запрягать возок, поехал на княж двор. Пробираясь по улицам города, он скоро убедился и сам в справедливости сказанного: всюду стоял плач, в избах двери были раскрыты настежь, пьяные дружинники шарили по погребам и медушам, грузили на возы домашнюю утварь, иконы в окладах и мягкую рухлядь.
А на съезде с Великого моста уже свершилось кровавое: мужик рогатиной пропорол одному из воев живот, спешившись, дружинники секли его мечами.
На дворе у князя награбленное было свалено в кучи, как на торгу. Мартирий оставил возок за воротами, вошел в терем, расталкивая людей посохом.
Ярослав сидел за столом, всклокоченный и хмельной. Владыка остановился у порога.
— Княже! — сказал он громко, перекрывая голосом пьяный гул. — Почто пируешь в радости, а люди твои, яко тати, разбрелись по городу, как в завоеванной стране, жгут и насильничают — и всё именем твоим? Разве не звали мы тебя, как отца детям твоим, и не подносили тебе у врат святые дары, и не вручали по своей воле ключи от Новгорода?..
Бывшие вместе с князем дружинники, отставив кубки, воззрились на владыку с изумлением.
Ярослав молчал, глаза его исподволь наполнялись злобой. Вдруг, привстав, он ударил кулаком по столу, и Мартирий вздрогнул.
— По своей, говоришь? — крикнул князь, неистово вращая белками. — А стрелы в меня кто метал? А смолу лил кто? А поносили грязными словами не твои ли возлюбленные чада? Не ты ли сам звал на стол Ярополка из Чернигова и вечу велел его кричать, а не меня?!
