Яд Борджиа [Злой гений коварства] - Линдау Мартин (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
– Нет, нет, тебе не удастся завлечь меня в погибель, красивейшая змея, – с отчаянием продолжал Альфонсо. – Моим намерением было склонить тебя к сегодняшнему свиданию, вырвать у тебя признание в любви ко мне, но лишь для того, чтобы я мог высказать тебе, до какой степени противна мне твоя нечистая любовь, как я презираю ее и насколько бессильны надо мною ее искушения.
– Искушения... преемник... – в раздумье промолвила молодая женщина, как будто сознание медленно возвращалось к ней, и вдруг сказала самым спокойным тоном, но со скорбной улыбкой: – Значит, ты не заметил, что Фаустина если и не может нас слышать, то все-таки видит? – и она указала на свою старую кормилицу. Кормилица, находясь в конце анфилады комнат, прикидывалась спящей, но на самом деле зорко следила за ними.
– Это – лишь мастерская уловка твоей хитрости, вероломная женщина! – воскликнул иоаннит. – Своими лживыми отпирательствами, своим притворным целомудрием ты думала склонить меня к тому, чтобы я связал сияющую и незапятнанную честь дома Эсте с твоим позором.
– А ты все еще притворяешься, что не веришь моей невиновности! – воскликнула Лукреция с досадой и запальчивостью.
– Невиновность! Ну, значит, мои чувства обманули меня, когда я слышал в лабиринте Минотавра, как лицемерный английский рыцарь признавался тебе в любви и не навлек на себя этим ни порицания, ни отпора с твоей стороны. Бембо описал мне вашу трогательную встречу после войны.
– Реджинальд! – промолвила Лукреция со странным злорадством, мелькнувшем на ее лице, мрачном, как грозовая туча. – Нет, я не оставлю тебе ни малейшей лазейки для самооправдания. Припомни всю свою суровость ко мне, несмотря на то, что я любила тебя. Ты сам довел меня до кокетства с Лебофором. Ведь я полюбила тебя с первого момента, когда на меня упал твой гордый и презрительный взор, а страх, внушенный мне твоим резким и непримиримым нравом, еще сильнее подчинил тебе мою рабскую натуру женщины. Я была готова плакать при воспоминании об этом, но так как малодушие порадовало бы тебя, то я не пролью ни единой слезы! Однако, если действительно было хитростью с моей стороны с помощью ревности разжечь в пламя ту искру любви, которая, по твоему признанию, запала в твое холодное сердце, то обвиняй природу, создавшую меня женщиной. Ты слышал, как бедный Реджинальд открыл мне свою любовь, но знай – к этому я привела его против его собственного желания. Я хотела только помучить тебя его присутствием, но не поколебалась резко охладить его, и он не замедлил принести повинную. Великодушная натура этого юноши благородно боролась до тех пор с моими жестокими ухищрениями, но как же зато горька моя расплата за них!
– Ну, это – отлично придуманная басня! – сказал Альфонсо, – твой импровизаторский талант признан всеми. Но какою убедительною ложью оправдаешь ты то обстоятельство, что Реджинальд был тут прошлой ночью и имел тайное свидание с тобою в этих самых комнатах, причем свидетелями этого были лишь звезды на небе да заспанные глаза Фаустины?
– Здесь, в этих комнатах? Прошлой ночью? Кто из нас сошел с ума: я или ты? – бледнея, спросила Лукреция.
– Хочешь знать подробности? Ну, так слушай! – сказал Альфонсо, пылко схватив руку молодой женщины, которая отвернулась, точно готовая обратиться в бегство, а затем рассказал ей свое приключение с Реджинальдом, происшедшее прошлой ночью.
– Как, даже моя старая кормилица предает меня? – воскликнула Лукреция, внезапно залившись слезами. – Но это невероятно! Лебофор неспособен оклеветать меня таким образом... Нет, нет! Не имея в запасе иной клеветы, чтобы окончательно очернить меня, ты выдумал эту в угоду своему повелителю!
– Ну, если у тебя нет другой басни, поинтересней, то этой ты нам не отведешь глаз, – с горькой иронией возразил иоаннит, выпустив ее руку и скрестив на груди свои, точно в знак бесповоротного решения.
– В таком случае, я действительно поплатилась за свою жестокую игру, но Реджинальд все же сделался жертвой низкого обмана! – воскликнула Лукреция, ловя несомненные признаки жестокой душевной борьбы в чертах Альфонсо.
