Звезды Эгера - Гардони Геза (полная версия книги .TXT) 📗
— Откуда же узнали, что сабелька принадлежит моему сыну? Да вот что змеей жалит мне сердце. У этого Юмурджака, иначе Дервиш-бея, был талисман. Мой наставник, отец Габор, упокой господь его душу, отнял у турка талисман и оставил его мне. С тех пор этот безумный турок все ищет свой талисман. Как Юмурджак узнал, что он у меня, не знаю. Но несомненно узнал, потому что просит вернуть его.
— И ты думаешь, что твой сын действительно у Юмурджака? Так черт с ним, с этим кольцом, брось ему!
— В том-то и вся штука, что кольца у меня нет! — ответил Гергей, сняв шлем. — Дома осталось.
— Гм… Ума не приложу… Если представить себе даже, что турки бродят в Шопроне… гм… ведь тогда бей похитил бы кольцо, а не ребенка.
— Вот потому-то я и места себе не нахожу, — ответил Гергей.
— Так ты думаешь, что сын и в самом деле здесь?
— Если сабля каким-то образом попала из Шопрона сюда, то можно думать, что и сын мой тут.
Они дошли до дворца. Добо сел под фонарем на мраморную скамейку.
— Садись и ты, — пригласил он Гергея.
Опершись локтями о колени, Добо смотрел в одну точку. Оба молчали. Наконец Добо стукнул себя по колену и сказал:
— Мы еще ночью узнаем, правду говорит турок или врет.
Он кликнул шагавшего возле дворца караульного:
— Мишка! Сходи в темницу, выведи курда, которого поймали у речки.
В окно высунулась госпожа Балог.
— Господин Добо, наденьте свой длинный плащ.
Добо был в одном сером замшевом доломане, а ночной холод пробирал до костей.
— Спасибо, не надо, — ответил Добо. — Я сейчас лягу. Как чувствует себя Пете?
— Бредит и стонет.
— Кто же сидит возле него?
— Я вызвала жену Гашпара Кочиша. Но пока он не успокоится, я и сама не лягу.
— Можете спокойно лечь, — ответил Добо. — Я видел его рану. Она заживет. Отдохните, ваша милость.
Караульный привел курда.
— Сними с него цепи, — приказал Добо.
Скрестив руки на груди и низко поклонившись, курд ждал.
— Послушай, басурман, — заговорил Добо (Гергей переводил фразу за фразой), — ты знаком с Дервиш-беем?
— Знаком.
— Какой он из себя?
— Одноглазый. Ходит в одежде дервиша, но под нею носит панцирь.
— Да, это он. А ты из каких краев?
— Из Битлиса, господин.
— Мать твоя жива?
— Жива, господин.
— Семья есть?
— Двое детей у меня.
На глаза курда навернулись слезы.
Добо продолжал:
— Я выпущу тебя из крепости, но ты должен точно выполнить одно поручение.
— Господин, я раб твой до самой смерти.
— Ты пойдешь к Дервиш-бею. У него есть маленький мальчик-невольник. Скажи бею, пусть завтра утром приведет мальчика к тем воротам, которые выходят на речку — туда, где ты попал в плен, — и там он получит за мальчика то, что требует. Приходите с белым платком. Понял?
— Понял, господин.
— Один из наших выйдет за ворота. Он захватит с собой талисман Дервиш-бея. А ты возьмешь мальчика у бея и передашь его нашему человеку. Только смотрите, чтобы никто не тронул нашего посланца.
— Жизнью своей отвечаю за него.
— Этого мало. Поклянись сердцем своей матери, счастьем своих детей, что честно выполнишь условия.
— Клянусь, господин! — ответил курд.
Криштоф стоял тут же. Добо обернулся к нему.
— Криштоф, ступай в рыцарский зал. В углу валяется куча турецкого скарба. Там ты найдешь маленькую турецкую книжку. Принеси ее.
Это был Коран. Грамотные турецкие воины повсюду носили при себе Коран. Книга была в кожаном переплете, со стальным колечком в углу. В колечко продевалась тесемка, и на ней носили Коран на груди. Курд положил палец на Коран и поклялся. Потом упал к ногам Добо, поцеловал землю и, радостный, быстро удалился.
— Но, сударь, — произнес Гергей дрожащим голосом, — а если турок увидит, что мы обманываем его?
