Яик – светлая река - Есенжанов Хамза (лучшие книги без регистрации TXT) 📗

«Этот Байес так вот незаметно для себя станет большевиком. Он еще пойдет дальше всех нас», – подумал Хаким и сказал:

– Хажимукан теперь рад до смерти: «дакмент» получил.

Хаким рассказал Байесу забавную историю с «дакментом».

Байес стал собираться в дорогу. Хаким проводил его до окраины города. Он видел, что Байес благополучно переправился на пароме. Теперь Хаким был спокоен. «Байес все это сделает лучше меня», – подумал он.

Спешить было некуда. И Хаким решил хоть издали посмотреть на дом Курбановых.

Вот он, дом с зеленой крышей и высоким крыльцом… Хаким вздохнул и огляделся вокруг. Нигде не было ни души. Дом Курбановых показался ему тоже пустым. На окнах не было легких шелковых занавесок. Стекла кто-то залепил изнутри газетами. И газеты эти уже успели пожелтеть. Приглядевшись, Хаким увидел, что и на ступеньках лестницы лежал толстый слой пыли. Здесь давно не ступала человеческая нога. «Неужели уехали?» – с тревогой подумал Хаким. Он поднялся по лестнице и, помедлив немного, постучал. В ответ не донеслось ни звука. Он постучал еще раз и прислушался. Его слух уловил шарканье чьих-то ног.

«Старуха», – понял он.

– Заходи через ворота. Заперта дверь, – послышался сердитый и скрипучий старушечий голос.

Хаким сбежал с лестницы, обогнул дом и толкнул калитку. Она оказалась незапертой.

Старуха уже шла ему навстречу. На ней все то же пестрое платье, серый фартук, а на голове знакомый старый платок, завязанный сзади. Ничего не изменилось и в ее лице: те же морщинки, те же прищуренные, точно вонзающиеся, как иголки, глаза смотрят пристально и неприветливо.

Удивленная старуха, не сводя глаз с Хакима, принялась своими темными морщинистыми руками поправлять фартук, потом губы ее едва заметно зашевелились.

– Это ты, несчастный? Откуда?

– Здравствуйте, бабушка, – приветствовал ее Хаким. – Как живете? Я зашел вас проведать.

– Слава богу, спасибо, не забыл. Дай бог тебе много лет жизни. Заходи.

Хаким видел, что старуха отчего-то растерялась при его появлении, держалась необычно. Раньше, бывало, и близко не подходила к нему. А теперь растаяла, будто свинец на огне.

«Бедняга, жалеет байское добро», – подумал Хаким, направляясь в кабинет Курбанова.

– Сюда, сюда иди, – окликнула его старуха. – Комната Минхайдара заперта, а его самого нет дома. Он давно уже уехал в Джамбейту.

Старуха шла за ним, шаркая и пошатываясь.

«Доняло тебя одиночество, – усмехнулся Хаким. – Ни Мукарамы, никого, одна! А раньше бы встретила словами: «Кого надо?» – как ключница «Сорока труб».

Хакиму захотелось зайти в комнату Мукарамы и посмотреться в ее зеркало. Через минуту он уже стоял перед огромным трюмо.

Старуха, вошедшая вместе с ним, рассеянно посмотрела на Хакима. Ее губы беззвучно зашевелились, точно она пыталась сказать что-то. Вдруг схватила валявшееся на полу гусиное крыло и, не зная, куда его деть, вышла из комнаты.

Хаким огляделся. Из всех вещей, которые здесь были прежде, при Мукараме, остались только кровать и зеркало. Не было картин, висевших на стенах, исчез маленький туалетный столик. Девичья кровать, всегда такая нарядная, сейчас накрыта стареньким суконным одеялом. Окна завешены какими-то невзрачными ситцевыми занавесками. Из такого ситца обычно шьют себе платья старухи.

– Вы одна живете, бабушка? – спросил Хаким, когда старуха вернулась.

– Одна, малай [100]. Тебя зовут Хаким?

– Хаким, бабушка. Не забыли, оказывается.

– Забыла. А потом вспомнила. Когда человек живет в одиночестве, он все вспоминает прожитые дни. Я тоже считаю их, как тасбих [101], перебираю в памяти. Минхайдар давно уехал. Мукарама тоже уехала в Джамбейту да так и осталась там. Я одна. Совсем одна.

Хаким, не перебивая ее, терпеливо ждал, что она еще скажет. Но старуха запиналась, медлила. О Мукараме она почему-то ничего не могла сказать.

