Собор - Измайлова Ирина Александровна (лучшие книги онлайн txt) 📗
— Подожди меня в фойе, Лиз, — сказал Огюст жене, когда они вышли из зала. — Я спущусь в вестибюль и узнаю, здесь ли наша карета. Не то внизу целая толпа, и тебя, пожалуй, затолкают.
Он сбежал по лестнице в наполненный гулом вестибюль, и судьба тут же заставила его столкнуться с госпожой Суворовой, которая стояла возле окна, завязывая ленты капора, в то время как некий полный лысоватый господин накидывал ей на плечи подбитое тонким мехом манто.
Монферрану не слишком хотелось задерживаться возле этой дамы, и он, проталкиваясь поближе к выходу, стал искать глазами своего лакея, но тут до него долетели слова, заставившие его резко обернуться.
Скорее всего госпожа Суворова не хотела, чтобы он ее слышал, но у нее был очень ясный голос, звучность которого она, верно, недооценивала.
— Вот это тот самый господин, что едва не ослепил меня своим лорнетом, — сказала она своему собеседнику. — Должно быть, он впервые в жизни оказался в театре и не совсем понял куда надобно смотреть: на сцену или на чужие ложи. Или, возможно, он думает, что лорнет идет к его пасторальной физиономии? Но его веснушки сквозь стекла еще виднее!..
«Черт возьми, а вот это уже слишком! — подумал Огюст, чувствуя, что краснеет от злости. — Этого я уже не могу пропустить мимо ушей!»
Он сделал несколько шагов к окну и, встав против дерзкой дамы, вежливо ей поклонился.
— Сударыня! — проговорил он. — Я должен принести вам свои извинения, вероятно… Вам могло показаться, что давеча, между действиями оперы, я вас рассматривал. Но, честное слово, я смотрел не на вас, а на карниз вашей ложи. Мне показалось, что он дурно вызолочен. Конечно, это было нелюбезно с моей стороны, но вас я не заметил: в ложе было темно, а вы были в темном платье.
Лысоватый господин изумленно раскрыл рот, растерявшись и не зная, что сказать в такой ситуации. Но госпожа Суворова нисколько не смутилась, а, казалось, даже обрадовалась возможности отразить неожиданный выпад.
— В самом деле, сударь! — ее голос стал еще резче и звонче. — Стало быть, у вас хороший слух, но плохое зрение. Мои слова вы сейчас услыхали сквозь шум толпы, а меня не разглядели в пустой ложе, да еще через лорнет.
— Я вижу неплохо, сударыня, но куда хуже вашего, — вздохнул Монферран. — Вы ведь и без лорнета разглядели мои веснушки. Но на пасторального пастушка я не похож, хотя, быть может, у вас иные представления о них. Я слышал, вы много путешествуете, а нравы за границей не такие, как здесь… Но ведь пасторали вы, вероятно, знаете только оперные.
На один лишь миг Ирина Николаевна побледнела, и тут же ее щеки загорелись еще ярче. Она улыбнулась, и ее улыбка показалась Огюсту ядовитой.
— В самом деле, в Петербурге я давно не бывала! — воскликнула она. — Я по-прежнему думала, что сплетни ползают из ложи в ложу. Теперь, как видно, партер сделался их родником. Или, быть может, коль скоро я так заинтересовала вас, сударь, вы успели расспросить обо мне моего кучера?
Теперь побледнел Монферран. Бешенство сдавило ему горло, он почувствовал, что его охватывает дрожь, и сделал резкое движение, будто собираясь подступить вплотную к госпоже Суворовой.
Она расхохоталась.
— Вы что, собираетесь вызвать меня на дуэль, мсье? — спросила она по-французски, заставив усмехнуться своего меланхоличного кавалера.
— Даже будь вы мужчиной, мадам, — сказал Огюст, задыхаясь от ярости, — даже и тогда я не вызвал бы вас… Я слишком хорошо стреляю, чтоб вызывать кого-то, кого бы то ни было!
— Скромное признание! — молодая женщина продолжала смеяться. — Во всяком случае, вы великодушны. Не знаю, как вы стреляете, мсье, но целитесь вы метко!
И она кинула взгляд на его лорнет, все еще висящий поверх кармана.
Монферран почувствовал, что, кажется, впервые в жизни не знает, как ответить на чужой выпад. Он растерялся, поняв, что недооценил противника.
