За столетие до Ермака - Каргалов Вадим Викторович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Постепенно складывался у князя Курбского манящий образ витязя-удачника, из безвестности взметнувшегося на немыслимую высоту. И что с того, что образ этот не соответствовал подлинным делам Федора Ростиславича Черного, но окрашивался в светлые тона распаленным воображением самого Курбского, питался его собственными обидами и завистью?! Не правда была нужна Федору Курбскому, но надежда, указующий стяг впереди…
А правда была такова.
Князь Федор Ростиславич Черный, окончательно рассорившись со своими братьями – смоленскими князьями, – ушел из Можайска в Залесскую Русь на поиски счастья. Люди припоминали, что многими видимыми достоинствами был наделен князь Федор: изощренным умом, отчаянной храбростью, телесной мощью, книжной мудростью. Был красив он броской, нерусской даже, красотой: сросшиеся на переносице густые брови, кудрявая бородка, прямой гордый нос, яркий румянец на смуглом, без морщин, пригожем лице, юношеская легкость движений. Добрый молодец из сказки, да и только!
Поездил-поездил князь Федор по княжеским дворам, горько жалуясь на неприкаянную судьбу и братнину несправедливость, и осел в Ярославле. Вскоре женился он на княжне Марии, единственной наследнице покойного ярославского князя Константина Всеволодовича, разделив с ней и вдовствующей княгиней Ксенией власть над древним волжским городом. Но и здесь не нашла покоя его мятежная душа. Не хватало Федору простора в Ярославском княжестве, завидовал он всем: и старшему брату Глебу, княжившему в Смоленске, и великому князю Дмитрию Александровичу Владимирскому, и иным князьям, за которыми были хоть малые, но свои, кровные княжения. Завидовал и ненавидел, и сам был ненавидим, потому что ненависть может породить только ответные злые чувства…
Один друг-приятель оказался у Федора – Городецкий князь Андрей, тоже завистник и лютый стяжатель чужих владений. Не подлинная дружба связывала их, но общая черная зависть к великому князю Дмитрию Александровичу, старшему сыну Невского.
Шли годы. Умер смоленский князь Глеб Ростиславич. Князь Федор с дружиной и тиунами-данщиками кинулся к смоленским рубежам: занимать смоленское княжение, принадлежавшее ему по праву как следующему по старшинству Ростиславичу. Но смоляне отдали княжение его младшему брату Михаилу. Спустя два года умер и Михаил. Казалось, нет больше преграды на пути к вожделенному смоленскому столу. Но упрямые смоленские вечники решили иначе. Они не впустили князя Федора в город, согласившись лишь принять его наместника. Это была не победа, а лишь половина победы. Наместник Артемий сидел в Смоленске тихо, как мышь, посылал невеликие дани да тревожные грамотки: «Подрастает княжич Александр, племянник твой, и смоляне к нему тянутся. Не быть бы, княже, худу…»
А в Ярославле собственный сын подрастал – княжич Михаил, и ярославские бояре к нему прислонялись, не к Федору. Всюду оказался не своим Федор – и в Смоленске, и в Ярославле. Не было у Федора опоры на Руси, отторгала его родная земля, которую он не понимал и не любил, видя в людях ее только средство для достижения чуждых этой земле целей. Не сыном Руси оказался Федор, а неблагодарным приемышем, неспособным на сыновью любовь.
Тогда взгляд Федора Ростиславича обратился к Орде, где послушные битикчи [26] по слову хана писали ярлыки на княжения и где кочевали по степям бесчисленные конные тумены, способные сокрушить любых соперников. И князь Федор отправился в Орду.
Снова ожили честолюбивые надежды: мало кого из русских князей приняли при ханском дворе так приветливо, как его. Красота князя уязвила сердце стареющей ханьши Джикжек-хатунь, и она ввела Федора в круг близких хану людей. Ханьша даже возжелала выдать за Федора одну из своих дочерей, но он вежливо уклонился. Смертным грехом считалась на Руси женитьба при живой жене, да и опасно было: разрыв с княгиней Марией был равнозначен потере княжества – ярославцы бы не простили…
Боком вышло князю Федору Ростиславичу долголетнее ордынское сидение. Когда умерла княгиня Мария, Федор с ханским ярлыком поспешил в Ярославль – садиться на самостоятельное княжение.
