Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Сквозь туман, застилавший глаза умирающего, Эномай разглядел девушку в одежде, обагренной ее собственной кровью и кровью убитых, лежавших рядом с нею; он со страхом подумал, что и она при смерти, но по мрачному блеску ее глаз и силе ее движений, когда она отшвыривала ногой трупы, усеявшие землю, он понял, что она только ранена, и может быть, даже ранена легко, внезапно ужасная мысль мелькнула в его сознании, но он постарался отогнать ее и уже чуть слышным голосом произнес:
— О Эвтибида!.. Один только поцелуй… подари мне… Эвтибида!
— Мне некогда! — ответила гречанка, проходя мимо умирающего, и бросила на него равнодушный взгляд.
— Ах! Да поразят ее… молнии Тора! — воскликнул Эномай; делая последнее усилие, он приподнялся и, широко раскрыв глаза, крикнул, насколько у него еще хватило голоса: — О теперь я все понял!.. Подлая куртизанка… Спартак ни в чем не виновен… Ты изверг… была и есть преступница… будь проклята… про…
Он свалился на землю и больше уж не проронил ни слова, не сделал ни одного движения.
При первых словах проклятий германца Эвтибида повернулась, взглянула на него гневно и угрожающе, даже сделала несколько шагов к нему, но, увидя, что он умирает, остановилась, протянула свою маленькую белую руку, залитую кровью, и с жестом проклятия крикнула:
— К Эребу!.. Наконец-то я увидела тебя умирающим в отчаянии! Да ниспошлют мне великие боги, чтобы я увидела также и мучительную смерть проклятого Спартака!..
И она направилась в ту сторону, откуда доносился гул нового сражения.
Глава девятнадцатая
БИТВА ПРИ МУТИНЕ. — МЯТЕЖИ. — МАРК КРАСС ДЕЙСТВУЕТ
Исход сражения между Спартаком и Геллием нетрудно было предсказать. Пробираясь около полудня между трупами на поле битвы, Эвтибида уже издали увидела, что римляне оказывают слабое сопротивление неукротимому натиску гладиаторских легионов, уже начавших охватывать справа и слева фронт консульских войск с явным намерением атаковать неприятеля с флангов.
В то время как храбрая женщина наблюдала за сражением, думая о том, что поражение римлян лишит ее возможности мести, о которой она так мечтала, мимо нее промчался белый конь под голубым чепраком и в чудесной сбруе; ошалев от страха, насторожив уши, с диким взглядом, он мчался, как бешеный, бросаясь то туда, то сюда, спотыкался о трупы, пятился, перепрыгивал через убитых и снова наступал нечаянно копытом на другой труп.
Эвтибида узнала коня: он принадлежал Узильяку, юному контуберналу Эномая, который на ее глазах пал утром одним из первых в кровавом бою. Среди ее лошадей одна тоже была белой масти; своим дальновидным умом, от которого ничто не ускользало, Эвтибида сразу сообразила, какую выгоду для своих коварных замыслов может она извлечь, завладев этой лошадью.
Она осторожно двинулась в ту сторону, где конь метался в испуге, стала звать его, прищелкивая языком и пальцами, всячески стараясь его успокоить и подманить к себе.
Но благородное животное, охваченное страхом, как будто предчувствуя ожидавшую его судьбу, не только не успокаивалось и не приближалось к куртизанке, но чем больше та звала его, тем дальше в испуге отбегало от нее. Вдруг, споткнувшись о труп, конь упал и никак не мог подняться; Эвтибида подбежала и, схватив его за уздечку, помогла ему встать.
Поднявшись на ноги, конь попытался освободиться из-под власти Эвтибиды; он бешено тряс головой, дергая уздечку, за которую Эвтибида держала его, прыгал, становился на дыбы, бешено лягался, но девушка крепко держала его, старалась успокоить жестами и голосом; наконец разгоряченный конь пришел в себя, покорился своей судьбе, перестал бояться, разрешил погладить себя по шее и по спине и отдался на волю гречанки, которая повела его за уздечку.