– Письма, наверное, получаете из Джамбейты? – спросил он, когда старуха умолкла.

– Есть письмо, есть. Вчера Черный Валий приезжал. Письмо привез. Мукарама жива, здорова. Скучает, бедняжка.

Старуха вдруг заплакала и вышла из комнаты. Хакиму стало жаль ее.

Он не знал, сколько ей лет, но думал, что лет семьдесят. В такое тревожное время она осталась совершенно одна в этом огромном доме. Здесь кому угодно было бы тяжело жить, не только древней старухе. И как она изменилась. От прежнего властного нрава и следа не осталось. Вся она тихая, робкая, даже походка какая-то жалкая. Почему она не рассказывает ничего о Мукараме? Не хочет? Или не помнит?

Он подошел к задернутому шторой и заклеенному газетой окну. «Мукарама тогда сидела здесь и плакала. Я видел ее в зеркале. Почему она тогда плакала? Это так и осталось неизвестным. Меня тогда угнали к «Сорока трубам». Где теперь тот мальчик, что расклеивал листовки?

Вот кого можно назвать настоящим революционером. Чей он сын? Надо бы спросить о нем у Амира. Может быть, Байес слышал о нем».

– Почему вы плачете, бабушка? – сказал он. – Ведь Минхайдар и Мукарама скоро приедут. В Джамбейту они уехали ненадолго.

– Может быть, ты их видел? – внезапно спросила старуха.

– Нет, не видел. Уже больше трех месяцев я их не видел, бабушка. Думал, вы что-нибудь знаете. А я после того, как кончил учебу, все время был в ауле.

– Начальником стал?

– Да, – машинально ответил Хаким. Он подумал, что старуха теперь будет более откровенна. Она всегда относилась с уважением только к тем, кто имел чины. Остальные для нее не существовали.

Старуха кивнула.

– Я тоже с тех пор не видела Мукараму. Не было человека, который написал бы ей от меня письмо. Соскучилась… Черный Валий завтра поедет обратно и отдал бы ей мое письмо…

Хаким испугался, что старуха забудет эти свои слова, и поспешно спросил:

– Неужели в городе не нашлось человека, который написал бы для вас письмо? Ойбой, аже, если вы позовете ее, она сейчас же примчится. Ведь здесь недалеко, всего сто тридцать верст. Дайте бумагу, я напишу все, что вы продиктуете.

– Да продлит аллах твою жизнь, Хаким. Я сейчас принесу все. В комнате Минхайдара и бумага и ручка есть.

Старуха торопливо заковыляла из комнаты.

«Проклятая старуха, – покачал головой Хаким, – только что она меня уверяла, будто кабинет Минхайдара заперт на ключ, а когда дело коснулось ее выгоды, оказалось, что кабинет открыт. Ладно же, коварная старуха, я отомщу тебе: вместе с твоим пошлю и свое письмо, так, что ты ни о чем не догадаешься. Как ты ревновала меня к ней! Если бы не ты, судьба не разбросала бы нас теперь в разные стороны».

– Аже, разве сейчас почта не ходит в Джамбейту? – спросил Хаким у возвратившейся старухи. – Мукарама должна была написать вам, даже если не получала ваших писем.

– Раньше почта ходила раз в неделю, а сейчас и этого нет. Черный Валий говорит: Сагит сейчас не гоняет почту. Пиши, Хаким. – Старуха подала ему чернила и бумагу. – Пиши так: «Я очень соскучилась по тебе, Мукарама. Приезжай повидаться. Сама я не могу приехать, не на кого оставить дом…» Написал?

– Да. А конверт у вас есть?

– Есть, есть. Сейчас принесу из кабинета. У Минхайдара все есть. Я поставила чай. Боязно теперь в городе. На всех улицах войска. Пиши, пусть и Минхайдар приезжает. Пусть оба приезжают.

Старуха долго и подробно рассказывала в письме, что одежду положила в сундук, а одеяла спрятала в чулан, что выстирала и выгладила рубашки Минхайдара… Пока вскипел большой самовар, Хаким писал, причем умудрялся писать одновременно два письма.

Перед чаем он прочитал старухе письмо. Она осталась довольна.

– Очень хорошо написано. Пусть аллах продлит твою жизнь.

Хаким незаметно положил в конверт и свое письмо, заклеил и написал: «Лично в руки Мукараме от бабушки».