Дочь фараона - Эберс Георг Мориц (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Дарий исполнил его просьбу, вследствие чего и другие бывшие тут же Ахемениды стали с шутками подзывать старика и бросали ему мелкие деньги, которые он с трудом и с разными выражениями благодарности поднимал с земли.
Увидев это, Псаметих громко зарыдал, со стоном произнес имя своего друга и рукой ударил себя по лбу.
Камбис изумился. Разведя скрывавшие его цветы, он выступил вперед и закричал несчастному царю:
– Скажи мне, удивительный человек, отчего при виде твоей несчастной дочери и сына, идущего на смерть, ты не стонал и не плакал, а между тем выказываешь такое участие к нищему, который даже не родственник тебе?
Псаметих взглянул на своего победителя и отвечал:
– Несчастье, поразившее дом мой, сын Кира, слишком велико для слез. Но падение друга, который в старческом возрасте из самого уважаемого и счастливого человека сделался жалким нищим, мне дозволено оплакивать!
Камбис благосклонно кивнул несчастному и, оглянувшись, заметил, что не у него одного появились слезы на глазах. Крез, Бартия и все присутствовавшие персы, даже Фанес, служивший обоим царям переводчиком, громко плакали.
Эти слезы были приятны гордому победителю и, обратившись к афинянину, он сказал:
– Мне кажется, друг мой, что сделанное нам зло отомщено. Восстань духом, Псаметих, и постарайся, как этот благородный старец (он указал на Креза), привыкнуть к твоей новой участи. Обман твоего отца вымещен на тебе и на доме твоем. Ту самую корону, которую Амазис похитил у моей незабвенной супруги, я теперь сорвал с твоей головы. Я начал эту войну во имя Нитетис; теперь я дарую твоему сыну жизнь, потому что она любила его. Отныне, никем не оскорбляемый, ты можешь свободно жить при дворе нашем в качестве моего сотрапезника и разделять почести моих вельмож. Приведи сюда мальчика, Гигес! Как ты в былое время, он будет воспитан с сыновьями Ахеменидов.
Лидиец поспешил с этим радостным поручением к выходу из галереи, но Фанес отозвал его, гордо встал между царем и затрепетавшим от счастья Псаметихом и сказал:
– Не ходи напрасно, благородный лидиец: Нехо, сына Псаметиха, уже не существует. Вопреки твоему повелению, государь, я воспользовался данным мне когда-то полномочием и приказал палачу казнить Амазисова внука раньше всех прочих пленных. Звук рогов, который все здесь слышали, возвещал о смерти последнего родившегося на берегах Нила наследника египетской короны. Я знаю свою участь, Камбис, и не прошу тебя о жизни, цель которой уже достигнута. Понимаю и твой взгляд, полный укора, Крез: тебе жаль умерщвленных детей. Но жизнь – такое сплетение скорби и разочарований, что я, с предостерегавшим тебя Солоном, считаю счастливейшими тех, кому боги, как Клеовису и Витону, даруют раннюю смерть. Государь, если когда-нибудь я имел в глазах твоих цену, если совет мой когда-нибудь был тебе полезен, – прошу у тебя, как последней милости, позволения сказать еще несколько слов. Ты, Псаметих, знаешь, что нас поссорило; теперь объясню это всем вам, чьим уважением дорожу. Отец этого человека вверил мне войска, посланные против Кипра, и я одержал победу там, где он испытал поражение; я сделался, помимо своей воли, участником тайны, опасной для притязаний его на престол; наконец, я помешал ему похитить добродетельную девушку из дома ее бабки, старухи, уважаемой всеми эллинами. Вот чего он не мог простить мне, вот что побудило его, когда я был принужден оставить службу его отца, вызвать меня на беспощадную, смертельную борьбу. Теперь эта борьба кончилась. Ты умертвил моих невинных детей, Псаметих, и травил меня, как дикого зверя, – вот мщение твое! Я лишил тебя престола и тебя, и народ твой обрек на рабство; я сделал твою дочь своей рабыней; я велел убить твоего сына и был свидетелем того, что та самая девушка, которую ты преследовал, сделалась счастливой супругой героя. Ты, сраженный, погибающий, видел, что я стал самым богатым и могущественным из всех людей моего племени. Несчастный! Ты видел, и в этом моя лучшая месть, – что, уступая неудержимому чувству жалости, я плакал о твоей ужасной участи! Того, кто, подобно мне, одним лишь вздохом может пережить несчастье своего врага, я признаю блаженным, наравне с бессмертными богами! Я сказал все!
