Гонконг - Задорнов Николай Павлович (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗

Мориама явился и доложил, что Харрис опять требует себе в жены девушку Кити из бедной семьи. Он ее видел два раза. Он пьет молоко и от этого чувствует себя опять молодым, крепче. Она была неосторожна, улыбнулась ему в ответ на его улыбку. Теперь он требует – дайте мне Кити!

– Это мое право! – кричал Харрис, расхаживая по террасе храма Гекусенди. Чиновники города Симода слушали его почтительно. – Посьет мне все открыл!

«Но Посьет никогда и ничего не говорил прямо, – подумал молодой Хьюскен, переводя требования консула, – хотя коммодор нечисто говорил о женщинах».

– Я еще исправлю договор Перри! Я дополню его особым соглашением!

– У нее есть жених! – возразил сельский голова Иохэй.

– Пусть! Какое мне дело? Для Америки все можно!

– Она очень бедна, но нужно согласие матери.

– Тем более если бедна, то легко ее заставить. Это будет благотворительность.

Долго шли споры. Поговорив между собой, японцы решили уступить. За счет городского управления девушку одели почище. Ее жениху, плотнику, полицейские сказали, чтобы не смел подходить к невесте и забыл про нее.

Кити стали звать Окити. В паланкине ее отнесли в храм Гекусенди.

«Она! Она моя! – Харрис был в восторге. – Как рабыня!» Он поторопился это доказать... Вперед, Америка! Жених у нее плотник? Нищий мальчик? Не он ли в числе хэдских плотников строил шхуну Колокольцова? Ах, говорят, что во время цунами Окити унесла свою мать на спине в горы, чтобы спасти от гибели. Но зато у нее будут деньги! Ей не придется делать тяжелую работу.

– Ты полюбишь меня? Да? Деньги? Любовь? Я?

– Да, да! – с покорной улыбкой отвечала Окити и кланялась.

«Чем я сейчас занимаюсь? Я не только консул Америки, но и представитель Парижа, где я смолоду, еще имея торговый дом, бывал часто и там же лечился. И теперь можно проверить, здоров ли. Поэтому у меня нет семьи и детей».

Через два дня Окити уходила, почтительно кланяясь. Ей от городского управления подан паланкин. Чиновники немедленно послали за доктором.

Харрис козырем ходил по террасе.

– Америка – богатая и сильная. Не такая богатая, как Англия, но будет еще богаче, – твердил Харрис, беседуя с Накамурой в Управлении. – И что вы? Что Россия? Вы видели, как они испугались. Я потребовал с них шлюпку – и сразу отдали.

«Американцы когда-нибудь на всей Японии оставят такие же ссадины и царапины, как на теле Окити», – печально думал Накамура, узнав от врача нездоровье девушки.

– Заходите, Эйноске-сан, заходите, заходите. Всегда рады вас видеть!

Эйноске теперь в чине. Он один из важных мецке [79] . Старый переводчик, похожий на боксера, смолоду участник пыток европейцев, попадавших в Японию. Теперь Мориама Эйноске любит виски. Пришедшие с ним городские чиновники сегодня принимают благодарность от Харриса.

– Вы знаете, я вспомнил, – заговорил Мориама, – что русские, когда жили здесь, то пекли хлеб. Вы могли бы делать то же сами. Вам надо постараться, мистер Харрис, и научить Японию употреблять хлеб. Вы могли бы этим прославиться.

Мориама свободно говорит по-английски.

– Я не пеку хлеб.

– Но у вас на кухне китайцы делают западные булки, сладкие и... и... наверно, кислые, как русские тоже...

– Да, да! И кислые!

– Мы полюбили Америку! – говорил пришедший с переводчиком сельский староста Хамада Иохэй.

– А вы объявите об этом в Америке? Да, да! Вы, пожалуйста, помните, что мы подали первый пример употребления молока.

– Да. Мы поставим памятник в знак благодарности вам и этого события в жизни нашей страны! – нашелся Мориама Эйноске. – Нам нравится, что американцы очень смелые...

«Все равно все начинания в Японии будут мои!» – подумал Харрис, уходя во внутренние комнаты, чтобы что-то записать, и оставляя Хюскена с гостями.

Компания чиновников и переводчиков, подвыпив в Гекусенди, отправилась восвояси [80] .

В городе Симода есть публичные дома. Временные связи моряков с женщинами известны и обычны. Так велось издревле. Но все говорят, что Харрис груб. Русские с женщинами были деликатны. Американец делает все нахрапом.

– Каждый русский матрос был более светским человеком, чем консул Америки мистер Харрис, – обращаясь к своим товарищам, стал объяснять Мориама. – Вся Симода говорит об этом.

– Ведь русские были молодыми, – сказал сельский голова.

– Я узнавал у советника Управления западных приемов! – со смехом продолжал пьяный Мориама. – То есть у содержательницы публичного дома.

– Что она сказала?

– Что японские старики такие же.

Городской голова смутился. А пьяные чиновники хохотали громче, стараясь походить на американцев.

Харрис теперь спокойней. Он много думает о государственных делах. Со временем Америке предстоит встреча с опасным противником на Тихом океане. Он записал:

«В будущем здесь в конфликт придут между собой две величайшие силы в мире: демократизм и американское свободолюбие столкнутся с русской тиранией...» [81]

На «Оливуце», шедшей при ровном пассате к югу в Китайском море, тоже говорили в этот вечер о демократии и тирании.

Колокольцов дал понять Константину Николаевичу, что Харрис все же не производит приятного впечатления и полного доверия не заслуживает.

– Мы не в первый раз встречаем американцев и много видели прекрасных людей. В Европе считается, что в Америке самый справедливый демократический строй, лучшие умы Европы видят в заокеанской стране новый мир во всех отношениях, при такой демократической форме правления, когда каждая деревушка сама решает все свои дела и сама выбирает себе власть, а не прозябает согбенная перед столицей, перед полицией и помещиком с розгами. Почему же являются тогда личности, спекулирующие демократизмом, приспособившиеся к нему хищники?

– Харрис свое дело делает. Они практики. У них нельзя учиться, но их надо знать, – отвечал Посьет.

Воин Андреевич полагал, что все зависит от личности, и стал развивать свои мысли о воспитании. Он воспитывал брата Колю письмами. Матросов и молодых офицеров примером. Он гневен и готов к дуэли с Никольсеном и готов держать за это ответ, согласен рискнуть всей своей карьерой.