Добо спокойно ответил:
— Будь мальчик там, он уже показал бы его. Все турки — лгуны. Я только тебя хочу успокоить.
Гергей поспешно пошел к башне, чтобы до рассвета немного отдохнуть. Сердце его колотилось.
Когда он проходил мимо пороховой мельницы, кто-то в тени произнес: «Тсс!»
Гергей взглянул туда и увидел цыгана. Приподнявшись с соломенной подстилки, Шаркези махал рукой, подзывая его.
— Ну что тебе? — нехотя спросил Гергей.
Цыган встал на ноги и зашептал:
— Ваша милость господин Гергей, к нам паршивая овца затесалась!
— Ну!
— Вечером я был у Старых ворот, чинил подбородник шлема одному солдату из Кашши и слышал, как господин лейтенант Хегедюш говорил своим людям, что во время осады полагается платить вдвое больше. Солдаты ворчат на капитана Добо. Вот, говорит, турки сулят нам всякие милости, а он ничего хорошего не обещает.
У Гергея дыхание перехватило.
— И это они при тебе говорили?
— При всех солдатах. Я бы не стал передавать, да что мне их лейтенант! Я не его боюсь, а турок.
— Пойдем со мной, — сказал Гергей.
Он разыскал Мекчеи. Тот как раз распоряжался устройством насыпи.
— Пишта, — сказал Гергей, — послушай, что говорит Шаркези. — И он оставил их вдвоем.
6
Поутру, когда Добо вышел из дворца, Хегедюш поджидал его в дверях.
— Сударь, — сказал он, приложив руку к шапке и отдавая честь, — мне надо вам кое-что доложить.
— Важное?
— Не очень.
— Пойдем со мной. Расскажешь там, наверху, у ворот.
Над воротами стояли уже Гергей, Мекчеи и Фюгеди. От турок, сновавших на речке, они были укрыты плетеным тыном.
Добо поглядел вниз через тын и, обернувшись к Гергею, спросил:
— Еще нет никого?
— Никого, — ответил Гергей, бросив взгляд на Хегедюша.
Хегедюш поднес палец к шапке. Гергей тоже. Но взглянули они друг на друга холодно.
Добо молча смотрел на Хегедюша, ждал его донесения.
— Сударь, — заговорил Хегедюш, — я должен доложить, что среди солдат наблюдается некоторое недовольство.
Глаза Добо широко раскрылись.
— Увы! — Хегедюш пожал плечами и, моргая, отвел взгляд. — Среди них есть старые солдаты, которым известно, что во время осады гарнизону крепости всегда и всюду платят дополнительное жалованье… Вчера все ждали, что получат эти деньги. К вечеру уже дулись. Я решил, что если выругаешь их, то еще больше разозлишь, и поэтому позволил им высказаться и даже обещал доложить вам, господин капитан, об их просьбе.
Лицо Добо стало строгим.
— Прежде всего, господин лейтенант, — сказал он, — вам не следовало забывать, что в крепости не место перешептываниям. А что касается денег, которые выплачивают во время осады, пусть тот, кто сражается ради них, а не за родину, явится сюда, и он получит деньги.
Добо отошел от лейтенанта и перегнулся через тын.
— Идут! — воскликнул Гергей. Казалось, от волнения сердце вырвется у него из груди.
От кучки турок отделился курд. Он уже был при оружии и вел двух венгерских ребятишек — двух босоногих крестьянских мальчиков в поддевках и портах. Курд шел, широко шагая, и ребятам приходилось бежать рядом с ним.
Позади, шагов за сто от них, был виден кривой дервиш. Он следовал верхом за курдом, но остановился на расстоянии выстрела и, поднявшись в стременах, посмотрел в сторону крепости.
— Оба не мои! — обрадовался Гергей.
И правда, мальчики оказались старше его Янчи. Одному из них было, вероятно, десять, другому — двенадцать.
Курд встал перед воротами и крикнул:
— Бей посылает вместо одного мальчика двоих! Отдайте кольцо, тогда он пришлет и третьего.
Добо сказал караульному на башне:
— Выгляните из бойницы. Махните рукой курду, пусть уходит.
В этот день турки так же ломали, рушили стены, как и раньше. Широкогорлые зарбзены действовали медленно, но с ужасающей силой. Ядра с грохотом ударялись в стены, и каждый раз слышался треск, а иногда и гул обвала.
И все же в этот день наступила перемена, о которой караульные доложили еще рано утром.
