Избранное (сборник) - Жванецкий Михаил Михайлович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Аккумулятор в трубке садился дважды.
Ей хорошо, она на проводе.
А у меня радиотелефон.
Я бы на проводе не потянул.
Меня уже на шестой цифре мотало по квартире, било об стекло.
Я потом, когда очнулся, смотрю – холодильник открыт… Кофе с окурками… А я не курю… Я его в пепельнице заварил… Что-то ел вроде, уже не помню… Газ включен… Вот ужас!.. Ну, правда, не полностью… Кот несчастный… И, конечно, вырваны розетки… И телефон, и электричество…
Она же за границу никогда не звонила.
Она и в другой город не звонила.
Экономия всё. И аппарат у них старый, как ридикюль.
И район стал уже центральным… Ну они там живут уже сто лет. У них еще диском набирают.
Она говорит, что в кнопочном ничего не слышит. Да…
А в этом слышит, видимо… Да…
Где-то на восьмой цифре у нас погас свет.
В Одессе вырубают веерно.
Так что я перезванивал через час.
На пятнадцатой опять погас свет.
У нас два раза в сутки отключают.
Сейчас прохожу по улице – все здороваются.
Немецкий номер мне кричат.
Слышно было по всей улице Каманина.
Аж в первых домах.
Дети смешнючие, особенно этот «плииз», потом «ван-ван-ван».
И когда я выкрикивал «ноль двести восемь»…
– Не ноль двести и восемь, – кричал я, – а просто ноль двести восемь. (Это дети мне рассказали.) – Ноль два ноль восемь, – кричал я. – Нет, не ноль два нуля восемь. А раньше ноль, потом два, потом ноль и только потом восемь.
– Почему потом? – кричал я. – Не потом набирать, набирать надо сразу. Не надо раньше. Нет, ноль два ноль восемь. Это не три нуля… Это ноль, потом два, потом восемь.
И тут я вспомнил, что первый ноль набирается только внутри Германии.
Снаружи его нет.
Вот тогда я, наверное, и заварил кофе в пепельнице…
Да…
Пить я начал на шестой цифре. Как все, по чуть-чуть.
А вдрабадан ушел, когда просил ее повторить, что она записала…
Нет… Я и сейчас… Уже столько дней прошло… Даже не знаю, что это было… Какая-то глубокая депрессия…
Я сейчас не могу не выпить.
Как вспомню ее вариант…
Восемь – один – десять – ноль – два нуля – двести.
Потом восемь – три нуля – девять – сорок шесть. Потом двести.
Потом зуммер…
Она думала, что «зуммер» – это фамилия, его надо пригласить. Потом сказать «плиз» зуммеру и в конце «ван-ван-ван».
Да… Этот «ван-ван-ван»…
Самое главное, что она куда-то звонила.
С кем-то говорила.
Спросила, как там себя чувствуют. Там сказали: «Хорошо».
Спросила, когда приедут, там сказали: «Скоро». С кем она говорила, не знаю.
Они сейчас обе в Москве, благодарят меня.
О немецкой больнице рассказывают с восторгом.
Но эмигрировать больше не хотят.
Такая любовь
Он. Понимаешь, я так рад, что ты приехала.
Она. И я так рада.
Он. Мне с тобой очень хорошо. Понимаешь?
Она. Да. И мне с тобой. Я тоже так рада.
Он. Понимаешь, это какое-то особое чувство. Такая радость. И вот уже прошло минут пятнадцать, а радость есть. Я в себе с удовольствием это чувствую. Мне в последнее время очень редко приходилось испытывать такое. Вот и сейчас даже как-то спокойней стало, тверже.
Она. А я сразу даже не очень обрадовалась по сравнению с тем, что чувствую сейчас. Я очень соскучилась по тебе. И даже сейчас – вижу и скучаю, и все время хочется разговаривать с тобой.
Он. Это потому, что ты мне очень нравишься. Для последнего времени это очень редкий случай. Уже года два, как мне никто не нравился. И вот ты. Это очень здорово, правда?
Она. Ну конечно. Скажи мне что-нибудь. Неужели ты так обрадовался, увидя меня?
Он. Очень. Ты не представляешь. Чтоб ты поняла. Вот бывает, когда долго нет чего-нибудь и вдруг есть, и все побежали. И даже не так. Я смотрю на тебя с таким удовольствием. И очень приятно взять тебя за руку. Правда?
