Возвышенное и земное - Вейс Дэвид (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Констанца скорчила гримасу и тайком от матери сунула Вольфгангу под дверь записку. В записке говорилось:
«Запомните, Вольфганг, я жду от Вас по возвращении подарок. Хороший подарок».
В Рейзенберге, летней резиденции князя Кобенцла, Вольфганг чувствовал себя как дома. Расположено поместье было прекрасно, и из окон открывался чудесный вид на горную гряду Каленберг, подступавшую к Вене с востока и; почти граничившую с Леопольдсбергом, где около ста лет назад была прорвана турецкая осада. Поместье находилось в часе езды от Вены, и в ясный день вдалеке различались очертания города.
Кобенцл обеспечил Вольфгангу все удобства. Князь сам отвозил его письма в город на почту, предоставил в распоряжение композитора музыкальную комнату и штейновское фортепьяно, купил нотную бумагу, перья, чернила и утверждал, что почитает за честь служить его таланту. Кроме того, князя очень интересовало, как пройдет встреча Вольфганга со Стефани, намеченная на август. Как-то раз, сидя после обеда за чашкой кофе с пирожными, Кобенцл сказал:
– Конечно, Стефани может добиться постановки оперы по своему либретто, и все же не разумнее ли поискать либреттиста получше?
– Кого бы вы предложили? – спросил Вольфганг. Князь отличался хорошим вкусом и имел большие связи.
– Самых лучших. Шекспира или Мольера. Мольер идеально подошел бы для оперы-буффа, и представляете, как подошел бы «Гамлет» или «Отелло» для оперы-сериа.
– Их стихи затмят любую музыку.
– Только но вашу.
– Спасибо, князь Кобенцл, надо писать либретто для музыки, а не приспосабливать музыку к стихам. Были бы Шекспир или Мольер сейчас живы, мы бы работали вместе. Но где я найду человека, который сможет подогнать их стихи под мою музыку?
– А вам нигогда не приходило и голову попробовать это самому, Вольфганг?
– Случалось. Но и не либреттист, хотя некоторые находят у меня литературный дар. Я композитор и должен сочиним, музыку на готовый текст.
– Чтобы выразить определенную идею.
– И чтобы подчеркнуть драматизм действия. В этом суть. В опере поэзия должна всегда быть послушной слугой музыки. Иначе нельзя.
– Глюк с вами не согласился бы.
– Уходя с его оперы, что вы помните – сюжет или музыку?
– Разумеется, музыку. И все-таки мне кажется, у вас могло бы получиться интереснейшее соединение.
– А я боюсь, скорее недоразумение.
– Моцарт и Мольер. Или Моцарт и Шекспир. Нет, я не согласен с вами.
– Ваше сиятельство, суждение ваше весьма для меня лестно. Я высоко ценю обоих поэтов, в особенности Мольера. Но Мольера сейчас нет с нами, а живого либреттиста, по крайней мере, всегда можно заставить переделать либретто так, чтобы оно соответствовало музыке.
– И вы действительно рассчитываете добиться этого от Стефани или от кого-либо другого?
– Я всегда надеюсь на лучшее и готов к худшему.
Вольфганг снова решительно взялся за работу. Нужно было написать еще две сонаты, но он так скучал без Констанцы! Ее не назовешь красавицей, как Алоизию, и не так она остроумна, как графиня Тун, и не так изысканна, как Кобенцл, но все-таки воскресенье, проведенное с ней в Пратере, было одним из счастливейших дней в его жизни. И постепенно воспоминание об этом дне стало основной темой его первой сонаты. Мысли, давно созревшие в голове, складывались в эпитафию чудесному дню, который они провели вместе. Ее тонкая, стройная фигурка незримо присутствовала в его музыке. И по мере того как складывалась соната – милая и простая, как Констанца его мечты, – чувство одиночества отступало.
В последней сонате звучало совсем иное настроение. Вольфганг сделал ее мучительной и взволнованной, и все же музыка искрилась и переливалась и была предельно мелодичной. Он построил ее так, словно партии фортепьяно и скрипки были концертирующими. И в то же время они были неразрывны – одна была немыслима без другой. Вольфганг надеялся, что Констанце обе сонаты понравятся так же, как нравились ему.