Однако, он с горьким смехом и язвительной иронией стал откланиваться и сделал шаг назад.
– Остановись! – воскликнула Лукреция, кинувшись вперед и удерживая его за рукоятку меча. – Да как же могло это случиться, если те часы, когда, по-твоему, у меня происходило свидание, я провела не в этих комнатах и не с Реджинальдом, а с тобою в катакомбах, где я сыграла ужасную роль в ужасном зрелище, и где ты сам получил бы полное подтверждение моей невиновности, если бы на твою суровость могла подействовать хотя бы сверхъестественная клятва?
Альфонсо смотрел на нее с величайшим изумлением.
– Я не хочу, чтобы у тебя оставались хотя бы малейшие отговорки и сомнения, – с жаром продолжала она. – Когда я плакала втихомолку из-за твоего мнимого увлечения возлюбленной султана Зема и из-за окружавших меня угроз и ужасов, кто-то пожелал видеть меня. Мне доложили, что это – несчастная просительница, пострадавшая в Капуе. Оказалось, что это Фиамма Колонна. Она рассказала о всех перенесенных ею оскорблениях, о твоем великодушии, о клевете Цезаря на меня, о его преступлениях, которые, впрочем, и без того давно мерещились мне, как страшные призраки. Далее я узнала от Фиаммы о той роли, которую она сыграла по приказу Цезаря во время карнавальных празднеств, чтобы очевидными фактами подкрепить его поношения моего доброго имени. Она упомянула также о том, что моя невиновность будет доказана, и Цезарь понесет заслуженное возмездие, а твои подозрения будут рассеяны, вследствие чего мне достанется герцогская корона твоего повелителя. Но – поверь – у меня была только одна побудительная причина, давшая мне мужество повиноваться Фиамме и рискнуть тем, на что я рискнула. Это не было жадным стремлением женщины к господству, потому что, если не совершится невозможное, и ты не окажешься самим герцогом Феррарским, никакая сила, никакие просьбы не заставят меня разделить его корону, будь она даже императорской!
– Ну, это также удивительно, как и прочее, – задыхаясь ответил иоаннит. – Расскажи мне, однако, все без утайки, чтобы мой сладостный сон не рассеялся раньше, чем я успею почерпнуть в нем достоверное утешение.
– Фиамма чем-то подкупила колдуна, пользующегося доверием Цезаря, чтобы он действовал в твоих интересах, а вместе с тем в это дело был замешан и ты, и вот в своем безумном отчаянии и досаде, под влиянием надежды пресечь козни против меня моего врага Цезаря, а также горячей речи Фиаммы, я решилась помочь колдуну. Может быть, тут и прежде действовало колдовство, но, вернее всего, чародеи достигали своей цели при помощи диковинных зеркал, а также чудесного портрета моего покойного брата Джованни, висевшего до тех пор в этой комнате. Для того, чтобы устранить Цезаря, было решено устроить все в катакомбах и я, подчиняясь дону Савватию, согласилась, при вызове тени моего погибшего брата Джованни, подражать его голосу и произнести слова, которые Цезарь поднял на смех, хотя и поверил, будто могила отверзлась, чтобы обличить его. Неужели ты и теперь не веришь мне?
– О, не давай мне проснуться от этого сна, иначе я могу умереть, – воскликнул иоаннит, не решаясь верить даже при этом избытке радости, охватившей его душу. – Лукреция! Моя Лукреция! Моя жизнь! Моя любовь! Но скажи, когда ты требовала, чтобы Цезарь предоставил тебе свободу выбирать мужа, думала ли ты обо мне?
– Я знала, что это невозможно, – ответила Лукреция, – и хотела только навсегда избавиться от всякого сватовства, чтобы из-за тебя влачить свои дни без любви, в одиночестве...
В ответ на это Альфонсо воскликнул:
– Ты любишь меня, я обожаю тебя. Будь же моею и – клянусь всем, что есть святого и дорогого для человека, – ты сделаешься также и супругою Альфонсо д'Эсте.
– Что ты говоришь, изменник? – воскликнула Лукреция, с гневом отталкивая его. – Эти слова разрушили чары, против которых были бессильны и голос чести, и гордость, и всякое оскорбленное чувство моего сердца. Оставь меня навсегда сию же минуту, иначе твой повелитель узнает, каким послом выказал ты себя!
