Избранное (сборник) - Жванецкий Михаил Михайлович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Суть нашей жизни
Суть нашей жизни в том, что посреди любого удовольствия, любви, выпивки, беседы может кто-то подойти и сказать:
– Вы чего это здесь собрались? Совесть у вас есть?
И вы начнете собираться неизвестно куда.
Компания, стол, чтение, разговоры, смех, наслаждение – вдруг:
– Что это вы здесь делаете? А ну быстро!
И вы собираетесь неизвестно куда.
Белая ночь, гитары, огни пароходов на светлой воде…
– Ну-ка, что это вы здесь собрались? Ну-ка, ну-ка без разговоров!
И вы собираетесь.
Или черная ночь. Звезды, море, наверху танцы, внизу темно и таинственно и только ее руки еще светятся, а твои уже нет. И вдруг, как ревение коровы:
– Это кто здесь прячется? Что это такое?! А ну-ка быстро отсюда!
И вы собираетесь неизвестно куда.
Здесь убирают, здесь подметают, здесь ограждают, здесь проверяют, здесь размечают.
Так шаг за шагом, как диких оленей.
И вот оно родное: икра из синеньких, помидорок, арбуз, бычки жареные, килечка домашняя.
– А ну вон отсюда. Этта что такое?
И вы опять начинаете собираться, совсем забыв, что вы у себя дома!
Великая страна
Великая страна. При внутренней вражде – большая внешняя дружба. Часть ездит быстро, часть – медленно, и те, кто ездит быстро, ждут тех, кто медленно, или выезжают им навстречу назад, чтоб уже вместе вперед.
Передовые делятся опытом с отстающими и отстают, так как объясняют и показывают на ходу. Хорошие танцоры обучают плохих, передают им мастерство, которое у них не восстанавливается, а тем все равно не передается.
Талантливые обучают бездарных, пытаясь научить их таланту. Зато бездарные задают тот знаменитый общий низкий уровень, от которого мы не можем оторваться, невзирая на спешку, суету, гигантские усилия и крики к другим странам: «Подождите!»
Вам, моя дорогая
Ура! Победа присуждена Вам, моя дорогая. Вы меня перемолчали. Во второй встрече на 16-й минуте презрения, молчания, цедения сквозь зубы, огибания взглядом, разгромили мои остатки. Я бежал с поля боя путем уползания и растворился в бессонной ночи.
Я провел километры одиноких объяснений. Я целовал, проклинал, сжигал Вас и снова явился на Вашу встречу со мной, где Вы пронзили меня прямым молчанием слева. Мои объяснения рвались по сторонам, не задевая Вас.
Еще и еще раз, убедившись в полной физической непригодности к конфронтациям, стычкам, фигурам умолчания и попадания впросак, я попросил вас выбросить мое полотенце…
Ваша, Ваша, Ваша, Ваша взяла!
Ползу поздравить!
Нет смелости поднять глаз.
Победа присуждена Вам. Последующие встречи Вы выиграете ввиду неявки противника.
Вам осталось добиться, чтоб Ваша победа стала моим поражением. Это – пустяки!
Крепко жму Ваше горло, солнышко, и поздравляю.
Владику Петухову
Я должен рассказать, как с твоей помощью, Владислав Сергеевич, я впервые в жизни увидел капитализм.
Я побывал в нем.
Я чуть ли не пил в нем пиво.
Посредине Одессы.
В получасе от дома.
– Вам какое? – спросили меня. – У нас восемь сортов.
И я обиделся.
Они не имели права ставить меня в неловкое положение.
Я и так в нем находился всю жизнь.
Разве есть пиво, кроме пива? Есть, оказывается, есть. А эти магазины. Эти меха. Эти бриллианты. Эти шубы, раскинутые по паркету где-то посредине Одессы. Где-то в 79-м или 80-м году.
Я хотел крикнуть: «Да здравствует Советский Союз! Смерть провокаторам!» Но ты шепнул: «Без эмоций». И я, шатаясь, побрел среди всех этих людей, жрущих тропические фрукты глубокой осенью в Одессе, где заканчивался сезон болгарского перца и начинался сезон мороженой картошки.
Они жрали свои фрукты.
Они смотрели свое кино.
От них пахло Фицджеральдом и Хемингуэем.
