Кола - Поляков Борис (библиотека электронных книг txt) 📗
– Беспокойство одолело его, вот и вспомнил.
– С чего же беспокойство-то?
– Войну сулят, в столицу ему не попасть.
– Ох, война... Горя сколько она принесет людям! А все же любит тебя он.
– Да полно, бабуся! Ты со мною как с маленькой. Думаешь, я не понимаю, что вправду видел тогда Никита? Не ко мне ведь повечеру Кир шел, в слободку. Так вот любит.
Бабуся старательно шкурку выскабливала. Погодя сказала:
– Он вольный казак пока что. Будешь женою, тогда приструнивай. – И засмеялась молодо и лукаво: – За чуб да за пазуху.
Впервые ясно подумалось: была и бабуся девкою, о замужестве своем думала. Все прошла, знает. Если б по осени разговор про Кира случился, Нюшка не утерпела бы, поделилась своей бедой: он не вольный был уходить от нее в слободку. Осторожно спросила:
– А ежели мужем неверным будет?
– Нелегко это, девонька, все дается. Жизнь большая, а семью блюсти надо. Вот сама замуж выйдешь, поймешь.
– Не пойду я за Кира.
– Как так – не пойдешь? Любит тебя он.
– Судно любит свое, верно.
– Зачем напраслину возводить? Пишет, ты нужна ему.
– Ему никто не нужен.
Наверное, желая развеять, отвлечь Нюшку, а скорее всего осторожно выведать тайну, бабуся, посмеиваясь, спросила:
– А за кого же пойдешь?
При Сулле еще об Андрее Нюшка нароком тогда сказала. И сейчас решила будто пошутить. Засмеялась.
– Ох, хитрая ты выведывать. А я тоже с хитростью к тебе: хоть завтра за Андрея готова выйти.
– Нашего?
– А чего? Или не парень он?
– Что ты, девонька! – осудила бабуся. – Не надо над ним смеяться.
– Да я так это.
Бабуся покорность ее приняла, вздохнула.
– И так не надо. Парень-то он, что сказать, и видный собою, и скромен, и работящ. Да кто же отдаст за него? По Коле глаз не покажешь людям. Ишь судьба какая его, ссыльный. Без роду, без племени, ни кола, ни двора.
Когда женили сына или выдавали замуж дочь, был в Коле обычай заботиться о породе, чтобы дети и внуки не хилые, а выносливые были и работящие. Любовь молодых признавалась еще от прадедов, и браки такие охотно заключались, но до третьего колена при этом интересовались будущей родней: не было ли в роду ленивых, чахлых, пропойц горьких.
Не без того, конечно, всякие отступления делались: из корысти, по родительской прихоти. Но обычай все-таки соблюдался. Нюшка знала, что нарушает его, однако раскаяния не было: Андрей работящий, не пьяница и собою ладен. Ей хотелось бы защитить его. Но, опасаясь бабусиной зоркости, не попасться бы сгоряча, сказала с обычной своей насмешкой:
– Вся Кола – одни ссыльные. В любом доме покопаться по родне – корень в дальнем колене из них будет. А теперь они же сами ссыльных гнушаются...
– Пошто зря говоришь? – сказала бабуся строго. – Никто не знает, что ссыльного завтра ждет. И его жену, значит. Какие же родители захотят худого для своей дочери? А был бы вольный – что ж, любая девка пошла бы за него.
В этом Нюшка не сомневалась.
С той поры, как Андрей у них поселился, с утра уже было приятно думать, что сейчас вот его увидит. И целый день потом по хозяйству все делать бегом хотелось. Мимоходом Андрея встретит и невзначай будто словом его, рукой тронет. И от робости его, не знающего, куда деть глаза, руки свои несмелые, Нюшка всласть заливалась смехом. Никогда раньше не было с ней такого. Дивясь, заметила скоро, что шутить с ним старается, когда близко никого нет. Но посмеивалась беспечно, утешала себя: ничего худого она не делает.
А как-то вынимала из печи хлеб, распрямилась и врасплох застала на себе взгляд Андрея. Только миг спустя он смутился и поспешно отвел глаза. А Нюшка будто в летнем дне побывала. Солнечных этих лучей, попила, на жизнь ее хватит. И еще поняла, какое несбыточное она для него счастье.
