Святая Русь. Книга 2 - Балашов Дмитрий Михайлович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
У погибшего князя Святослава осталось, однако, трое сыновей: Глеб, Федор и Юрий.
Есть все основания, — утверждают специалисты-историки, — считать Глеба Святославича, убитого брянскими вечниками в 1340 — 1341 гг., сыном Святослава Глебовича (погибшего в 1309 — 1310 г.) и двоюродным братом князя Ивана Александровича Смоленского (умершего в 1359 г.). Но двоюродными братьями смоленского князя Ивана Алксандровича были и Федор Святославич Дорогобужский (тесть Симеона Гордого по его второму, неудачному, браку с Евпраксией), и его брат Юрий, женатый на княжне ярославской, внучке Ивана Калиты. (Далее здесь потянется род белозерских вотчинников Монастыревых.) Нетрудно увидеть, что положение всех названных князей было и сложным, и двойственным, и в чем-то иногда унизительным. Не хватало средств, волостей, а следовательно, нечем было кормить ратников, и надобно было идти кому-то служить, где-то добывать «кормы», дабы не опуститься совсем и не изнищать до потери прадедней памяти.
Сын Глеба, убитого брянцами в 1340 — 1341 гг., Александр Всеволож, в год убийства отца сидел на княжении во Пскове (был там служилым, приглашенным князем-воеводою). В очередной замятне с немецким Орденом он начал военные действия, но, бросив их на полдороге, ушел из Пскова. «Сей князь Александр Всеволодич, учинив разратие и поиде прочь», — укоризненно сообщает псковский летописец.
Уход князя имел, однако, свои причины. То ли он надеялся (и спешил!) вновь сесть на брянский стол, то ли, при поддержке Москвы, получить какой-то удел на Смоленщине. Но поход москвичей под Смоленск закончился безрезультатно, а вскоре умерли Калита, потом Узбек, и Александр-Всеволод Глебович оказался не у дел.
Куда мог деться князь-изгой, лишенный могущественной поддержки? Выход был один — выпрашивать выгодное наместничество в кормление у великого князя московского, тем более что Симеон в 1344 — 1345 гг. женился на его двоюродной сестре, Евпраксии Федоровне Дорогобужской и передал ее отцу Волок Ламской в кормление.
Здесь историческая лакуна, но можно думать, что безместный родич жены был также как-то пристроен Симеоном.
Младший дядя Александра-Всеволода Юрий Святославич тогда же, после смерти князя ярославского Василия Грозные Очи (умершего в 1344 г.), женился на его дочери, внучке Калиты, от какового брака и родился двоюродный брат Александра-Всеволода и Евпраксии Александр Монастырь, родоначальник третьей ветви рода, севшей на Белоозере.
Его молодой сын Дмитрий Монастырев со славой погиб на Воже в 1378 году, оставив пятерых дочерей (тут несомненная ошибка родословцев. Явно, поскольку Дмитрию еще не было и двадцати лет, не дочерей, а сестер!).
Вернемся, однако, к Александру-Всеволоду Глебовичу, упомянутому в синодике Успенского собора среди бояр великого князя Дмитрия и его сына Василия. Во все десятилетия, прошедшие с того несчастного 1341-го года, Александр-Всеволод служил кормленым воеводой Симеону, Ивану Красному, наконец, малолетнему Дмитрию. Ходил в походы, наместничал во вновь присоединенных землях. К той поре в Москву съехалось уже изрядное количество безместных князей, и становиться из князя думным боярином московским не стало зазорным уже ни для кого. Умер бывший кормленый смоленский князь в глубокой старости, переживши и князя Дмитрия, заработав себе уважение и почет, да и немалое место в думе. Все три сына его — Дмитрий, Владимир и Иван бились на Куликовом поле, будучи воеводами передового полка, а Владимир вскоре и скончался от ран, полученных на бранном поле.
Напомним, что двоюродная сестра его, Евпраксия Федоровна, разведенная с Симеоном (в чем, несомненно, для смоленских княжат, в их представлении, была «потерька чести»!), была выдана, по приказу Симеона, замуж за Федора Красного Фоминского, который и сам, и его дети опять-таки служили Москве.
Напомним и про огромную вотчину на Белоозере двоюродного брата Всеволода, Александра Юрьевича Монастыря. Дело в том, что тут, на Белозерском уделе, схлестнулись интересы Всеволожей и Акинфичей.
