Капитан первого ранга - О'Брайан Патрик (список книг .txt) 📗
Фрегат подходил к траверзу батареи, до которой было чуть более четверти мили.
— Мистер Симмонс, кормовые орудия выкачены? — спросил командир. — В таком случае произведем бортовой залп. — Пока он ждал, когда приблизится длинная волна, одно двадцатичетырехфунтовое ядро угодило в бизань-руслень, а второе с гулом пролетело над квартердеком. Джек Обри заметил, что два мичмана поклонились ядру, а затем озабоченно оглянулись: не заметил ли это капитан. Ребята еще никогда прежде не были под огнем.
— Огонь! — скомандовал Джек Обри, и корабль содрогнулся до самого кильсона. Солнце на мгновение заволокло дымом, затем его отнесло в подветренную сторону. Капитан с любопытством перегнулся через поручни. На этот раз залп был удачнее: камни бастиона раскидало во все стороны, флагшток покосился. Матросы «Резвого» кричали «ура», однако с орудиями они управлялись гораздо медленнее, чем с марселями. Минуты еле ползли. Ядро с батареи угодило в корму фрегата. «Хорошо бы оно попало в каюту на гакаборте», — подумал он с надеждой, вспомнив о стеклянном улье.
— Передернуть грота-марсель. Право на борт. Прикажите увеличить угол возвышения, мистер Симмонс. — Дистанция до батареи увеличивалась, скоро она окажется за пределами досягаемости. Ядро угодило в шлюпки на рострах. Во все стороны полетели доски обшивки и щепки. — Лево руля. Так держать! Огонь! К повороту!
Лишь два ядра, выпущенные пушками «Резвого», поразили цель, но одним из них, попавшим прямо в амбразуру, была выведена из строя пушка. «Резвый» завершил поворот и лег на другой галс. Орудия левого борта стали стрелять одно за другим. Матросы сняли рубахи. Вскоре раздался бортовой залп. Когда фрегат вновь оказался на траверзе батареи, приблизившись к ней и изготовив к огню карронады, немногочисленный гарнизон, набившийся до отказа в небольшую шлюпку, изо всех сил греб к берегу; вторая, у которой был перебит фалинь, беспомощно дрейфовала.
— Пли! — скомандовал Джек Обри, и батарея, окутанная облаком пыли, взлетела на воздух, рассекая его осколками камня.
— Что с нашими шлюпками? — спросил он мичмана на шканцах.
— Ваша гичка повреждена, сэр. Остальные целы.
— Спустить баркас. Мистер Дэшвуд, вам следует взять баркас, заклепать все уцелевшие пушки и отвезти то, что осталось от их флага, миссис Миллер с поздравлениями от экипажа «Резвого». И прихватите их шлюпку, хорошо? Тогда мы будем квиты.
Фрегат плавно покачивался на зыби, когда баркас, рассекая волны, спешил к нему назад. В гавани оставались лишь рыбачьи суденышки, громить там было нечего.
— Однако, — произнес Джек Обри, когда шлюпки были подняты на борт, — интересы службы требуют, чтобы мы еще разок ударили по бастиону. Кливер ставить! Мистер Симмонс, надо убедиться, что мы сможем давать бортовые залпы быстрее, чем за четыре с половиной минуты.
Фрегат ходил челноком, разбивая в прах груду камней. Гордые собой канониры палили с большим усердием, хотя и без особой точности.
Урок не прошел даром — когда корабль лег на обратный курс, орудийная прислуга перестала напоминать трактирную. Канониры попривыкли к грохоту и прыжкам смертоносных пушек, но все равно действовали безо всякой сноровки.
— Что ж, мистер Симмонс, — обратился он к старшему офицеру, смотревшему на него несколько смущенно, — все было не так уж плохо. А номера четвертый и седьмой были и вовсе хороши. Но если мы научимся давать три точных бортовых залпа за пять минут, никто не сможет устоять перед нами. Каждой французской батарее, мимо которой мы проходим, мы должны салютовать именно таким образом — это гораздо увлекательнее, чем стрельба по мишеням. Да и наши господа начальники не смогут песочить нас за то, что мы переводим порох таким способом. Надеюсь, мы сможем еще какое-то время нести службу в проливе, прежде чем нас отправят в чужие моря.
