Вице-император. Лорис-Меликов - Холмогорова Елена Сергеевна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Для рассказчика слова Милютина ничего нового не представляли – он-то уж десятки раз слышал суждения Дмитрия Алексеевича на этот счет и только восхищался ровным, бесстрастным тоном, с каким военный министр излагал свои разве что не революционные взгляды. Гораздо больше его удивил Валуев. От Петра Александровича Лорис-Меликов ожидал услышать нечто подобное тому, что, как передавали очевидцы, он преподнес на обсуждении подобных проектов в Мраморном дворце в прошлом году. Валуев, конечно, не был бы Валуевым, если б не полюбовался своей правотой и тем, что его проект, гораздо более радикальный, существует уж без малого двадцать лет. Тогда он тоже любовался таким обстоятельством, что не помешало ему с презрением опрокинуть собственную идею – дескать, неужели выборные из какого-нибудь Царевококшайска умнее нас. Но в тот день, 8 марта, Валуев встал, видимо, с постели не русским чиновником, а европейцем. Он и говорил о том, как на нас будет смотреть Европа, если мы не продолжим реформы минувшего царствования. Россия не имеет пока права называться европейской державой, и недоверие к нам Европы понятно: нам чужды учреждения, без которых Европа не понимает государственной жизни. Народы Российской империи (ох как передернуло Победоносцева от этого слова – народы, а не народ!) все равно обречены идти по тому пути, который прошли все культурные, цивилизованные страны. Уж лучше подражать учреждениям западных государств, чем деспотиям Востока. И добил Валуев Константина Петровича таким аргументом: «Говорят, русское общество, русский народ не дозрели еще до самостоятельной деятельности; я спрошу: был ли английский народ развитее русского, когда 500 лет назад. Пользовался уже свободными учреждениями?» Эк ведь вывернул: он же этих фарисеев, радетелей о народе, обвинил в полном к нему презрении. Что, в общем-то, справедливо. Впрочем, комментарии в своем изложении Лорис-Меликов опустил – достаточно Бильбасову и того, что сказано. Не дурак, сам поймет. Но не скрыл от журналиста нападок Валуева на печать, на которые министру внутренних дел пришлось немедленно отвечать. Лорис доказывал, что это печать восстала против расхищения государственного достояния, указала правительству много зол и служила охранительницей законов, нарушителей которых она клеймила и позорила на всю страну. В конце концов, это печать подвигла правительство на создание сенаторских ревизий.
Завершилось заседание Совета министров, по словам Лорис-Меликова, вроде как благополучно, в пользу большинства. Но… Но не случайно призвал он к себе спустя четыре дня Бильбасова и в подробностях изложил редактору «Голоса» весь ход того заседания, попросив при этом оставить разговор в тайне от газетной полосы. Что-то подсказывало ему, что впереди предстоит борьба за неизданный указ и еще далеко не ясно, чьей победой она завершится. Но молва в нужном направлении была пущена. А дальше пусть работает общественное мнение.
Манифест. Удар сокрушительный
И все же истинное свое положение при новом императоре Лорис-Меликов понять затруднялся. Царь покинул город и замкнулся в Гатчине, настолько плотно опекаемый конвоем, что казался как бы под домашним арестом. А для водворения порядка в Санкт-Петербурге из Ковенской губернии был выписан генерал-майор Баранов. Тот самый Баранов, от которого Лорис не чаял, как избавиться, когда подсунули его наследник с Победоносцевым в корпус жандармов. В назначении Баранова столичным градоначальником явно ощущалась рука обер-прокурора Священного Синода.
