Наследники - Федоров Евгений Александрович (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗

Прапорщик задрожал.

— Батюшка, да за что же? — взмолился старик. — Фортеции ведь я по доброй воле сдал…

— Молчи! — прикрикнул мужик и схватил его за косичку.

Старик придвинулся к колоде и рухнул перед ней на колени.

— Ну, будь здрав! — усмехнулся кержак и, уложив косичку на колодину, жихнул по ней топором. — Вот и ты отныне казак, Тит Иванович!..

— Ух! — шумно выдохнул старик. — А я-то думал…

Догорели заплоты, ветер развеял дымок. Была и не стало степной крепостцы. Взвились знамена, поднялась пыль. Быстрым маршем войско тронулось на Петропавловскую.

Запылали пожары, задымилась гарь; горели крепости Петропавловская и Степная, пылали редуты Подгорный и Синарский. На ранней заре перед шумным воинством блеснули воды Увельки. В глубокой пади, у слияния двух рек, заблестели крестами церковки; тонкими белоснежными минаретами встали далекие мечети, — открывался богатый городок и крепость Троицкая…

19 мая Пугачев овладел Троицком. Победители жестоко расправились с непокорными: коменданта Фейервара и четырех гарнизонных офицеров повесили. Не пожелавших принять присягу солдат и жителей перебили и перекололи. Дотемна длилось побоище.

К этому часу Пугачев в сопровождении Грязнова объехал окрестные холмы и выбрал место для стана. Высланные дозоры сообщили: стремится его нагнать генерал Деколонг и дать бой.

Все шло ладно: по курганам расставили пушки, к дорогам стянули пеших, конницу упрятали по лощинкам.

На высоком каменистом яру Уя отыскалась пещерка; тут накидали кошмы, пестрый ковер и подушки. Пугачев улегся отдыхать над рекой. Вновь открылась рана, жар растекался по крови, ломило кости. Емельян Иванович распахнул ворот рубахи, подставил горячее лицо ветру.

Атаман Грязное сидел на камне, перед ним расстилалась глубокая падь. Город, белый каменный собор и минареты уходили во мрак. Только воды Уя отсвечивали последним гаснущим бликом заката. На окрестных холмах рогатыми чудищами стояли ветряные мельницы, а вокруг дымились костры огромного стана. В больших черных котлах кочевники варили конину, казаки — жирный кулеш. Ревели под ножом бараны, ржали кони, голоса сливались в неясный гул… Синие облака на закате подернулись пеплом. Опускалась темная степная ночь…

Между тем генерал Деколонг в самом деле торопился к Троицку. Минуя разоренные крепости, оставив в стороне сожженные мосты, он повернул на Уйскую и через Синарский редут напрямик двинулся на Пугачева. Не жалея ни коней, ни людей, генерал 21 мая ранним утром настиг Пугачева и ударил по его воинству.

На холмах заговорили пушки. Белобородов, отменный отставной артиллерист, сам был за наводчика. Ядра, посланные им, врывались в густые колонны, производя страшное опустошение. Но солдаты смыкались вновь и шли напролом.

Сидя на крутом яру, Пугачев зорко следил за движениями толп. Его злили конные башкиры. Они, как волчья стая, с пронзительными криками неслись на солдат, но, отброшенные стойкими ветеранами, разбегались и рассеивались по степи. Необученные, необстрелянные толпы крестьян и ордынцев бились кучно, неумело.

Пугачев вскочил, глаза его пылали гневом.

— Лапотники! На шалости горазды, а в драке вялы! — злобясь, кричал он. Взглянув на Грязнова, он повелел: — Коня!

Тут же подвели белогривого любимца, но Пугачев не смог сам забраться в седло. Прикусив губы от боли, он прижал искалеченную руку к груди и, опираясь на казака, сел в седло.

— Ваше величество, куда вы? — встревоженно спросил Грязнов. — Глядите, бегут!

И впрямь, в подъем по пыльной дороге на ошалелых конях мчались ордынцы.

— Куда вас черт несет? — кинулся им наперерез Пугачев и взмахнул саблей.

Разбитые ордынцы лавой пронеслись мимо. Из оврагов, из ковыля поднимались пешие толпы и торопились прочь…

Пугачев пришпорил коня и понесся навстречу. Ивашка едва настиг белогривого, схватил удила.

