Азов - Мирошниченко Григорий Ильич (книги серии онлайн txt) 📗
– Верно ли я сказываю? – обратился Татаринов к войску.
В ответ хором:
– Верно! Складно выходит. Любо, атаман!
– Ну, Григорий, пиши живее: «…Мы взяли Азов на счастье чада твоего Алексея Михайловича! Удержим Азов за собою – и счастье твоему чаду будет великое. Не удержим Азова – и счастья чаду твоему не будет!..
Казаки весело подмигнули друг другу, поняв хитрость атамана.
– «…Попомни, государь, что дружбу с тобой султан ведет, чтобы Польскую землю прибрать к себе. Хочет согнать запорожских казаков с Днепра-реки, а нас, холопей твоих, – с Дона-реки… А в письме своем он, султан, не ставит твоего царского титла, а пишет по-прежнему: «Королю Михаилу Федоровичу», а не «царю». Война под Смоленском прошла неудачно. Повинны в том Джан-бек Гирей и сам султан Амурат. По договору султана с Польшей, после войны в Смоленске запорожским казакам вольного житья на Днепре не стало… (Всех людей, которых турки берут в полон, казнят, надругаются, режут носы и уши, сбривают усы да бороды. И над посланниками твоими, государевыми, султан непрестанно чинит униженье и осмеянье… В тюрьмах же посланникам государя не дают корму по пять недель и больше…»
– Передохни-ка, Гришка, я трубку выкурю, – сказал Татаринов.
Всем была передышка. И войско закурило, задымило, громко заговорило, засмеялось. Пыхтя трубкой, Татаринов советовался со Старым, с Каторжным и с Наумом Васильевым. Обдумав все, Татаринов приказал писать дальше. Перо дьяка со скрипом выводило:
«…Наших посланников Савина и дьяка Алфимова в Кафе сажали в башни, грозились убить их. Посла Кондырева сажали в башню в Темрюке. В Азове на посланников твоих, государь, кричали: «Убить их надобно! Обрезать носы и уши!» А сами, собаки, пишут тебе, государю, чтобы тебе быть с ними в дружбе и в братской любви!.. А в Бахчисарае татары казнили царского посла Ивана Бегичева… И мы, государь, за все неправды и вред, что сотворил нам турецкий посол Фома Кантакузин, за его ложь иудину, без твоего государева указа со всеми его людьми взяли и убили до смерти. И в том была воля божья и наша… Убили мы еще Асана – толмача Фомы, который своими чарами, злым волшебством и прельстительными грамотами немало нам навредил. Фома слал грамотки в Азов, Темрюк, Тамань и в Керчь, чтобы турские люди шли под Азов на выручку Калаш-паше. Людей мы перехватили… Он же, иуда Фома, писал тебе, государю, из Азова, через грека Мануйла Петрова, на атамана Ивана Каторжного, чтобы ты его, Ивана Каторжного, в Москве повесил. Он же, иуда, кафтаны привез на Дон – вину сгладить за наши через него муки большие. А нам их подарки не нужны! Четыре султанских платья мы сожгли на костре и пепел от них пошлем султану».
Войско крикнуло:
– Воистину пошлем! Любо!
Дьяк Нечаев, согнувшись, продолжал скрипеть гусиным пером:
«Великий государь! Чужим государям мы никогда не служивали, и у нас с турками и у тебя, государь, с ними не может быть единенья. Султану Амурату ни в чем нельзя верить, что ни говорит – все лжет! А тебе не пристало писать султану, что мы воры, разбойники.
…А ныне многие люди с Большого Ногая, мурзы, горские черкесы хотят быть с нами в дружбе, под твоей государевой рукой. В крепостях: Тамани, Керчи, Кафе, Темрюке и в Крыму турки и татары живут ныне в великом страхе и собираются уйти вскоре или по указу султана идти вернуть Азов… Стены в крепости мы починиваем. Но казны у нас нету. Пороховой казны не стало. Порох и ядерную казну исхарчили, кладя их в подкопы. Наряду пушечного у нас: двести больших пушек, девяносто четыре малых, четыре наших фальконета. Свинца и ядер нету. Хлеба нету… Полон, который отбили у турков, кормить нечем… А крепости отдать назад не можно ни в коем разе. А хотя и отдать Азов, тем бусурманов не утолить и не задобрить войны и крови от крымских и от других поганых бусурманов не укротить, а только пуще тою отдачею на себя подвинуть. Лучше, государь, Азов тебе и всей земле принять и крепко за него стоять…
…Мы взяли Азов своей кровью. Возьми его у нас в вечную славу и в вотчину и дозволь купцам из украинных городов ездить к нам с хлебными запасами и всякими товарами. Польза государству и твоему величеству от сего города будет великая…
Живем мы в городе Азове, ожидаем божьей милости и твоего государского милостивого жалованья. И учини ты к нам, великий государь, свой государский указ о городе Азове! Пожалуй нас, твоих холопей!..»
