Любавины - Шукшин Василий Макарович (читать книги без регистрации .TXT) 📗

И-

Мария лежала на спине, раскинув руки. Улыбалась.

– Все?

– Все.

– А еще?

– Хватит, – Ивлев сам себе показался смешным – босиком, в нижней рубахе, ночью – с боевыми стихами.

– Почему ты не пошлешь их в краевую газету? – Мария села, насмешливо посмотрела на мужа. – По-моему их напечатают. Был бы ты… известным в крае поэтом.

– Я хочу быть известным в крае секретарем.

– Петя, тебе хочется сделать карьеру? Хочется быть секретарем обкома, например?

– Мне здесь работы хватает.

– Ну, а хочется?

– Это надо еще заслужить… – Ивлев почему-то смутился. – Мало ли чего нам хочется, – пошел к столу, нашел среди бумаг пачку «Беломора», закурил.

– Хочешь, я научу тебя, как… заслужить?

– Как?

– Надо писать книгу. Стихи – это несерьезно для секретаря. А вот книга, это другое. И ты бы смог написать. «Дневник секретаря» какой-нибудь. Тебя бы заметили, продвинули… Знаешь, как Чкалов говорил? «Если быть, так быть первым». Неужели ты обыкновенный заштатный секретарь райкома! Ты же неглупый мужик…

– Что, секретари райкомов глупые мужики, что ли?

– Не в этом дело. Секретари райкомов все ужасно походят друг на друга. Надо же чем-нибудь отличаться.

– Я и стараюсь отличиться – работаю.

– Эх, Петя… – Мария встала, начала раздеваться. – Давай спать.

Весна в Баклань всегда приходит ударная. Развезет в три недели, растопит снега, сгонит воду, высушит дороги, и, глядь, – по косогорам, на солнечной стороне, уже зеленеет травка. Даже ранней весной дни стоят солнечные, теплые.

В апреле пришел со службы Андрей Любавин, коренастый, неразговорчивый матрос Тихоокеанского флота.

Служба Андрею пошла впрок: он получил там специальность дизелиста, окончил десятилетку, вступил в партию и получил за что-то орден Красной Звезды. За что – не говорил. «За одно дело».

Отгуляли. Андрей отдохнул с недельку и пошел в райком – насчет работы.

Родионов долго, с удовольствием беседовал с молодым человеком, открыто любовался его литой фигурой, спросил про орден…

– За что это?

– За выполнение…

Родионов засмеялся.

– Я понимаю, что за выполнение… Ну, раз нельзя, так нельзя. Вовремя ты прибыл, моряк, у нас самая горячка начинается. Дизелист, говоришь? Приступай с завтрашнего дня к работе. Иди сейчас к Косых, это директор РТС, поговори с ним. Наверное, на дизель и поставят. Жизнь у нас сейчас интересная, молодежи много… Ошибок всяких, недостатков тоже хватает. Так что входи в курс дела и давай… по-матросски. Парторганизация в РТС крепкая. Желаю всего хорошего. Если что, приходи в любое время.

Через пару дней Андрей уже шуровал на дизеле… Приходил домой чумазый. Нюра кипятила в большом чугуне воду, совместными усилиями кое-как отмывали грязь.

– Что уж ты такой грязный-то? – выговаривала ему Нюра. – Другие все-таки чище приходят.

– Я ж на одном работаю, а другой ремонтирую. А там, как с завода выпустили, так ни разу не чистили, наверно.

Ефим недовольно смотрел на Андрея, не нравилось ему, что сын – моряк, партийный, с десятилеткой – возюкается в машинной грязи, как самый захудалый шоферишко. Он думал, будет иначе: придет Андрей, ему дадут какое-нибудь место в учреждении или пошлют учиться в город. Все-таки не так уж много возвращается народу со службы с десятилеткой да с орденом… К тому же партиец.

– Не я буду, если не выжму из дирекции душ с горячей водой, – говорил Андрей, докрасна растираясь мохнатым полотенцем. Под кожей на руках, на спине, на широкой татуированной груди (татуировка – до флота еще) взбухали, перекатывались тугие бугры мышц.

– Кошмар, – сказал Пашка, увидев однажды брата без рубахи. – Ты служил там или гири качал?

Андрей коротко хохотнул.

– Первый разряд по борьбе.

– Попробуй с Иваном, – посоветовал Пашка.

