Противостояние - Витич Райдо (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Товарищ генерал, не имею права!
Артур молча достал свои документы и подал офицеру. Он прочел и засомневался:
— Но… — отдал обратно.
— Это мой человек, лейтенант, а не шпион. Что неясного? Я за ней и приехал, по всем госпиталям ищу.
— Нуу… Понял, — промямлил. — Мы свободны?
— Да. Начальству так и передай — генерал Банга забрал.
— Доложу, — глянул с сомнением, но делать нечего. В машину сели все, поехали, а генерал к своей подошел, склонился над раненной, которую на заднее сиденье положили. Смотрела она вверх, но видела ли что, Артур не взялся бы утверждать. Но улыбнулся ей:
— Здравствуй, племянница, — прошептал.
Вот так судьба-то крутит: искал одного, нашел другую, мертвый ушел, живая пришла.
Интересно, откуда у девушки чужие документы?
Ладно, потом раздернуться — сел в машину, положив голову Лены себе на колени. Трясти будет, ее хоть не сильно укачает.
Лена смотрела на него — глаза странные: один зрачок больше другого.
— Что племяшка, досталось? Ничего. Сейчас в другой госпиталь отвезем, там за тобой присмотрят, на ноги поставят. А я ведь искал тебя, и как раз в этих местах на твой след вышел. Отец твой меня чуть не съел за тебя, — хмыкнул.
Девушка молчала — она не понимала ни кто перед ней, ни что говорит.
Глава 40
Самое тяжелое — начинать жить после смерти. Ты словно заново учишься смотреть на мир, слышать, дышать. Так надо, говоришь себе, но понять — зачем — невозможно. Смерть перечеркивает все: желания, стремления, цели, какими бы большими, чистыми и светлыми они не были, перечеркивает тебя самого, и ты кажешься себе ничтожным, маленьким, как песчинка под ногами. Неуместным в этом мире, холодном как льды Арктики, жестоким, как сама смерть.
Николай сидел на берегу и смотрел на розовую полосу рассвета на горизонте, а ничего не чувствовал. Только одно понимал: если есть ад — то он здесь, сейчас, в его душе и вокруг.
Две недели боев фактически без передышки вымотали всех, выжали до донышка людские силы, боеприпасы, силы с обоих сторон. Батальон потрепало так, что от него осталась от силы треть. Впрочем, и сама одиннадцатая армия потеряла большой процент состава, потому что растянулась по слишком большой линии, торопясь погнать противника и видно взять наскоком Белоруссию. Только выдохлись, прорывы образовались, а батальон Санина вовсе на танковую дивизию напоролся. «Тигры» догорали за спиной, бойцы собирали раненых, связисты пытались наладить связь, Семеновский орал что-то кому-то, кто-то умывался у речки, косясь на командира. А тот сидел и думал: почему его даже не зацепило? Почему Леночке судьба уготовила такую страшную смерть, за что этой девочке так-то? Почему полбатальона, тем кому бы еще жить и жить — в ноль, а ему хоть бы хны.
Его душило от горя и каждый вздох, как свинцом легкие накачивал, а глаза щипало и щипало, и хотелось выть. Сидеть и тупо выть на небо, речку, песок, на все что еще есть, а вот той, кто нужна больше всех и всего, уже нет…
Семеновский рядом на песок хлопнулся, глянул на Николая. Черпанул воды, лицо оттер и бросил мужчине, пеняя за беспечность в бою:
— Ненормальный ты.
— Мертвый я, — прошептал в ответ. Встал и пошел в воду прямо в форме.
Нырнуть бы и не вынырнуть.
К политруку Грызов подлетел:
— Комбат где?
Тот спокойно хлебнул из фляжки и в сторону речки кивнул:
— Купается.
Федора развернуло — никого и, тут Санин вынырнул, пошел на берег, как ни в чем не бывало.
— Ну, ты силен.
Хоть бы посмотрел в ответ. Плюхнулся на песок и сапоги стянул, воду из них вылил.
— Коля, связь наладили. Приказ пришел — вперед, на Болхов, — тихо, понимая, что человек не в себе от горя, сказал капитан.
Мужчина не спеша натянул сапоги и кивнул: самое то приказ. Может, на том берегу еще дивизия танковая у фрицев завалялась. А тут и они, еле стоят на ногах, зато с решимостью на рожах и с автоматами в руках: здрассте! А не подскажите, какого хрена вы тут делаете, господа фашисты? И автоматами прямо по мордам — иначе-то никак — патронов нет.