Татаринов умолк. На висках у него вздулись жилы. Войско стояло тихо.
Нечаев вытер рукавом вспотевшее лицо.
Одноглазый казак с черной щетиной на подбородке таинственно спросил:
– А как же царь стоять-то будет по нашему письму?
– Да как ему стоять? – сказал кто-то. – За нас он постоит! Мы насмотрелись, как наших христиан турки да татары привязывали к конским хвостам и тащили в Азов!
Вернигора сказал, зло смеясь:
– Цари – псари: жалю они не знають. Султан нашкодив, а казака повесять!
Снова настала тишина.
Над крепостью в тот час поднялся степной орел и стал низко кружить. Татаринов, вглядевшись в небо, с тревогой проговорил:
– Добычу ли почуял?
Старой сказал:
– Покружится да улетит. Найдет себе добычу.
Несколько казаков прицелились и грянули из самопалов. Орел камнем упал за крепостью.
Татаринов спросил у войска:
– Кого пошлем в Москву станицей?
– Пошлем Потапа Петрова! Казак исправный.
– Потапа!..
– Пускай коня седлает, – строго сказал Татаринов. – Пускай возьмет четырех казаков с собой. А ехать им, нигде не медля и часу, на Валуйки.
Степану Чирикову Татаринов объявил:
– Тебя тут не убили – и ладно сделали. Милость даем тебе от войска: езжай в Москву! А путь тебе к Воронежу – на стругах.
Ивану Рязанцеву тоже приказали:
– Езжай, боярский сын, в Москву и говори, что сам видел, что сам слышал, да только не ври! А путь твой конный – на Валуйки!
Купцам и всем приезжим людям казаки пожелали доброго пути.
Мурзы поехали к себе с хорошим добрым словом. Терские казаки отправились с Цулубидзе в город Терки.
Легкая станица атамана Потапа Петрова вскоре помчалась на Валуйки, а там путь их – знакомый, опасный и нелегкий – лежал к Москве.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Султан Амурат получил недобрые известия, когда его походная палатка стояла в сорока верстах от города Багдада, между реками Тигр и Евфрат.
Стотысячное турецкое войско расположилось в окрестностях Багдада. Обозы с провиантом, верблюжьи караваны непрерывно двигались по всем дорогам. Походные трубы трубили без конца, играли зурны, гремели бубны. Тысячи телег с пушечными запасами, сотни крепостных и полевых пушек двигались не только по дорогам, но и по горным узким тропинкам и по нехоженым степям. Турецкая пехота – янычары – шла большими толпами. Скакали спахи – конные солдаты. Санджаки – турецкие знамена с конскими хвостами – развевались впереди войск. Три главных знамени, каждое в сто локтей, с сердцем, железными наконечниками, с бархатными мешочками, в которых хранился коран, – стояли возле султанской палатки. Ржание коней и рев голодных верблюдов наполняли воздух.
Палатка султана, окруженная многочисленной охраной, пестрела на возвышенности белыми, синими и желто-зелеными полосами. Наверху поблескивал огромный золотой шар с полумесяцем. Ниже, вокруг султанской палатки, вырос целый город шатров и палаток.
Амурат отпраздновал день своего рождения. Ему исполнилось двадцать семь лет. Но праздник был омрачен тем, то желанной победы все не было. Персидский шах неожиданно атаковал турецкие войска под Реваном, перебил много войска и взял город. Уныние царило в турецкой армии и среди ее военачальников – санджак-беков. К тому же моровая язва и голодные бунты в Турции, голод в войсках из-за отсутствия запасов стали серьезно тревожить султана и его приближенных.
Амурат сидел в одиночестве на шелковых подушках… Он, не находя себе покоя, позвал великого визиря Магомет-пашу.
Пришел старый визирь.