– Он боролся когда-нибудь?

– У него тоже полно этого… – Пашка показал на бицепсы.

– Можно попробовать.

– Еще чего!… – Встрял в их разговор Ефим. – Сгребутся на смех людям. У тебя, Пашка, одна дурь в голове. Надо же умнеть маленько – лет-то много уж.

– А что тут такого? Это же не бокс.

– Пошел к дьяволу…

Один раз Ефим не выдержал, спросил Андрея:

– Ты что, так и будешь всю жизнь вот такой ходить?

– Какой? – не понял Андрей.

– Такой вот – ни глаз, ни рожи.

– Специальность такая.

– Бросить ее надо к чертовой матери, специальность такую. Плохая, значит.

– А мне нравится.

– Ехал бы учиться… Может, в люди выйдешь. Башка-то есть ведь.

– А сейчас я что, не человек?

– Тэ-э… человек, – Ефим презрительно сморщился, махнул рукой. – Костомелить-то так любой сумеет, дело нехитрое.

Андрей промолчал. Ефим ушел в горницу, пнул кошку, заматерился в полголоса. Ему очень хотелось, чтоб Андрей вышел в большие люди. Он завидовал отцам, у которых сыновья служили офицерами или учились в институтах. Он не одну ночь думал о том, как он пошлет Андрея в институт, как тот приедет к нему на побывку и они пойдут вместе по деревне. Хотелось на старости лет доказать людям, что и Любавины тоже могут башкой работать. На Пашку он давно махнул рукой, а на Андрея крепко надеялся, радовался его успехам во флоте… Он знал, что Андрей упрям, если бы захотел, то добился бы многого.

Еще раза два заговаривал Ефим с сыном насчет его дальнейшей жизни. Хитрил, старался разжечь в нем самолюбие.

– Ты же башковитый парень, Андрюха. Ты далеко пойдешь. Давай вот поработай до осени, а там в институт. Все пять лет буду посылать деньги. И братовья помогут. Иван тоже поможет, я говорил с ним. С радостью, говорит, на такое дело не жалко. Ты поговори с ним, он парень умный.

Андрей отмалчивался. Сказал свое и молчал. Ефим злился, но сдерживал себя.

– И баба у тебя вон какая хорошая. От такой не только на пять лет, а на десять можно уехать, и душа будет спокойная. А?

Сын молчал.

…Однажды Андрей пришел домой поздно (в РТС было комсомольское собрание). Было уже темно. Открыл ногой воротца, пошел в ограду. В углу двора, под навесом, невидимая, хрустела овсом лошадь.

«Отец приехал», – подумал Андрей (Ефима попросили помочь перегнать косяк совхозных молодых коней на летнее пастбище, в горы).

Идти в избу не хотелось: Андрей присел на крыльцо, закурил.

Отовсюду капало; ночь исходила соком. Пахло погребом. Нехолодный ветер налетал порывами, шебуршал в огороде сухими листьями подсолнухов, стихал опять.

Андрей запахнул плотнее фуфайку. Он любил сидеть ночами на крыльце. Ночью вокруг много непонятного. В тишине все время кто-то шепчется, кто-то вздыхает… И думается ночью легко.

Неслышно выкатился откуда-то пес Борзя, тихонько визгнул, кинулся Андрею на грудь.

– Ну, шалавый! – незлобно ругнулся Андрей, откинув ногой пса. Затоптал окурок и шагнул в сени. Вытирая сапоги о свежую солому, вспомнил, что сегодня суббота. «Баню пропустил… Ворчать будет Анна Ивановна».

Открыл дверь в прихожую избу, позвал:

– Нюр!… Вынеси полотенце с мылом.

Нюра вынесла полотенце.

– Попозже нельзя было?

– Нельзя.

– Может, все-таки в баню сходишь? Там еще жару много…

– Я сегодня не очень грязный.

Нюра ушла.

Вода в кадушке настыла, о края жестяного ковшика певуче тюкались льдинки (по реке еще шла шуга).

Андрей тихонько мычал под умывальником, охал от удовольствия… Потом догоряча тер пахучим полотенцем гудящее тело.

– От так… Хорошо-о, – приговаривал он.

Вошел в дом.

Ефим ужинал, устало облокотившись на стол. Он был в одной нижней рубахе и в галифе. Еще красный после бани. На стук двери медленно повернул большую голову, кивнул сыну.