Дело Бутиных - Хавкин Оскар Адольфович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Министерство уже рядом, большое четырехэтажное здание, когда серодрадедамовый на углу Казанской и Вознесенской приблизился к Бутину.
Сняв котелок и обнажив редковолосую, как бурятская степь, голову, негромко осведомился:
— Если не ошибаюсь, господин Бутин будете?
— Нет, не ошиблись, коммерции советник Михаил Дмитриевич Бутин. Чем могу служить?
— Прошу прощения, агент сыскной полиции Сысойкин. Мне поручено, господин Бутин, проводить вас обратно на Бассейную, дом номер двадцать восемь.
— Но я направляюсь к министру юстиции, господин Сысойкин!
Он увидел, как серый напрягся телом и лицо вытянулось, точно острая морда у легавой в охоте на зайца... Этот службист не постесняется и городовых кликнуть! Разумней подчиниться.
— Весьма прошу вас, господин Бутин.
— Что ж, я подчиняюсь силе.
Круто повернулся и не спеша зашагал той же дорогой в обратный путь: Екатеригофский канал, Дума, Фонтанка, Литейный, Бассейная...
Сыщик бодро и привычно шагал почти рядом, чуть поотстав.
И снова показалось Бутину, что поодаль, укрываясь за углами и в подъездах, следует еще кто-то, не кажет себя.
В доме на Бассейной, 28, в квартире на третьем этаже, снимаемой Бутиным у вдовы отставного чиновника Маркеловой, уже было полно: хозяйничали чиновники сыска, околоточные и дворники. Он невольно вспомнил ядовитую шутку декабриста Завалишина: «Сначала меня сослали из России в Сибирь, а потом выслали из Сибири в Россию! Неисповедимы пути Господни!» Не собираются ли сибиряка Бутина выслать под конвоем в Сибирь?
Чиновник, видать поважнее Сысойкина, старый, с угрюмым коричневым морщинистым лицом, сказал ровным, холодным голосом:
— Господин Бутин, приказано вас подвергнуть аресту.
— Объясните — за что? Вы нарушаете форму.
— Вам объявят. А сейчас пожалуйте с нами в сыскное отделение.
Сыщики, околоточные, дворники, у которых всегда чешутся руки, особенно когда студент или провинившийся «барин». Держись, Бутин, сдержись, Бутин, — тут никому ничего не докажешь.
С одной стороны, хорошо, что жены нет. А с другой, — как она узнает, где он и что с ним? Но ведь долго его не продержат, ничего при аресте не предъявили, прямое беззаконие!
Когда выходили — или выводили! — из подъезда на улицу, что-то заставило его оглянуться.
Он увидел выглядывающее из проема ворот сизо-багровое ухмыляющееся лицо Иринарха. Тот выразительно покрутил пятерней: «Не бойсь, брат, я тут, и я их упомажу. Они, брат, у меня попляшут, шуты гороховые!» Бутин немедля успокоился. Гнев поостыл, вернулась внутренняя выдержка, так выручавшая много раз. Он даже усмехнулся: Сысойкин за Бутиным, а Бутин за Сысойкиным. Имея в виду недреманное око и собачий нюх Иринарха.
Однако же в сыскном отделении его продержали весь день. И снова — ничего не объясняя. Он понял только, что Корейша, иркутский окружной судья, дал телеграмму задержать такого-то, а за что, — это дело пятое, там разберутся, а слух такой, что он не тот Бутин.
— А какой?
— Тот в Сибири, — настоящий, богач, фабрикант...
— Так это я и есть! Загляните в паспорт!
— Паспорта заделать не штука... Начальство разберется, кто вы есть: тот Бутин, настоящий, аль не тот, фальшивый!
Это была нехитрая работа Михельсона. В его манере. Он шепнул Сысойкину. Тот подбросил остальным. Как доказать этим тупым бревнам, что ты — это ты? Что он жертва навета, слуха, злонамеренного обмана?