В это время войска консула Геллия, разбитые и окруженные численно превосходящими войсками гладиаторов, отступали в беспорядке к тому полю, где ими были уничтожены войска германцев; солдаты Спартака, оглашая воздух дикими криками «барра», бросились за отступающими и с ожесточением накидывались на них с тыла, горя желанием отомстить в кровопролитной схватке за гибель десяти тысяч своих товарищей. Все ближе раздавался лязг щитов, звон мечей и страшные крики сражающихся; картина боя, вначале смутная, становилась все более ясной; Эвтибида, следившая за сражением ненавидящими, злыми глазами, стиснув в гневе свои белые зубы, мрачно воскликнула вполголоса, говоря сама с собой:
— Ах, клянусь величием Юпитера Олимпийского! Где же справедливость? Я столько сделала, чтобы удалить из гладиаторского лагеря германцев, в надежде, что за ними последуют и галлы, а галлы остались в лагере; я все сделала для того, чтобы Геллий уничтожил эти десять тысяч германцев, в надежде, что два консула сожмут Спартака в железном кольце, а он тут как тут со всеми войсками и бьет Геллия, после чего нападет на Лентула и разобьет его, а может быть, уже и разбил. Да что же это! Неужели он непобедим? О Юпитер Мститель, неужели он непобедим?
Римляне, окруженные со всех сторон, отбивались от нападающих, все ближе подходя к полю, где утром шла такая ужасная резня. Эвтибида, бледная от бешенства, досады и гнева, ушла с того места, откуда она наблюдала за ходом боя; ведя под уздцы белую лошадь контубернала, покорно следовавшую за ней, она направилась к тому месту, где лежал холодный, бездыханный Эномай; остановившись там между телами погибших, она вынула из ножен короткий меч, который нашла на земле, когда лежала здесь, притворяясь мертвой, и вдруг дважды всадила его в грудь бедного коня. Раненое животное, отпрянув назад с громким отчаянным ржанием, попыталось убежать, но Эвтибида крепко держала его за повод. Сделав два-три прыжка, конь упал на колени, затем простерся на земле, обагренный кровью, лившейся из двух широких и глубоких ран, и вскоре, дрожа и дергаясь всем телом, околел.
Тогда гречанка улеглась на земле рядом с мертвым конем, подложив под его шею свою ногу так, чтобы всякому, кто подойдет, было ясно, что всадник и конь упали вместе, поверженные рукой врага, — хозяин тяжелораненый, а лошадь, пораженная насмерть.
Шум битвы все возрастал и приближался к тому месту, где лежала Эвтибида; все явственнее слышны были проклятия, которые слали галлы латинянам, и жалобные вопли латинян. Эвтибида все более убеждалась в том, что римляне потерпели полное поражение.
Размышляя о столь неожиданном и несвоевременном появлении Спартака и о своих надеждах, утраченных с поражением Геллия, о неудавшейся мести, о трудностях и опасностях, связанных с новыми вероломными кознями, которые она замышляла, чтобы окончательно погубить и Спартака и дело восставших, Эвтибида чувствовала какую-то растерянность; борьба противоречивых чувств подтачивала ее душевные и телесные силы, она была в изнеможении, какое-то непонятное недомогание, овладевшее ею, ослабляло ее ненависть и дерзкую смелость.
Вдруг ей показалось, будто солнце затуманилось и в глазах у нее потемнело; она ощущала резкую боль в левой руке. Прикоснувшись к ней правой рукой, она почувствовала, что левая вся мокрая от крови. Тогда она приподнялась на левом локте, взглянула на раненую руку: повязка вся пропиталась кровью. Бледное лицо Эвтибиды стало восковым; взор помутился, она хотела позвать на помощь, но из побелевших ее уст вырвался только глухой стон; попробовала приподняться, но не могла этого сделать и, запрокинув голову, упала навзничь, застыв без единого слова, без единого движения.
Тем временем римляне обратились в беспорядочное бегство, яростно преследуемые гладиаторами, которые неистово их истребляли, увидев трупы павших своих товарищей, жертв убийственной резни. Войско Геллия было разбито наголову, в страшной сече гладиаторы уничтожили свыше четырнадцати тысяч римлян. Сам же Геллий, раненный, спасся только благодаря своему быстроногому коню. Остатки консульского войска бросились бежать во все стороны. Армия, казавшаяся могучей и грозной, пришла в такое расстройство, что не уберегла ни обоза, ни знамени, растеряла и воинский порядок и боевую силу.