Николай Михайлович по возвышении своем тотчас же начал куролесить. Он распорядился окружить Петербург заставами и проверять каждого въезжающего в город. Мера эта не дала решительно никаких положительных результатов, зато породила недовольство буквально во всех кругах общества. Рабочие, жившие в основном в пригородах, стали опаздывать на смену, снабжение Петербурга продовольствием обросло пустыми затруднениями, и уже 3 апреля градоначальнику пришлось самому отменить собственный приказ о досмотре на заставах. Как и другую меру, тоже предпринятую без долгих рассуждений: обязать всех прибывающих железной дорогой брать на вокзалах извозчиков через посредство полиции, с означением ею номеров экипажей. С другой стороны, к неописуемому возмущению Победоносцева, Баранов созвал некий совет при градоначальнике из членов, избираемых населением столицы. Выборы в этот совет проводились на редкость бестолково: правом голоса жителей наделяли по своему усмотрению околоточные надзиратели. Однако ж членов совета заранее указал сам градоначальник по каким-то наспех составленным спискам. Совет этот, который так ничего толком не решил, прозвали «бараньим парламентом».
Государь предоставил петербургскому градоначальнику право личного ему доклада, чем прыткий Баранов не преминул воспользоваться. Он бегал к императору раза по три-четыре на дню, безбожно врал и пугал императора новыми заговорами, которые вот-вот намеревался разоблачить. То докладывал, будто на Миллионной, у самого дворца, нашли целых семнадцать проводов от адской машины, то объявлял об аресте какого-то загадочного господина с пистолетом. И все это с целью показать, что именно он, Баранов, и есть спаситель отечества, а министр внутренних дел, для того приставленный, не отвечает своему назначению. Вкупе с ежедневными записочками Победоносцева, где обер-прокурор Синода давал бывшему ученику своему советы гнать от себя Лориса, Абазу, Милютина и великого князя Константина Николаевича и опираться на «здоровые силы», барановские доносы держали Михаила Тариеловича в постоянной тревоге и беспокойстве.
Но царь как будто не поддавался наущениям и при встречах оказывал доверие министру внутренних дел; значение его как первого из министров тоже не подлежало сомнению. Холуйство Макова и князя Ливена на заседании 8 марта не спасло их от сокрушительного падения. Маков сам нарвался на отставку, спросив царя, как быть дальше с порядком перлюстрации писем. Александр, которому по милости Макова не раз влетало от отца за неосторожные высказывания в посланиях Каткову, Аксакову и Победоносцеву, легко согласился с мнением Лорис-Меликова, что в деликатном деле перлюстрации было много злоупотреблений, и распорядился упразднить Министерство почт и телеграфов, образовав из него департамент в Министерстве внутренних дел.
Кресло князя Ливена – министра государственных имуществ – зашаталось после сенаторской ревизии Ковалевского в Оренбургской и Уфимской губерниях. Александр III, в отличие от отца, не был снисходителен ни к какому упущению в делах с казенной собственностью и карал за таковые беспощадно. Отставка Ливена – только начало. Летом вынужден будет уйти Валуев – в пору его управления государственными имуществами расхищения плодородных башкирских земель и начались, хотя сам Петр Александрович был к ним непричастен, лишь попустительствовал. А в январе 1883 года клубок расследований докатится до Макова. Лев Саввич покончит с собой.
Министром государственных имуществ назначили графа Николая Павловича Игнатьева, который, приехав в Петербург на похороны Александра II, всячески заискивал перед Лорис-Меликовым, и Михаил Тариелович не сразу разгадал, что стоит за столь настойчивой дружбой бывшего дипломата, и министерский пост предложил ему сам. Но, едва получив царский указ о своем назначении, Николай Павлович как-то охладел к первому министру, зато примкнул к партии Победоносцева и во всем стал советоваться именно с ним.
Пришлось расстаться и с министром просвещения Сабуровым – умным и тонким человеком, но совершенно непригодным к министерскому посту. Дело это для него и окончилось позором – еще в феврале, когда министр приехал в университет успокоить волнение студентов, некий Папий Подбельский дал пощечину почтеннейшему Андрею Александровичу. Интересно, посмел бы он так обойтись с ненавистным реакционером Дмитрием Толстым? Но на его место назначили не Делянова, о котором так хлопотал Победоносцев, а барона Николаи, которого еще по Кавказу прекрасно знал Лорис-Меликов и почитал за человека вполне разумного. И была надежда, что Александру Павловичу – человеку ухищренному – достанет воли и рассудка претворить в жизнь обещания Сабурова.
