На дальних рубежах - Мельников Геннадий Иванович (серия книг .txt, .fb2) 📗
— Не выдумывайте лишнего, — вскричал Дуань, — ихэтуани сражаются только против иноземцев!
— Не считая себя проницательным и дальновидным, — упрямо продолжал Юань Чан, — нуцай находит поселения иностранцев внутри Срединного государства невыгодными для империи. Но все же нам следует поступать иначе, если мы действительно хотим выгнать их вон. Сначала следует исправить неустройство внутри государства, осторожно продолжать сношения со всеми государствами, а уже потом, отыскав удобный случай и повод, начать войну с одной из наиболее слабых держав, и тут проявить своё значение и мощь. С уважением нуцай отнесся бы к тому, кто предоставит план борьбы с иноземцами, и считает, что лишь Ли Хунчжан обладает достаточным опытом ведения сношений с иноземцами, и способен не допустить захвата страны варварами.
Боялись все. Чувствовалось, что даже Дуань, превозносивший военные доблести ихэтуаней, не особенно в них уверен. Ведь хоть и становится их все больше и больше, но они постоянно терпят поражения — и в Шаньдуне от Юань Шикая, и в Чжилийской провинции от Не Ши-чэна… А от иноземцев Срединная империя уже столько натерпелась! Кто бы сейчас осмелился взяться за исправление положения? И с какого конца? Давно известно, что легкомысленно начатое дело всегда чревато печальными последствиями… Императрица ещё поколебалась недолго, махнула рукой и крикнула, — Передайте Ли Хунчжану моё повеление немедленно следовать в Пекин! Лицо князя Дуаня скривила гримаса растерянности и ненависти.
— А генералу Не Ши-чэну передайте приказ остановить десант иноземцев, не пропускать их в столицу. Пусть докажет своё умение воевать не только против ихэтуаней, но и против варваров. Очень я сомневаюсь в военных способностях ихэтуаней, — добавила она.
— Вы же, — обратилась императрица Цыси к министрам Юань Чану и Сюй Цзин-чэну, — завтра же отправляйтесь в иностранные дипломатические миссии и передайте посланникам мое желание, чтобы они обратились к своим правительствам с требованием вернуть иноземный десант обратно в Тяньцзин.
— Но телеграфная связь ведь нарушена, — робко возразил Юань Чан, — и посланники не смогут передать это сообщение своим правительствам.
— Тогда пусть посылают гонцов в Тяньцзин, — нетерпеливо махнула рукой императрица.
А вечером, перед сном, она сказала Жун Мэй:
— Пойдешь с ними и следи за ними очень внимательно.
На следующий день Жун Мэй вместе с министрами обошла английскую, французскую, германскую и русскую дипломатические миссии. Везде министры Юань Чан и Сюй Цзин-чэн на французском, дипломатическом, языке примерно одними словами передали посланникам наказ императрицы. Но русскому посланнику Сюй Цзин-чэн говорил по-русски, язык он знал, так как раньше был посланником в Петербурге, и добавил, что императрица вызвала Ли Хунчжана в Пекин. И что-то ещё, упомянув имя генерала Не, но Жун Мэй русский язык не знала и фразу не поняла. Жун Мэй подробно доложила императрице о визитах, и та осталась довольна выполненным приказом. Но Ли Ляньин насторожился.
— То, что Сюй Цзин-чэн не сказал о вызове в Пекин Ли Хунчжана англичанам, французам и германцам вполне понятно и объяснимо — те не любят Ли, считают его коварным шакалом и, узнай о вызове его в Пекин, постараются поскорее захватить город, и навязать свои условия Поднебесной. Но зачем Сюй сообщил об этом русскому посланнику? Надо обдумать. Впрочем, Ли Хунчжану все равно придется добираться в Пекин через Шанхай, да на юге от глаз англичан и французов никуда не скроешься, так что они все и сами узнают. Сейчас, до прибытия Ли, надо задержать иностранцев в Тяньцзине. Передай хушану Яню, чтобы именно ихэтуани, а не генерал Не, победили иноземный десант. Тогда императрица поверит в их силу. Ты же, Жун Мэй, внимательно следи за Сюй Цзин-чэном. Он долго жил в столицах германцев и русских, и вообще мне не по душе. Я чую, что продался он красноголовым червякам.
Через день неподалеку от посольского городка солдатом армии Дун Фусиня был убит советник японской миссии Сугияма.
