Собор - Измайлова Ирина Александровна (лучшие книги онлайн txt) 📗
Смотреть по сторонам Монферрану было некогда, и он лишь изредка замечал далеко внизу ртутный блеск Невы, прямую полосу Адмиралтейского проспекта, Исаакиевскую площадь, наполовину застроенную бараками и сараями, наполовину обнесенную высокой изгородью. Вторую, свободную ее половину завершала еще одна изгородь, недавно сколоченная, и за нею тоже копошились темные фигурки рабочих, виднелись очертания свежевырытого котлована рядом с полуразобранными стенами старого здания. Любимый ученик Монферрана, Андрей Иванович Штакеншнейдер, начинал строительство дворца для царской дочери Марии Николаевны.
«А еще полгода назад бегал ко мне с чертежами и рисунками, — подумал Огюст, мельком глянув на ту сторону площади, — хныкал: «Не могу, Август Августович, не получается ни черта! Посоветуйте… А может, бросить, отказаться?» Он всегда так: сомневается в себе до последней минуты, а потом создает такое, что хоть завидуй ему… Волшебник застенчивый!»
— Добрый день, мсье Монферран!
Он вздрогнул, невольно пошатнувшись на лесах. Его поразило даже не обращение на французском языке, само по себе редкое на строительстве, да еще на высоте семидесяти метров от земли. Это было бы еще куда ни шло, но голос, окликнувший архитектора, был голосом женщины!
Огюст обернулся, и ему тут же подумалось, что он бредит: прямо перед собою он увидел Ирину Николаевну Суворову. Она стояла на деревянной лесенке, соединявшей два яруса лесов, одной рукой опираясь на шаткие перильца, другой придерживая приподнятый подол черного шерстяного платья и край темно-вишневой накидки; слегка задыхаясь после головокружительного подъема по десяткам таких же почти вертикальных лесенок. Ветер трепал и раскидывал в разные стороны перья на ее шляпе.
— Добрый день, — повторила она, улыбнувшись, явно забавляясь его ошеломленным взором.
— Что… Как… Как вы попали сюда?! — вскрикнул архитектор, пытаясь придти в себя. — Кто вас пропустил на строительство?! Кто разрешил сюда забираться?!
— Пропуск с разрешением мне раздобыл князь Василий Петрович{Попасть на строительную площадку можно было только по специальному разрешению Монферрана. Но такой влиятельный вельможа, как князь Кочубей, мог добыть его непосредственно у министра двора, что вообще-то было нарушением порядка.}, — ответила, не смутившись, молодая женщина. — Я сказала князю, что ужасно хочу посмотреть, как же тут строят, он и постарался… Ну а поднялась я сюда, ни у кого ничего не спрашивая. Наверное, никому просто не пришло в голову, что я полезу…
Огюст с трудом перевел дыхание, подавляя готовое вырваться ругательство.
— Это уже слишком! — воскликнул он. — Вам захотелось, и вы ни у кого не стали спрашивать! И почему пропуск был взят не у меня? И подумали ли вы, мадам, какие у меня могут быть неприятности? Если какой-нибудь чиновник из Комиссии построения увидит вас здесь, на лесах, с меня просто голову снимут, черт возьми! Извольте немедленно спуститься! Сию же минуту!
Ирина Николаевна пожала плечами…
— Сию минуту не могу, мсье, я очень устала, пока карабкалась сюда. Думала, вы мне предложите сесть, по крайней мере.
— Простите, на что? — резко спросил Огюст, обводя рукой узкую полоску деревянного настила, вплотную прижатую к круто выгнутым железным ребрам купола.
И она тут же уселась на толстую межреберную перемычку, небрежно расправив платье, и, уже усевшись, лукаво глянув на архитектора снизу вверх, спросила невинным голосом:
— Она выдержит?
Монферран махнул рукой:
— Я надеюсь, она может выдержать больше.
— Ну и слава богу! И неужто вы боитесь, что ваши чиновники сюда заберутся? По-моему, им и смотреть-то сюда страшно.
— Я никого не боюсь, мадам, — нахмурившись, проговорил Огюст.
Ему было стыдно за свою вспышку, но он продолжал сердиться на неслыханную бесцеремонность Ирины Николаевны.
— А раз не боитесь, то отчего же стали браниться? Я понимаю, мое поведение шокирует, — голос ее немного потух, она покачала головою, будто представила, как со стороны могла выглядеть ее выходка, — но… понимаете, я не хотела бы казаться не тем, что я есть.