Джек Обри не стал бы выражать свои пожелания таким образом, если бы знал, как удивительно скоро они осуществятся. Не успел «Резвый» встать в Спитхеде на якорь, как пришел приказ тотчас проследовать в Плимут и взять под опеку направлявшийся на север конвой. Поход на Бермуды откладывался на несколько недель, возможно навсегда. Катер адмирала порта вместе с приказом доставил на борт молодого человека — представителя нового агента капитана Обри, который привез чек на сто тридцать фунтов больше, чем Джек рассчитывал получить, и письмо от генерала Обри: тот сообщал о своем возвращении из Сент-Мериана, самого занюханного из всех корнуэльских поместий его друга мистера Полуила, чье политическое кредо укладывалось в боевой клич «Смерть вигам!».
«Я сочинил свою первую речь, — писал генерал, — и намерен произнести ее в понедельник. В ней я окончательно совлеку покров с махинаций вигов, ты вряд ли можешь представить себе, как они зарвались. А после перерыва в заседаниях парламента, если их злоупотреблениям властью не будет положен конец, я произнесу еще более убийственную речь. Мы проливали кровь за родину, и будь я проклят, если эта родина не прольет ради нас умеренное количество крови». Слова «умеренное количество» были зачеркнуты, и письмо заканчивалось просьбой к Джеку записать своего младшего брата в судовую роль, «поскольку однажды это окажется полезным».
Лицо Джека Обри приняло задумчивое выражение. Это не значит, что он не одобрял желания Обри-старшего пустить кровь политическим противникам, — он его разделял. Однако он, увы, знал отцовские представления о благоразумии и не был уверен в том, что тот выражался фигурально. Взяв в охапку миссис Миллер, гордую, как Понтий Пилат, моряки высадили ее на берег вместе с обрывком трофейного флага и пошли зигзагом вниз по проливу против западного и юго-западного ветров, сделав остановку лишь для того, чтобы отпраздновать свалившееся на капитана богатство и отметить избрание генерала Обри в парламент разгромом батареи французов на мысе Барфлер, а также уничтожением их семафорной станции на мысе Леви. Фрегат израсходовал бессчетное количество бочонков пороха и испортил французский ландшафт, разбросав по нему тонны железа. Мастерство канониров росло на глазах. Они с энтузиазмом отправляли своих ближних в лучший мир и, радуясь как дети, уничтожали то, что эти ближние успели соорудить на своих берегах. Никакая стрельба по мишеням в море не могла доставить им столько наслаждения или хотя бы на одну десятую увеличить их рвение, чем стрельба по окнам семафорной станции. Когда, задрав до предела хоботы орудий, они в конце концов в них попали и стекла с рамами разлетелись вдребезги, моряки кричали «ура», будто потопили линейный корабль. Все находившиеся на шканцах, в том числе капеллан, хохотали и улыбались, словно ребятишки, оставшиеся в праздник без присмотра.
Джек Обри не стал бы выражать свои пожелания, если бы знал, что они лишат Стивена обещанных ему тропических радостей. Он и сам бы с удовольствием походил по суше на Мадейре, в Бермудах или Вест-Индии, не опасаясь никого и ничего, кроме французов, возможно, испанцев и желтой лихорадки.
И вот эти пожелания исполнились, и он здесь, под прикрытием острова Дрейка, с мотыгообразным выступом Плимута на левом крамболе, ожидает погрузки 92-го пехотного полка на транспорты в Хамоазе. Судя по нынешней полной неопределенности, ждать придется долго.
— Джек, — произнес Стивен, — вы не хотите навестить адмирала Хеддока?
— Нет, — отвечал капитан Обри. — Не хочу. Вы же знаете, я поклялся не выходить на берег.
— Софи и Сесилия все еще там, — заметил Стивен.
— Вот как! — воскликнул Джек и принялся расхаживать взад и вперед по каюте. — Стивен, — сказал он, — я не пойду. Скажите мне, ради бога, что я могу ей предложить? Я много думал об этом. Я вел себя как себялюбец и напрасно преследовал ее в Бате. Мне не следовало делать этого. Вы же знаете, я руководствовался чувствами, я не думал. Ну разве я ей пара? Капитан первого ранга, если угодно, но по уши в долгах, и никаких перспектив, если Мелвилл уйдет. Хорош жених, который крадучись ползает по суше, словно вор, по пятам преследуемый сыщиками. Нет, я не стану докучать ей, как делал это когда-то. И я не хочу снова рвать сердце на части. Кроме того, какие чувства она может питать ко мне после всех моих художеств?