Подъезжая к наплавному мосту через Которосль, Федор прослезился. Что-то дрогнуло вдруг в его очерствевшей душе, до боли родным и желанным показался город, взметнувший свои деревянные стены и башни на высокой стрелке при слиянии Волги и Которосли. Но не праздничным колокольным перезвоном и не ликующими криками горожан встретил Ярославль своего блудного князя. Городские ворота были крепко закрыты, между зубцами стены покачивались копья. Дружинник князя Федора протяжно затрубил в рог. Медленно, будто нехотя, приоткрылись ворота. Но не бояре в богатых шубах и не духовенство в златотканых ризах вышли навстречу князю, а окольчуженная рать. Суровый воевода предостерегающе поднял руку в железной рукавице:
– Остановись, княже! Нет у нас обычая такого, чтоб владетелей, в чужой земле обретающих, на княжение принимать! Князь у нас Михаил, сын твой, а иных нам не надобно. Поди прочь, княже!
Федор остановил жестом своих дружинников, рванувшихся было на обидчика. Не сражаться же со всем городом! Вместо гневных слов попросил униженно:
– Позовите сына моего. С ним говорить буду, по-семейному…
– Моими устами все сказать велено! – отрезал воевода и повторил непреклонно: – Поди прочь, княже!
И повернул Федор Ростиславич коня, смирившись перед силой, увозя с собой унижение и смертельную обиду. «Кровью умоетесь за обиду! – шептал он в ярости. – Вот, ужо погодите!» Грозился, проклинал, придумывал изощренные казни, не понимая того, что можно ненавидеть одного, десяток, даже сотню обидчиков, но бесполезно ненавидеть целый народ. А здесь против него было все княжество…
Снова потянулись тягостные годы ордынского сидения. Женился-таки Федор на ханской дочери, обасурманился. Жил в собственном дворце. Пользовался почетным правом сидеть на пирах возле хана и получать чашу из его руки как ханский родственник. Ханскому зятю приносили подарки мурзы и русские князья, наезжавшие по своим делам в Орду. Родились у Федора сыновья Давид и Константин. Ханьша Джикжек-хатунь любила их даже больше, чем остальных своих внуков. По-русски сыновья Федора говорили с трудом, коверкая слова. Задумывался Федор: кто же он теперь, русский князь или ордынский вельможа? Если князь, то где его княжество? Если мурза, то где его улус и тысячи верных нукеров, которые только и дают в Орде подлинное могущество?
Капризная милость ханьши подняла князя Федора над многими, но в возвышении его не было прочности. Ничтожный удельный владетель, все княжество которого можно было проехать из конца в конец за единый день, был счастливее Федора и, униженно принося подарки, в душе презирал временщика. Будущее казалось беспросветным.
В Ярославле умер сын Михаил, но ничего не изменилось. Горожане бесчестно прогнали послов Федора Ростиславича, повторив позорные слова: «Ты, княже, нам не надобен!»
Федор Ростиславич воспрянул духом в злосчастную годину Дюденевой рати [27]. Следом за ордынскими туменами он вернулся на Русь. Хан дал ему в помощь конное войско – садиться на княжение. И смирились ярославцы перед силой, впустили князя Федора в город. Начались опалы и казни. Богатство убиенных ярославских бояр князь Федор щедро раздаривал ордынским мурзам, а вотчины отписывал на себя. Кладбищенская тишина опустилась над Ярославлем. Люди забились в свои дворы, притаились за крепкими засовами. Только татарские всадцики с визгом и свистом проносились по пустынным улицам да ватаги дружинников князя Федора дерзко стучались в ворота боярских и купеческих хором, призывая хозяев на княжеский суд. Тогда же и Переяславль прихватил князь Федор, переняв его у потерпевшего поражение великого князя Дмитрия Александровича. А потом наступила очередь Смоленска…
Вот так, шаг за шагом, через преграды, к вершинам власти!
Упорство Федора Ростиславича восхищало Курбского, любые средства казались ему оправданными для достижения великой цели. Он, князь Курбский, тоже Федор по имени и Черный по прозвищу, может возвеличить свой, пока что скромный, княжеский стол! Как Федор Ростиславич Черный!