Все, что происходило с ним сейчас, похоже на дикий бред: он, Бутин, коммерции советник, обладатель двух Станиславов, член российских и иностранных обществ, владелец огромного состояния, строитель школ и больниц, почитаемый человек — и эти юркие сыщики, мордастые околоточные, бородатые дворники, стерегущие его, могущие скрутить, избить, унизить, как ничтожного бродягу, как вора и преступника! Что бы сказал Иван Иванович Горбачевский, как бы глянул старый Зензинов, узнав о том, что Бутин, привезенный в мрачные коридоры сыска, теперь, глухой ночью, переправляется на извозчике при двух молодцах, как беглый каторжник через Александровский мост на Выборгскую сторону, за военный госпиталь, ветеринарный институт и дом для душевных больных (и туда могут упечь!), — прямехонько в тюрьму! Без суда и следствия. Даже съездить на Бассейную повидать жену и взять теплое пальто — и то не дозволили!
Он старался не терять присутствия духа. И все-то подшучивал над собой: в тюрьме, господин коммерсант, сидели и великие люди. Гордость Европы и России! Так что от тюрьмы да сумы...
Потерпим и это, все выяснится. Иринарх камень грызть будет, Марья Александровна все пороги обобьет, чтоб вырвать его из рук тюремщиков!
Он давно с такой теплотой не думал о жене, состарившейся рядом с ним. И без него. Мысль о жене более всего одолевала его здесь, в мрачной узкой камере, так разнившейся с комнатами нерчинского дворца. Они, столь разошедшиеся, вновь соединились. Уж не мужем и женой — к тому не было возврата, — а ближе, человечней. Да, есть отношения, когда чувство долга превыше всего. Как он мог обманываться, что ее ледяная непроницаемость, ее сухая любезность — будто это и есть ее сущность? А что ей оставалось! Она потеряла детей, он отошел от нее, у него появилась своя жизнь, а она в мелких повседневных заботах о нем все же была с ним. Однажды, уже после того, что произошло на берегах Хилы, Капитолина Александровна в одном из откровенных, задушевных разговоров призналась: «Вы знаете, что сказала ваша жена. Что бы с вами ни случилось, она вас не покинет, у нее это навсегда, для нее вы большой ребенок, единственный у нее оставшийся».
Она захотела быть рядом с ним в эти недели и месяцы петербургской тяжелой страды. И она, в сложившихся обстоятельствах, выявила недюжинную энергию, решительность и твердость.
На другое же утро, сопровождаемая верным Иринархом, она посетила командующего Императорской главной квартирой и подала через него всеподданейшую жалобу, а еще через день последовало «высочайшее повеление» через министра юстиции о немедленном освобождении Бутина из-под ареста!
Сенат был очень рассержен. Сенат потребовал объяснений от иркутских учреждений в произвольных действиях.
Почему допущена крайняя медлительность в исполнении указа Сената об упразднении администрации? Почему тянули более двух месяцев, когда губернатор обязан был распорядиться о немедленном исполнении указа через полицию! И почему указ Сената не выполнялся в точности? С какой стати администраторам дали льготный срок на возврат имущества — два месяца! — вместо того, чтобы это сделать неотлагательно? Какие основания имело полицейское управление Иркутска наложить арест и запрет на имущество фирмы без предъявления ответчику векселей и без судебно-полицейского определения?
Самым тяжким ударом по всей клике Звонникова-Михельсона-Стрекаловского было решение Сената о неподсудности фирмы Бутина Иркутску по делу о несостоятельности, но о подсудности Забайкальскому окружному суду, поскольку главная контора фирмы находится в Нерчинске!
Так лопнула администрация Звонникова.
Он продолжал еще действовать через учрежденный им же конкурс. Но Леонтий Френкель и торжествующий Иннокентий Шилов пришли с полицией в помещение конкурсного управления, и конкурс был прикрыт в тот час, когда готовилась продажа Новоалександровского винокуренного завода и ряда складов фирмы.
На 1 мая 1884 года имущество Бутиных исчислялось в сумме 8 миллионов рублей. К 1 мая 1892 года оно составляло три миллиона. Растаяло пять миллионов. Из них не менее миллиона расхищено юристами-администраторами.
Торговый дом и Золотопромышленное товарищество перестали существовать. Был продан Николаевский железоделательный, распроданы прииски, пароходство, товарная торговля...
Конечно, на оставшиеся миллионы можно начать сначала. Но не в шестьдесят лет! И не после такой изнурительной борьбы!
У Бутина хватило сил еще на один процесс: с бывшими администраторами.
И этот процесс он выиграл: Звонников, Михельсон и те кредиторы, которые получили деньги незаконным путем, должны были вернуть фирме значительные суммы.