Она. Очень. Ага. Я когда тебя увидела, я только тогда поняла, как я соскучилась.
Он. Ага.
Она. Точно. Правда, правда.
Он. Я верю. Честное слово. Хочешь, я поклянусь?
Она. В чем?
Он. Ну, что верю тебе.
Она. А я тебе тоже поклянусь.
Он. Это очень интересно. Потому, сколько бы мы ни виделись, все равно это как озарение, правда?
Она. Ага.
Он. Конечно. И я вижу твою радость.
Она. А это видно?
Он. Конечно.
(Она молчит.)
Я тебя перебью, мне тоже очень хорошо. Тут важно само твое присутствие, понимаешь? Уже неважно, что мы говорим, важно, что каждый чувствует.
Она. Да, да, да, точно. Я вот все время думаю об этом, как хорошо, что мы увиделись.
Он. Главное, что ты приехала, остальное неважно.
Она. Конечно.
Он. Я тебя очень ждал. Когда ждешь, это такое чувство…
Она. Конечно.
Он. Что я очень рад.
Она. Ага. Тут ведь действительно важен приезд. И я, когда ехала, очень волновалась.
Он. Конечно. Но сейчас ты очень рада.
Она. Тут даже не радость… Тут такое… Тут что-то очень приятное, столько хорошего. Тут есть и немножко счастья, и немножко радости, и немножко даже, знаешь, удовлетворения.
Он. Конечно. А у меня еще чуть-чуть гордости.
Она. Вот-вот.
Он. Это удивительно как здорово. Это настоящее, правда?
Она. Конечно. Тут много и другого, нового, неожиданного. Вот сейчас я чувствую, например, слабость. Чуть-чуть, но есть.
Он. Это от радости.
Она. Конечно.
Он. Вот-вот. Очень это волнующая встреча.
Она. Да. Без сомнения. Одна из лучших за последние так года три-четыре.
Он. Мне кажется, здесь прозвучало столько чувств, что мы уже не расстанемся.
Она. Нет, что ты. Это исключено. Куда ж мы в таком состоянии пойдем?
Он. Ко мне.
Она. Конечно. И вот что я хочу тебе сказать. Когда ты сказал «ко мне», вот только что, знаешь, что я почувствовала?
Он. Большую радость?
Она. Ну, это само собой. Тут сложная смесь. Тут и облегчение, и гордость, и немножко огорчения, что все так кончится, и что-то новое, типа такого чисто потребительского – это необязательно у всех, это у меня. И даже что-то от потрясения. Не само потрясение, понимаешь, а что-то от него, какое-то послезвучие.
Он. И я, когда сказал, вдруг почувствовал что-то вроде знаешь чего?
Она. Чего?
Он. Ожидания ответа, что ли. Очень интересно. И какое-то такое волнение пробежало, потому что в это время у тебя в глазах ничего не было и мне надо было чем-то заполнить это. Я сказал – и почувствовал такую радость, такое облегчение. Это что-то очень настоящее, что-то действительно радостное, и даже твой ответ был тут не так важен.
Она. Конечно. Я так и поняла.
Он. Важно было, что я спросил и ты ответила, и это свидетельствует о таком контакте, что любые слова бессильны перед этим чувством. Мы не должны расставаться.
Она. А зачем?
Он. Вот-вот. Я даже не подумал. Вот действительно – а зачем? Смотри, как ты просто сказала, и все стало ясно.
Она. Ага.
Он. Тут вся суть в простоте. В простоте, я думаю, и есть истина и настоящее.
Она. Ага.
Он. До свиданья.
Она. Ага.
Он. Мы обязательно увидимся.
Она. Да, да…
Прэсса дает! (1988)
Собраться так же они там могут, но испытывать при этом счастье – никогда.
Смотреть вместе кино они тоже могут, но так ликовать, так расстраиваться… Почему наша жизнь полней и убедительней?! Почему нас обуревают такие страсти?! Почему наша жизнь счастливее, ярче?! Во всем. В каждой мелочи. Именно мелочи делают нашу жизнь такой привлекательной, и радость мы испытываем гораздо чаще.
Разве они могут всей страной прочесть одну книгу и узнать о себе потрясающие новости? Разве они когда-нибудь поймут, что значит узнавать исторические, генетические, сельскохозяйственные подробности из художественной литературы?
Разве они почувствуют такую отдачу от писательского труда? Ведь писатели у нас дают путевку в жизнь офтальмологам и конструкторам.