Короче, аминь батальону. Зато слава КПСС.
Сплюнул в сторону и встал:
— Поднимай людей.
Лена смотрела на Артура и не верила, что видит его, что он реален. За две недели она чего только не перевидела, непереслушала, только что было явью, что бредом так и не поняла.
Голову так разламывало, что хотелось уже поскорее либо туда, на тот свет, либо сюда, на этот, но без головных болей. Смотреть от них и то больно было, каждый вздох в голове перекатывался и ухал, как снаряд в землю. Дуфф, и не знаешь, жив или мертв.
Лена закрыла глаза.
Артур повернулся к доктору:
— Что-то не радует меня ее вид, Сергей Юрьевич.
— Тяжелая контузия, товарищ генерал.
— Понимаю. Какие прогнозы?
Оба вышли из палаты и остановились у окна в коридоре:
— Какие именно прогнозы вас интересуют, товарищ генерал? Сказать что-то определенное сейчас сложно. Само ранение легкое, но до странности тяжелая контузия.
"Чего уж тут странного?" — уставился в окно Артур: "Помощь во время не оказали, потом еще и головой об пол приложили".
— Сознание плавает, дезориентация. Но организм выносливый, что и говорить. Молодая.
— Да уж. Вы мне ее на ноги поставьте, Сергей Юрьевич.
— Поставить-то поставим, но инвалидность девушка заработала. Комиссована будет однозначно.
— То есть?
— Что есть, — развел руками.
— Не будем спешить с выводами. Через неделю еще наведаюсь. Вы уж постарайтесь, доктор, большие виды у меня на эту красавицу.
— Все понимаю, товарищ генерал, только я не Бог, а она всего лишь человек.
— Вы сами сказали: ранение легкое, организм молодой, выносливый. Будем надеяться, — кивнул доктору и двинулся на выход.
Двадцать девятого июля был взят Болхов, а тридцатого одиннадцатую армию прикомандировали к Брянскому фронту. В образовавшуюся передышку батальон Санина доукомплектовывали. Пришли новые солдаты, новые командиры. Николай смотрел на них и думал: какие по счету и сколько раз еще придется знакомиться с новыми командирами, а потом только помнить их?
Вместо Авдеева на левом флаге теперь стоял Мурашко, пожилой ворчливый майор.
Вместо Минаева улыбчивый, может возраста Николая майор Утицын.
В самом батальоне из старых только он, Семеновский и Грызов остались.
— Завтра должен новый командир разведчиков прийти. Молодой говорят, но опытный, — тихо заметил Владимир Савельевич.
Коля молча выпил кружку водки и снова перед собой уставился.
Поминали погибших. И он поминал. Только Леночку не мог. Потому что помнил ее. Жила она в душе, сердце, памяти, а раз так — живая.
— Ты не молчи, Николай. Хуже нет в себе-то. Сам знаю, — качнулся к нему Федор.
Мужчина только посмотрел на него: что говорить? Нечего.
— Дааа, — вздохнул капитан. — Разведка тоже поминает. Из отделения четверо их и осталось: Чаров, Васнецов, Суслов да Красносельцев.
Положили ребят, — закурил Санин, на майора посмотрел:
— Приказ на Васнецова пиши. Он лейтенантом будет. Не нужен нам молодой.
И еще кружку спирта замахнул, а хоть бы в одном глазу. Не пьянел и все тут, будто воду пил. Только вот Леночка очень близко казалась, словно нет тех восемнадцати дней, что счастье от несчастья отделяли. И вернуть бы все, не в сарай ее запереть — в танке, в бункере!…
И застонал, ткнулся лбом в руки.
— Ты б поел да поспал, Коля, — исподлобья поглядывая на него, сказал Семеновский.
Он бы поспал, да не спится. Только ляжет, глаза закроет и, кажется — вот она, коснись… глаза откроет — никого. И жутко от этого, выть хочется.
Он бы поел, да не может, не лезет ничего. Ни вкуса не чувствует, ни запаха, и усталости тоже не чувствует, только пусто и внутри и вокруг. До тошноты пусто.
— Тяжело, знаю, — закурил Грызов. — Ничего, пройдет. Ты молодой.