— А что вы такое мадам? — неожиданно для себя спросил архитектор и присел на ту же перемычку, рядом с Ириной Николаевной, почти касаясь ее платья (мысленно он объяснил это тем, что она могла покачнуться на «жердочке», провалиться, и он должен был ее поддержать в случае опасности). — Кто вы такая, в самом деле? Чем вы сами себе объясняете все, что изволите вытворять, а?
Их глаза встретились. И Огюст вместо ожидаемого игриво-наивного взгляда увидел совсем другой: глубокий, усталый, почти горький.
— Я — человек, и ничего больше, — спокойно сказала она. — Господь дал мне довольно ума, но, как видно, мало здравого смысла. Я пришла в мир, чтобы радоваться, и увидела океан скорбей. Моя душа способна к состраданию, а к скорби нет… И я ищу радость на земле не потому, что не верю в небесное воздаяние, а потому что не могу творить добро даже себе самой, не радуясь. Мои смешные и глупые выходки не от пустоты, а от переполненности, от искренности, а не от лжи. Поэтому, если я кажусь вам дерзкой, надменной, инфантильной или просто нелепой, простите… и я тоже прощу вам это заблуждение. Но если я кажусь вам дурочкой…
— Нет, нет! — поспешно возразил архитектор. — Что вы, помилуйте!
И, покраснев, будто мальчик, он замолчал.
Ирина Николаевна смотрела на раскинувшуюся внизу площадь с необычайным любопытством, жадно, будто это было совсем незнакомое место. Потом ее взгляд скользнул дальше, окидывая город, расчерченный ровными улицами, украшенный золотыми кущами садов, подернутый легчайшей, прозрачнейшей дымкой теплого осеннего дня.
— Странно… — прошептала молодая женщина. — Мне случалось подниматься на склоны Альп, Пиренеев… Я видела мир с высоты куда большей, чем эта. Но все было не то, не так… А тут я будто лечу над городом! Как счастливы вы, мсье Монферран: вы каждый день сюда поднимаетесь!
— Да, и не один раз за день, — отвечал он, усмехаясь. — Но только мне некогда смотреть вдаль. Я сегодня, может быть, впервые вот так долго сижу тут без дела. Я ведь рабочий, каменщик, если хотите.
— Я знаю, — встрепенулась госпожа Суворова. — Знаете… Хотите я скажу, отчего полезла сюда? Я снизу увидела, как вы кому-то отдаете распоряжения, как потом поднимаетесь выше. Это вызвало во мне такую зависть… Вы были так хороши, когда стояли над бездной, указывая на что-то, потом взмахнули рукой, повернулись, и солнце вас осветило! Я подумала, что вы похожи на греческое божество или древнего созидательного духа… И вы, такой маленький на этой громадине собора, а между тем, не будь вас, его бы тоже не было!
Огюст улыбнулся.
— Да… Только вы видели, сколько людей его строит вместе со мною? Сейчас здесь, на строительстве, две тысячи человек. А сколько строителей здесь умерло, погибло!.. Вот если бы я мог, создав собор силой моей мысли, тут же его и выстроить, воплотить… ну пускай не тут же, пускай так же долго, но не заставляя надрываться других людей, мне было бы хорошо и спокойно! Люди не духи, мадам, созидание им обходится дорого, очень дорого. И… О, простите!. Ярослав Кузьмич, кой черт вы туда тащите заклепки?! Там уже все сделано! Или вы ослепли, или оглохли, или что с вами произошло?! На запад, живо, да не волоките ящик один, слышите, он три пуда весит! Надорвешься, злодей, я тебе пенсиона хлопотать не буду!!!
Последнюю тираду архитектор прокричал по-русски, свесившись между ребрами купола в провал, где сквозь переплетение чугунных лестниц и железных конструкций виднелся нижний деревянный настил, откуда доносился непрерывный гул молотов и кувалд и хриплый лязг пил.
Ирина Николаевна глянула туда же, и у нее закружилась голова от этого фантастического сплетения гигантских кружев. Она качнулась, крепче вцепившись пальцами в холодное железное ребро.
— Знаете что? — Монферран, поднявшись, подхватил ее под руку. — Пойдемте-ка все же вниз, а? Я боюсь, мне не удастся здесь с вами побеседовать. Видите, дел не оберешься. Я помогу вам спуститься.