— Поздно, государь! — закричал он. — Слышь-ко, тишина какая?..

У пушек шла свалка. А бегущие толпы, как взбаламученный поток, заливали дороги. Пугачев поник головой. Он свернул в сторону и поехал к реке.

На ковыле еще блестела роса, степь дымилась прохладой, но все было кончено.

Грязнов снова настиг Пугачева, схватил за удила коня и увлек прочь. Впереди шумели березовые рощи, вздымала песчаную главу Золотая сопка, за ней крылся овражек.

— За мной, государь! — крикнул Ивашка и поманил Пугачева. — Места тут мне знакомые. Айдате от беды!..

Почуяв дорогу, кони встрепенулись и широким махом понеслись по степи…

По дорогам валялись посеченные тела, черные конские туши, поломанные телеги с добром. Полдневный зной раскалил землю, из-под белого облака на ратное поле с клекотом спускались орлы.

Нигде генерал не мог отыскать Пугачева, так и не настигли его лихие драгуны. Прыткий белогривый скакун унес Емельяна Ивановича от беды, а степные балки укрыли его, ветры замели след.

Старый генерал призадумался; знал он: порубаны части, но спаслась пугачевская голова, не сегодня-завтра как из-под земли вырастут новые пугачевские сотни…

Предчувствие не обмануло Деколонга: рассеянные под Троицком, пугачевцы опять собрались и по челябинской дороге двинулись на Нижнеусольскую. Не задерживаясь, Пугачев проскакал через Кичигинскую крепостцу, в которой к нему присоединилась полусотня казаков…

От стана к стану, от перепутья к перепутью росло воинство. Снова воспрянул духом Емельян Иванович. Рядом скакал Грязнов, подбадривая его:

— На заводы, государь, путь держи! Там верная опора будет!

Засинели горы, зашумели леса, пошли большие дороги на заводы, на Каму-реку, на Казань. Пугачев скинул шапку с малиновым верхом, поклонился далеким горам и сказал весело:

— Здравствуй, Урал-батюшка!..

Плыли над Камнем хмурые тучи, над кедровником летали стаи птиц, дороги врезались в чащобы; в горах гремела кайла рудокопа, будила тайгу; копоть стояла над заводами. Выходили навстречу Пугачеву жигари, литейщики, рудокопы, кузнецы — горемычной доли люди.

— Здравствуй, Урал-векун! — светлой улыбкой встретил Ивашка знакомые, родные края и, наклонясь к Пугачеву, уверенно сказал:

— Отсель, государь, недалече и до Москвы…

4

По горам, по кочевьям Башкирии рыскал отряд подполковника Михельсона, приводил возмутившихся башкир в покорность. Отменный вояка, черствый, сухой, всегда чистый и опрятный, он неутомимо гонялся по лесам за прославленными конниками Салавата. Но башкиры дрались с великим бешенством, предпочитая смерть уходу из родных гор. Вся Башкирия озарилась пламенем, каждый камень тут взывал о мести. Ужасаясь упорству башкир, подполковник Михельсон жаловался начальству:

«Живых злодеев я едва мог получить два человека, из забежавших в озеро. Каждый из сих варваров кричал, что лучше хочет умереть, нежели сдаться. Я не могу понять причины жестокосердия сих народов. Злодей Пугачев оных хотя и уверил, что будут все переведены [15], однако, чтоб им доказать противное, я не токмо каждого, который мне попадался, оставлял без всякого наказания, но давал им несколько денег и отпущал оных с манифестами и увещеваниями в их жилища».

Не знал подполковник, что врученные им листы башкиры рвали, а деньги кидали в болото. Уходя, пленники от стыда плакали. Каждая из последних жен соседа будет тыкать пальцем и кричать детям:

— Глядите, вот идет продажный! Плюйте в его след!..

Пройдя горами со своим отрядом, Михельсон добрался до Кундравинской слободы и, прошагав двадцать верст глухой дорогой, стал выходить из леса. Михельсон не верил своим глазам. На широкой поляне подле деревни Лягушиной дымились сотни костров, пестрел большой воинский стан.

«Кто же это? — изумился подполковник. — Не может быть Пугачев! Пропал след Емельки! Стало быть, тут Деколонг!» — Он подозвал вестового и наказал выслать разъезды — узнать, что за табор впереди.