Александр Невский - Васильев Борис Львович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
— Яков мне во Владимире нужен.
— Кашель меня бьёт, князь Александр, дурной кашель. Видать, все здоровье моё на Чудском льду осталось. Подсоблю, сколь могу, но ты Якова все же оставь при княжиче. Я тебе всегда правду говорил и сейчас говорю. Слишком уж много сил та Ледовая битва у нас забрала.
Ледовое побоище и впрямь унесло столько жизней, сил и средств, что Невский, узнав даже приблизительное число, ужаснулся. Все вместе взятые потери всех предыдущих войн, сражений и боевых стычек не шли ни в какое сравнение с потерями на льду Чудского озера. Новгород и Псков оказались обескровленными, да и огромное Владимирское княжество ещё не могло похвастаться приростом мужей, способных уверенно взяться за оружие. Затяжные -л как бы перетекающие одна в другую войны последнего десятилетия истощили людские запасы всех земель Северо-Восточной Руси, отток язычников-добровольцев в войска Золотой Орды добавил свою лепту в потери, и Невский отчётливо понимал, что в создавшемся положении необходимо всеми путями и средствами избегать военных осложнений по крайней мере к течение добрых двадцати лет. Вопрос касался уже не национальной гордости и уж тем паче не княжеских амбиций: вопрос встал о самой судьбе народа русского. Быть ему или не быть.
Жестокая борьба с жадной до чужих земель Европой, постоянная угроза с Запада и столь же постоянный экономический и моральный нажим с Востока определили внешнюю политику Северо-Восточной Руси на весь остаток тринадцатого столетия. От её правителей обстоятельства потребовали, выражаясь современным языком, уменья пройти по качающейся проволоке над бездонной пропастью. И первым на эту наткую опору ступил князь Александр Ярославич Невский.
Неожиданно из Орды приехал чербий — младший офицер татарских войск из добровольцев-русичей. Привёз поклон от Чогдара и просьбу собрать малую посылочку с любимыми яствами князя Ярослава.
— В Каракорум римский посол едет, — пояснил чербий.
Близкие слуги советовали послать малосольных огурчиков в меду да солёных груздей, до которых великий князь был большим охотником. Александр добавил сушёной рыбки (тогда она называлась «ветряной», передал чербию:
— Ты в Каракорум поедешь?
— Пока мне неведомо.
— Ну, ступай. Чогдару поклон. Грустно ему было разговаривать с молодым — пушок на щеках — чербием: почти все старые, прове-рерные боями друзья и советники либо пали в битвах, либо были покалечены настолько, что уже не мот ли исполнять прежних обязанностей. Но не только пустоты в личном окружении заставляли Невского днями и ночами ломать голову над тем, как облегчить жизнь потерявшим работоспособность боевым товарищам, как обеспечить прожиток тысячам вдов и сирот. Отцовской казне он сам нанёс тяжёлый удар, сгоряча, не зная всех обстоятельств, выпросив у него денег на восстановление, а заодно и перевооружение собственной, крепко потрёпанной в последней битве дружины. Теперь-то он знал все: отец еле сводил концы с концами, раздавая пособия вольным землепашцам, чтобы народ не помер с голоду. Знать-то знал, но калеки оставались калеками, вдовы — вдовами, а сироты — сиротами, и надо было, необходимо было где-то раздобыть средства для того, чтобы им помочь. С этой мыслью он ложился спать и вставал с нею же.
И вдруг из Новгорода приехали старые друзья.
— Что с Василием?
— Княжить учится, — усмехнулся Яков Полоча-нин. — Соратников ему мы подобрали добрых и знающих, а Буслай помощь обещал. Он сейчас — в чести. В посадники нацелился.
— А я попрощаться с тобой, Ярославич, заехал, — сказал, вздохнув, Гаврила Олексич. — Псков моей тёще земли вернул, да усадьба сожжена дотла, восстанавливать хозяйство надо, а то детей не прокормлю. Отпустишь, Ярославич?
Боевой друг мучительно кашлял, застенчиво сплёвывая кровь в тряпицу. Он осунулся, постарел и похудел, и Невский с болью понял, что дни его сочтены. Переглянулся с Яковом.
— Тяжки тевтонские мечи, Ярославич, — невесело усмехнулся Полочанин. — А у Гаврилы и казны нет, и усадьба сожжена, и жена — в тягостях.
— Второго сына ждёшь? — улыбнулся Невский.
— Это — как Бог даст, — откашлявшись, серьёзно сказал Олексич. — Но прожиток семье я дать должен. Успеть, пока на ногах стою.
— Не смогу я отблагодарить тебя как должно за труды твои ратные, — сокрушённо вздохнул Александр. — Ты уж прости князя своего, Гаврила Олексич.
— Ты меня великой честью жаловал, князь Александр Ярославич. А честь для воина дороже золота. Куда как дороже.
За вечерней дружеской пирушкой сам собою зашёл разговор о делах, о трудностях, с которыми нежданно-негаданно пришлось столкнуться Невскому.
— Баловал меня Господь до Ледовой битвы, — вздыхал Александр. — Помалу жертв требовал за победы наши, и, видно, возгордился я. А на льду столько потерял да стольких искалечил…
— Не ты терял, не ты калечил, — строго сказал Гаврила. — Враг достался нам в силе великой, конный и оружный, а ты его разгромил наголову и тем Русь спас. Вот о чем потомки наши думать будут, вот за что вечно пред тобою склоняться.
— Так-то оно так, Олексич, да не о том тужит князь, — сказал Яков. — О том он тужит, что не каждому достойному на боярышне жениться довелось.
— Этой кручиной и я маялся, когда пластом после битвы лежал. Прикидывал, сколько искалеченных, сколько вдов да сирот на Руси окажется. И о том, как бы получше устроить их, тоже думал… — Гаврила Олексич вдруг оживился. — Помнишь, Ярославич, как пред Невской битвой ты меня к Пелгусию посылал? Ижорцы — рыбаки отменные, чем и кормятся, а рек да земель свободных у них на всех достанет. Так, может, тебе с Пелгусием поговорить? Невода чинить и безногий может.
— А безрукий? — усмехнулся Яков.
— А безрукий за кусок хлеба лямку от невода по берегу потащит! — неожиданно резко ответил всегда спокойный и очень сдержанный Гаврила Олексич.
За столом наступило неуютное молчание.
— Не так важно, как кто к труду своему примерится, как то, что люди при общем деле будут, — сказал Александр. — Олексич прав насчёт Пелгусия. Человек он добрый, мудрый, отцов крестник к тому же. Если бы ещё согласился рыбу нам напрямую поставлять, без новгородских налогов. Разорительны они для меня.