И в этот момент возле них, почти между ними, возникла представительная фигура князя Кочубея. Милейший князь, улыбаясь, схватил и пожал руку архитектора, как жмут ее старым приятелям, и в то же время обратился к Ирине Николаевне:
— Ирен, друг мой, вот вы где… уже не одна, как я вижу. А я ищу вас наверху. Опера восхитительна… Вижу, вы уже успели познакомиться с нашим строителем?
— С кем? — не поняла дама.
— Ах, еще нет? — князь Василий сиял. — Так смею же вам представить: мсье Огюст де Монферран, о котором я вам столько уже говаривал.
Эти слова произвели на Ирину Николаевну потрясающее впечатление. Она вся вспыхнула, потом вдруг сразу сильно побледнела и впервые в смятении опустила глаза.
— Вы — Монферран? — спросила она совершенно потерянным голосом.
— К вашим услугам, — сказал архитектор и поклонился.
Она подняла на него взгляд, в котором теперь были смущение и робость, если только взгляд тигра когда-нибудь бывает робок.
— Боже мой, как глупо я себя повела! — воскликнула она, не смущаясь присутствием Кочубея и своего кавалера. — Как нелепо все вышло. Простите меня, мсье! Я беру назад все мои слова.
Монферран был ошеломлен.
— Отчего же? — спросил он растерянно. — Разве мое имя делает мою особу значительнее? Или у меня на лице стало меньше веснушек?
— Нет, — твердо проговорила госпожа Суворова. — Но пятна есть и на солнце, однако тот, кто станет над этим смеяться, всегда будет выглядеть дураком! Прощайте! Василий Петрович, до свидания!
И, кивнув обоим, она сделала повелительный знак лысоватому господину. Тот облегченно перевел дух и кинулся вслед за нею к двери вестибюля. Она же вышла не оборачиваясь, твердой походкой.
Полчаса спустя, сидя в своей карете, Огюст поведал весь этот разговор жене.
— Никогда я так не злился в последнее время! — говорил он. — Надо же! И еще извиняться вздумала, наговорив мне такого… Может быть, это тоже была издевка?
— Я думаю, нет, — сказала Элиза.
— Все равно я не успокоюсь, пока князь Кочубей меня с нею не познакомит ближе. Он мне уж обещал. Я должен еще кое-что ей сказать, чтоб отучить ее так разговаривать с незнакомыми людьми!
Элиза покачала головой:
— Поторопи князя. Как бы не забыл. А ты будешь на него в обиде, раз уж она тебе так нравится…
— Нравится?! — взвился Огюст. — Черт возьми, неужели ты думаешь, что мне она может нравиться? Разве она женщина? Дикая кошка, тигрица, пантера!
— Тигры и пантеры прекрасны, — поддразнила мужа Элиза. Но при этом ее лицо, обращенное к окну кареты, делалось почему-то все задумчивее и печальнее.
XIV
Солнце, пронизав ажурные ветви берез острыми иглами лучей, выткало золотую вязь на прозрачно-синем шелке неба. Белые стволы, темные ветви лишь слегка намечали канву в этом чародейском узоре, казалось, он существует сам собой и с землей ничем не связан… Ветра не было, золотое кружево висело легко и недвижимо, оно будто освещало лес, казалось, что это от него рассыпаются по густо-зеленой траве рыжие пятна.
Птицы в этот день пели, как поют они лишь дважды в году: в первые дни весны, когда выстраивают гнезда, и в один из дней осени, в конце сентября или в начале октября, когда летнее тепло, прощаясь, одаривает землю своей лаской, обещает вернуться. Птицы своим пением тоже обещают: «Мы вернемся!» И лес, замирая в предчувствии холодного ветра и грядущего снежного безмолвия, знает: они вернутся…
Тонкая лесная тропа шла между белых стволов не петляя, прямо, потому что березовый лес был негуст и земля в нем ровна и подобна вытканному пестро-узорчатому ковру.
Огюст шагал по тропе, запрокидывая поминутно голову, рискуя споткнуться о корень или кочку, но не имея сил оторваться от дивной золотой фантазии осенних берез. Солнце слепило его, из глаз текли слезы, в душе он смеялся над своим детским восхищением, а в уме рисовал узор, подобный этому, придумывая, как вплести его в каменные своды, и одновременно ужасаясь своей дерзости, потому что с художником, создавшим эти кружева, он не мог и не смел соперничать.