Да, конечно, Александр-Всеволод занял в конце концов высокое место в рядах московской боярской господы. Да, его сын Дмитрий уже в 1371 году был боярином, участвовал в заключении очередного договора с Ольгердом, бился на Куликовом поле бок о бок с Микулою Вельяминовым, с которым успел породниться (женил сына Ивана на единственной дочери Микулы от суздальской княжны). В старости, уже в 1394 году, Дмитрий Александрович Всеволож наместничал в Нижнем Новгороде, то есть стал думным боярином и имел значительные доходы.
А вот теперь и спросим себя: как относились Всеволожи (не забудем: потерявшие когда-то свой родовой удел, отобранный московским князем; оскорбленные разводом Симеона с их родственницей; паки рассерженные сватовством Ивана Хромого к одной из сестер Дмитрия Монастырева), как относились они к династии потомков Калиты? Как относились к забравшим силу Акинфичам? К Вельяминовым, прежним хозяевам Москвы, наконец?
Вся судьба рода состояла из череды успехов и утеснений, унижений и удач, гордости и неутоленного самолюбия наследственных Рюриковичей.
В полюдневшей, ставшей столичным городом Москве угасли прежние, начала века, провинциальные страсти, споры местных бояр с пришлыми (теми же Вельяминовыми), но неустранимо возникали новые: соперничество великих бояр московских и пришлых княжат, терявших свои звания, но не терявших родовой княжеской спеси.
«Пришлым» всегда особенно трудно достается земля. Все населенные волости давно розданы и все кому-то принадлежат. Брать землю без крестьян
— еще обиходь ее попробуй! Купить? А кому надобно лишаться земли, постоянного источника дохода, сиротить будущих потомков своих? Даже и в те поры, как худо с наличным серебром или справа надобна ратная, землю продают в последний черед. Да к тому же ближние родичи всегда имеют по закону право на выкуп проданной земли, и срок тут не ограничен ничем. Бывало, что и через сотню лет выкупали родовую волость! Да к тому же просить большей цены, чем та, по которой была продана земля, нельзя было: вот тут и купи!
Самым верным способом получения вотчины был брак. Землю, полученную в приданое, выкупить уже никто не вправе. И великой удачей своею почел Дмитрий Александрович Всеволож, что сумел три года назад, в самый канун Куликова поля, обвенчать сына с единственной дочерью Микулы Васильича Вельяминова.
Ивану, вздумавшему было почваниться, бросил походя, зло:
— Что ж, что боярин! И я уже не князь! Отец тестя твово, Микулы Васильича, Москву держал! Понимать должон! А мать — дочерь суздальского князя, старшая сестра великой княгини Евдокии! Вот и думай умом!
Тебе им кланять надобно, а не им тебе! Я отца удоволил, а ты сумей дочерь в себя влюбить! С нею и земля, и почет — так-то!
Иван сумел. Был он тонок, строен, хорош собою: заносчиво-гордое лицо в пухе первой бороды, вишневые надменно сложенные губы и взор, каким «дарят». Не одна и девка сохла по нему в те поры!
Помнил ли сухощавый, согбенный, внимательноглазый старец с морщинистым жестким лицом, с беловатой полоской слюны меж сжатых усохших губ, с недобрым взором, с нечистым дыханием, с костистыми, словно лапы ястреба, дланями по-старчески все еще крепких рук, помнил ли он себя, тогдашнего, юного, свое полыхающее румянцем лицо, свой победно-мерцающий манящий взор, и те, небылые уже, долгие ресницы, и крупные кудри, когда-то покрывавшие голову?! Помнил ли речи те, сладость тех давних поцелуев, трепет девичьего тела, юные груди, жаркое дыхание высокой породистой девочки-жены и ее мглящийся у него в объятиях взор?
Того — не помнил уже. А запомнил и помнил до гроба дней своих разговор с нею в сокровищнице вельяминовской, когда казала ему, гордясь, молодая жена лалы и яхонты, смарагды и баласы, цепи, кубки, чаши и блюда, злато-серебряное великолепие, драгоценные ткани, летники и опашни, связки дорогого соболя, резные, рыбьего зуба, посохи и ларцы… И как подняла, держа на руках, любуя сама, тяжелый золотой пояс с капторгами, украшенный золотом, финифтью и камнями.