Он вернулся в Вену раньше, чем предполагал, – очень уж хотелось поскорее преподнести сонаты Констанце и насладиться ее радостью. Но никто его не ждал. Он вошел в дом Веберов, никем не замеченный, и, подходя к гостиной, услышал визгливый голос госпожи Вебер:
– Констанца, я говорила, не печь сегодня сразу все оладьи.
– Но это же гораздо проще – испечь все разом, – ответила Констанца.
– И дороже. Сколько раз повторять, что у нас нет денег? Ты такая неэкономная, совсем как твой отец.
Констанца стала испуганно оправдываться, а госпожа Вебер не унималась:
– И никто не убирал сегодня квартиру. – Не могу же я все делать одна.
– Хочешь, чтобы убирала я? Мало я для тебя в жизни сделала?
Констанца промолчала, и Вольфганг кашлянул, чтобы дать знать о своем присутствии.
Госпожа Вебер, взяв себя в руки, улыбнулась и сказала:
– Мне очень жаль, что вы стали свидетелем семейной ссоры, но согласитесь, в семье чего не случается.
Нет, он не согласен. В его семье никогда ничего подобного не бывало.
– Я хотела оставить немного оладий для вас, господин Моцарт.
– Благодарю вас.
– Но вы вернулись раньше, чем обещали.
Тон у госпожи Вебер обиженный, подумал Вольфганг, словно он ее в чем-то подвел.
– Мне не следовало выходить из себя, но, знаете, троих сирот воспитывать одной не так-то легко. Порой мне кажется, что они сведут меня в могилу.
– Вы хорошо провели время, Вольфганг? – спросила Констанца.
– Там было спокойно и приятно. И я привез вам подарок.
– Подарок! – Констанца оживилась.
– Две сонаты, которые я сочинил у Кобенцла.
Он вручил ей сонаты, но она неохотно приняла подарок, и вид у нее был разочарованный. Госпожа Вебер велела дочери тут же вернуть их обратно.
– Мы очень ценим ваш щедрый дар, господин Моцарт, – сказала она, но Констанца по может его принять.
– Я мечтал посвятить сонаты ей.
– Это, несомненно, большая честь, однако стоит молодой незамужней девушке их принять, как пойдут сплетни, все сразу поймут: тот, кто дарит, питает к ней нежные чувства.
– А что скажете вы, Констанца? – спросил Вольфганг. – Вы бы хотели иметь эти сонаты?
– Как сказала матушка, я польщена, но…
– Констанца еще ребенок, – прервала госпожа Вебер. – Приходится ее наставлять. Вам следует посвятить свои сонаты тому, кто сумеет вас лучше отблагодарить, господин Моцарт.
Может, все-таки разумнее съехать от них, подумал Вольфганг, как советовал Папа.
60
Готлиб Стефани встретил Вольфганга чрезвычайно радушно.
– Весьма польщен вашим визитом, господин Моцарт, – сказал он.
– Если кто и должен чувствовать себя польщенным, так это я, – ответил Вольфганг, но, оглядев Стефани, вдруг насторожился. Он вспомнил, что сорокалетний инспектор немецкой оперы считался одновременно драматургом, режиссером, постановщиком и актером и, как ему говорили, пройдохой не хуже Афлиджио. Но внешне Стефани был далеко не так импозантен, как Афлиджио: губастый, широконосый, со срезанным подбородком, он казался грубым и неотесанным, хотя пользовался репутацией человека просвещенного, остроумного собеседника и либреттиста, который всегда умел добиться постановки своего произведения.
Вольфгангу понравилась квартира Стефани, расположенная на Михаэльплац, в непосредственном соседстве с дворцами, соборами и резиденциями сильных мира сего. Окна выходили в большой тенистый двор, и комнаты были великолепно обставлены. Когда Вольфганг спросил, сколько такая квартира может стоить, Стефани смущенно ответил:
– Пятьсот гульденов. Дороговато, разумеется, но что поделаешь, в моем положении…
Эта сумма превышала годовой заработок Вольфганга в Зальцбурге, и он усомнился, можно ли довериться такому сумасбродному человеку. Но Стефани говорил:
Будьте уверены, господин Моцарт, при моей поддержке ваша опера увидит свет.
– А как насчет «Идоменея»? Вы хвалили его.
– Прекрасная музыка. Это и навело меня на мысль поработать с вами. Но опера на немецком языке – чересчур серьезно для Вены. А вы обязательно хотите, чтобы ваша первая опера в Вене была на немецком, не так ли?