Но, может, и прошло бы у нее. Поигралась бы и со временем все минуло, да случилось тогда неожиданное на повети. Нюшка будто с ума сошла. Испуганная, счастливая, вдруг услышала в себе неимоверную бабью тягу. К чужому, едва знакомому, а как к самому близкому на земле без стыда чувствовала проснувшееся желание. И хотела, и пугалась, и ждала, что, может, как-то ее минует, и с боязнью отчаянно шла навстречу.
И пока Андрей был под арестом, непрестанно думала о нем; тоскующе помнила сладостную истому от жадных рук его, губ. А сердце сжималось от страха, что все откроется. С Киром допустить такое могла, а тут... Кир помнился смутным чем-то, бывшим не с ней. Даже обиды забылись: все собой заслонил Андрей.
А когда Нюшка увидела его снова в доме, после суда, то до слабости в ногах вдруг стало ясно, что такого же вот, неуклюжего, искреннего, надежного, как земля, до беспамятства хочется ей ребенка.
И радостно и жутко становилось от мысли, что с желанием уже не справиться.
А когда свершилось все, поняла, как правильно все придумала. Не только раскаяния близко не было, а будь впереди еще труднее – отступить уже не смогла бы.
Потом уже очень хотела, чтобы и Андрей знал о будущем ее материнстве. Дразнила его, смеялась счастливая:
– Вот такой будет. Как зауросит, ножки вот так, – показывала на пальцах. – А вот так мордашку.
У Андрея лицо растерянным становилось. А последний раз он на сене откинулся, сказал тяжко:
– Замуж тебя никогда за меня не выдадут. А если бы и отдали? Вернут вот опять в солдаты. Или же в крепостные. А ты? Ты куда?
Нюшка притихла, прильнула к нему. Она теперь тоже часто спрашивала себя: а дальше как быть? Теперь что? Но ответа не было. И только мысли о предстоящем материнстве отодвигали горькие вопросы о себе, об Андрее.
– Ты погоди, не жалься. Может, даст бог, уладится как-то. Может, я что придумаю, – она шептала Андрею, гладила нежно его лицо. – Почему-то ужасно верится. Вот сердце чувствует мое, все хорошо будет...
Андрей тихо заговорил тогда:
– Сулль за товаром скоро придет. Обещал, что может взять и меня с собой. В Норвегию, в Англию...
– Зачем?
– Поглядеть. Может, можно остаться...
По тому, как говорил он, Нюшка поняла, что это для него заветное. Вон чего допытывался тогда Смольков про разговор с Суллем.
Из Колы и раньше, были случаи, ссыльные уходили. Говорят, их даже исправник сильно не караулил: меньше ему хлопот. Но коляне таких осуждали.
Спросила жестко Андрея:
– А там что для тебя? Мед? Калачи растут на березах?
– Сулль говорит: два-три года – и можно получить паспорт.
– Сулль говорит! – передразнила ядовито Нюшка. – Оттуда никто еще не вернулся с паспортом. А говорят, все хотели бы. Чужбина страшна, Андрюшенька. Не только разговор, и вера другая.
– Я везде на чужбине...
– Ты? Нет, Андрюшенька, ты про нее не знаешь. Летом коляне в Норвегах бывают. Чего бы там не остаться? Никто не держит. А вот беглые, какие там есть, приходят к нашим судам, со слезами просятся просто поговорить. От тоски по родной стороне мрут. Сказывают, хуже этой болезни на свете нет.
Андрей отстранил ее, сел на сене.
– Это ты про тоску ничего не знаешь. Только от других слышала. Как вы тут живете, все хотели бы. Вздумал – парус поставил, пошел в Архангельск. А то и в Норвеги. Или куда подальше. Никакой крестьянской заботы. Не боятся неурожая, голода. Море всегда прокормит. Ни бар тебе, ни плетей. Что сумел заработать, себе и карман. Не пропил – суконная тройка, бабам шали цветастые. Как у Христа за пазухой. Я бы тоже хотел так жить... А вот когда тебе ни в чем воли нет... Когда зуботычины постоянно... Когда спиною даже во сне боль слышишь... На любую тоску согласен. Только чтобы как люди жить...
...Бабуся вроде спросила ее о чем-то. Но Нюшка задумалась и не слышала. Спустя только время дошел до нее бабусин голос.
– Ты что-то меня спросила?
– Спросила... Показалось мне будто: ты за Кира не хочешь теперь идти?
За Кира? Нет, в этом бабусю обманывать не хотела.
– И не только теперь, – вздохнула. – Никогда не пойду.
– Чего же? Может, мне скажешь?