Как утверждали, он отправился было на встречу со своим шпионом. Жун Мэй представился случай внимательно присмотреться к поведению Сюй Цзин-чэна, когда они большой группой министров Цзунли-ямыня обходили иностранные представительства с выражением соболезнования и уверениями о случайности трагической гибели. Побывали они и в русской миссии, но министр Сюй ничем не обнаружил своего к ним расположения.
Едва ли не ежедневно Жун Мэй, используя часы дневного отдыха императрицы Цыси, а иногда и поздно вечером, когда Цыси, накурившись опиума, засыпала, уже не таясь, заходила к Ли Ляньину, и они вместе лихорадочно искали способы решить свою трудную задачу. Жун Мэй шептала заученные заклинания, отвешивала поклоны, чертила магические знаки, составляла триграммы; Ли Ляньин пересказывал слухи, которые доставляли ему шнырявшие по городу евнухи и дворцовые слуги; они расспрашивали астрологов, гадателей и толкователей снов, но искомое решение не приходило. Связь с хушаном Янем действовала налаженно, но и самый лучший гонец возвращался лишь через две недели. А тут ещё разгорелись бои вдоль железнодорожной линии от Пекина до Тяньцзина — кратчайшем и самом удобном пути в Цзин-чжоу-тин. Хушан Янь передавал одно — для победы ихэтуаням нужны оружие и поддержка армии. Иначе их ждет полный разгром.
Его люди пробовали разжигать ненависть к иноземцам в душах губернаторов провинций, но те трусливо выжидали — чья возьмет. Они не желали нарушать предписанные Небом законы безусловного повиновения императорской власти, наживались на торговле с иностранцами, да и просто боялись их. Губернаторы южных провинций сразу принялись бороться с ихэтуанями, и жесточайше наказывали попавших к ним в руки. Лишь Юй Сянь, бывший губернатор в Шаньдуне, справедливо указывал, что в возникающих конфликтах всегда виноваты иноземцы; удаленный же из провинции по требованию германцев и, получив назначение губернатором в Шаньси, он люто их возненавидел, приказал изгнать из провинции, и послал армию генерала Дун Фусиня на оборону Пекина.
Вскоре в Пекин гонцы доставили известие, получив которое, Жун Мэй и Ли Ляньин возликовали. На полпути от Тяньцзина к Пекину ихэтуани разгромили объединенный десант английского адмирала Сеймура и заставили иноземцев бежать!
Надо сообщить скорее эту весть императрице! А то она уже перестала верить словам Ли Ляньина и Жун Мэй о волшебной силе магических заклинаний, о всемогуществе ихэтуаней, и даже велела было Жун Лу вышвырнуть их из города.
Они поспешили к императрице.
Она еще почивала после обеда, и Жун Мэй легким позвякиванием чайных чашек разбудила её.
— Ты принесла добрые вести? — обрадовалась Цыси, видя счастливое лицо своей фрейлины.
— Нуцай Жун Мэй принесла радостную весть! Небольшая группа ихэтуаней, числом едва ли более десятка, с совершенно пустыми руками, лишь вытряхнув из корзин бумажных солдатиков и вдохнув в них жизнь, с помощью магических заклинаний уничтожила громадное количество красноголовых червей, а их ружья превратили в простые палки. Пушки же иноземных отрядов, под влиянием их колдовства, стали стрелять друг в друга и нанесли большой урон. Десант адмирала Сеймура разгромлен и бежит к Тяньцзину!
Тут вошел Ли Ляньин, искавший в последнее время в древних фолиантах ответ на мучивший всех вопрос: как же быть дальше?
— Первый император династии Да-Цин — Великая Цин Шунчжи (1644–1661) учил: Ставший Государем заменяет людям Небо и распространяет повсюду совершенное правление. Он непременно должен заставить людей расти и развиваться, как положено, и довести совершенство своего правления до предела. После этого он может, взирая наверх, ответствовать милосердным повелениям Неба. Небо порождает людей. Нынче, вот уже в течение ряда лет, они тяжело страдают. Они без повелителя затевают смуту. И тогда Небо ставит им государя, чтобы навести порядок. Вот и сейчас, чтобы в Поднебесной воцарил порядок, надо послать на помощь побеждающим ихэтуаням армию, чтобы та впитала в себя их боевой дух и колдовское искусство, их воинское мастерство и опору на широкие крестьянские массы, и повела за собой в нужном правящей династии направлении. Иначе ихэтуани, после столь внушительной победы над иноземцами, возомнят себя всемогущими и, поскольку они в основном китайцы, вспомнят свой старый лозунг «Фу Мин, Фан Цин».