Фанес умолк, прижимая руку к своей ране. Камбис посмотрел на него с удивлением, шагнул и поднял руку, чтобы прикоснуться к его поясу, – движение, означавшее смертный приговор, – но тут взгляд царя упал на почетную цепь, когда-то его же руками надетую на афинянина в награду за мудрость, с которой он доказал невинность Нитетис. Воспоминание о страстно любимой женщине и благодарность за бесчисленные оказанные ему этим необыкновенным человеком услуги смягчили его гнев. Рука, готовая возвестить смерть, опустилась. Несколько мгновений строгий владыка в нерешительности стоял против непослушного друга; потом, повинуясь быстро мелькнувшей мысли, он опять поднял руку и повелительным движением указал на выход из дворца.
Фанес безмолвно преклонился, поцеловал одежду царя и мерным шагом спустился во двор. Псаметих, весь дрожа, посмотрел ему вслед, бросился к подножию галереи, но упал без чувств раньше, чем губы его успели раскрыться для проклятия.
Камбис сделал знак свите и приказал главному ловчему распорядиться приготовлениями к львиной охоте в ливийских горах.
XII
Между тем воды Нила стали подниматься снова. Со времени изгнания Фанеса прошло два месяца.
В тот самый день, когда афинянин покидал Египет, Сапфо разрешилась от бремени дочерью и потом, благодаря попечениям своей бабки, настолько поправилась, что могла принять участие в прогулке по Нилу, предложенной Крезом во время праздника Нейт. Молодые супруги жили уже не в Мемфисе, потому что Бартия, желая оградить себя от выходок брата, обращение которого после отъезда Фанеса сделалось невыносимым, испросил разрешение переселиться в царский дворец в Саисе. К катающимся присоединилась и Родопис, в доме которой лидиец со своим сыном, Бартия, Дарий и Зопир были частыми гостями.
В день праздника все это общество село в восьми милях ниже Мемфиса в богато убранную многовесельную лодку и при благоприятном северном ветре поплыло вверх по реке.
Посреди палубы возвышался раскрашенный яркими красками и раззолоченный навес, под которым можно было укрыться от палящих лучей солнца.
Крез сел подле старой гречанки, а у ее ног поместился милетец Феопомп. Сапфо прислонилась к мужу; Силосон, брат Поликрата, лежал подле задумчиво смотревшего в воду Дария; а Гигес и Зопир плели для обеих женщин венки из цветов, принесенных рабом-египтянином.
– Не верится, – сказал Бартия, – что мы плывем против течения. Ладья, как ласточка, скользит по воде.
– Это благодаря сильному северному ветру, который освежает нам лица, – отвечал Феопомп. – Кроме того, египетские гребцы поистине мастера своего дела.
– И против течения они работали вдвое усерднее, – прибавил Крез. – Ведь и вообще мы только при встрече с препятствием напрягаем силы.
– А если рок направит челн нашей жизни в спокойные воды, сами создаем себе затруднения, – сказала Родопис.
– Правда, – воскликнул Дарий. – Герою противно легкое плавание по течению. В бездействии все люди равны; и потому борьба необходима, чтобы показать свое превосходство перед другими.
– Но благородные борцы не должны затевать ссор, – продолжала гречанка. – Взгляни на эти дыни, которые, как золотые шары, рассыпаны на черной земле. Если бы селянин рассыпал семена слишком щедрой рукой, то ни одна из них не могла бы созреть. Густые стебли и листья заглушили бы плод и собирать было бы нечего. Борьба и труд – призвание человека, но в этом, как и во всем, нужна мера; иначе стремление остается бесплодным. Истинная мудрость заключается в том, чтобы никогда не переступать определенного предела.
– Ах, если бы царь мог тебя слышать! – воскликнул Крез. – Вместо того чтобы довольствоваться своим великим завоеванием и думать только о благе подданных, он уносится мечтами в беспредельную даль. Ему хотелось бы покорить весь мир; а себя самого, со времени изгнания Фанеса, он почти ежедневно отдает в постыдный плен диву пьянства.