И только я, талантливый и неумолимый, в носках и босоножках среди шортов и золотых часов, шмаркал носом, стесняясь достать носовой платок.
Потом достал его в виде комка и вытер-таки, расцарапав лицо.
Я застегнул плотнее сорочку имени Воровского, чтоб скрыть майку трикотажного объединения «Большевик», и побрел дальше по всем восьми шикарным этажам лайнера «Максим Горький», зашедшего в Одессу на 12 часов с немцами ФРГ, куда я, невыездной с детства, через закрытую границу, с помощью моего тайного друга, бывшего секретаря ВЛКСМ ОИИМФ, а ныне начальника пассажирского флота, проник.
Проник и умер.
И ты мне сказал: «Иди по барам, ешь и пей что хочешь, только говори: «Я гость капитана!» И ушел.
А я остался.
Я пил и раньше.
Я много пил.
Но что я пил?
Портвейн с конфетой.
Пиво человеческого цвета с вяленым бычком.
И синюю водяру цвета синих баб в голубых трико ниже колен, трясущихся со мной в очереди.
Я, гость капитана, с легким несварением от котлет столовой № 6 по улице Чижикова, состав которых еще долго будет предметом пристального изучения ученых, а сама котлета на аукционе «Сотби» уйдет за большие деньги.
Что я знал, кроме этих котлет и вечнозамороженных пельменей Слуцкого завода кожзаменителей? Колбасу, употреблявшуюся с той туалетной бумагой, из которой она состояла?
Что шло в запивку?
Лимонад «Дюшес», который тоже улетит сегодня в «Сотби».
Что я носил?
Пальто, перелицованное из шинели.
Нам всем хватало на обмундирование, на одежду не хватало.
Высшим достижением кулинарии для меня были оладьи со сметаной в столовой второго участка порта и бульон из крылышка курочки моей мамы.
Да, Владислав Сергеевич, как гость капитана, сдерживая эмоции, чтобы не выдать вас, я ничего не мог заказать.
Я только шептал: «Вы знаете, я гость капитана».
– Ну, – спрашивали меня, – что будете пить?
– Ничего, – шептал я, – я гость капитана.
– И чего вам налить?
– Ничего, – говорил я, – я гость капитана.
– Может, хотите что-то заказать?
И меню на английском, который я не понимал с детства. Что заказать? Вокруг чужие люди. Мы-то всегда ели только среди своих.
– Что будете кушать?
– Что? – От голода сводило живот. – Вот эти орешки, я гость капитана.
И я стал жевать какие-то лопнувшие орешки, не ощущая вкуса из-за скорлупы.
– Может, с пивом? – спросили меня.
– Нет, – и жевал орехи. Откуда я знаю, каким пивом у них это запивают.
Икая от соли, зашел в ювелирный.
– Я гость капитана.
– Что вас интересует?
– Ничего.
– Может быть, вот эти часы?
– Что вы, – сказал я, – я гость капитана.
Впервые ко мне приставали, чтобы я что-то купил.
Это был высший стыд.
Тут всем выкатили какие-то колючие фрукты. Я схватил одну. Или одно. Или один. И почувствовал себя вором, как чувствовал себя всегда, когда ел.
– Вы гость капитана, садитесь за стол, вам подадут.
– Нет, я здесь.
Я дожевал в углу. Корки сунул в карман. И пошел искать Петухова.
Ввиду полной невозможности дальнейшего пребывания в капитализме, ввиду униженности, незнания сортов пива и колбас, я попросил вывести меня обратно за борт, где и остался с наслаждением в общественном туалете морвокзала среди посетителей ресторана, многие из которых мочились, уже не расстегиваясь.
Я был среди своих… Среди своих я был недолго. Я стал сатириком.
Спасибо вам, Владислав Сергеевич, за первую экскурсию во враждебный мир, борьбу с которым мы с вашей помощью, слава богу, проиграли.
С шумом и гамом
С шумом и гамом, гигантскими усилиями и кровью, в многолетней борьбе установили власть под названием «Не то, что нужно!»
Долго обсуждали и приняли единогласно конституцию, которую назвали «мура собачья».
Страдали на баррикадах, выбирали и выбрали руководство, получившее название «Вот гады! Ну что ты скажешь!».
