Избранное (сборник) - Жванецкий Михаил Михайлович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Нева. Стачек, Ветеранов.
В этот момент жутко вздрагивают таксисты.
А если все-таки не бояться и выглянуть в пять, можно увидеть, как я вплываю с грохотом, становлюсь на место, опрокинув торшер…
И тогда рассветает.
Как жить в таком ужасе?
Невозможно.
Надо вылетать в светлое время.
Наша!
Все кричат: «Француженка, француженка!» – а я так считаю: нет нашей бабы лучше. Наша баба – самое большое наше достижение. Перед той – и так, и этак, и тюти-мути, и встал, и сел, и поклонился, романы, помолвки… Нашей сто грамм дал, на трамвае прокатил – твоя.
Брак по расчету не признает. Что ты ей можешь дать? Ее богатство от твоего ничем не отличается. А непритязательная, крепкая, ясноглазая, выносливая, счастливая от ерунды. Пищу сама себе добывает. И проводку, и известку, и кирпичи, и шпалы, и ядро бросает неведомо куда. А кошелки по пятьсот килограмм и впереди себя – коляску с ребенком! Это же после того, как просеку в тайге прорубила. А в очередь поставь – держит! Англичанка не держит, румынка не держит, наша держит. От пятерых мужиков отобьется, до прилавка дойдет, продавца скрутит, а точный вес возьмет.
Вагоновожатой поставь – поведет, танк дай – заведет. Мужа по походке узнает. А по тому, как ключ в дверь вставляет, знает, что у него на работе, какой хмырь какую гнусность ему на троих предложил.
С утра – слышите? – ду-ду-ду, топ-топ-топ, страна дрожит: то наши бабы на работу пошли. Идут наши святые, плоть от плоти, ребрышки наши дорогие. Ох, эти приезжающие – финны, бельгийцы, новозеландцы. Лучше, говорят, ваших женщин в целом мире нет. Так и расхватывают, так и вывозят богатство наше национальное. В чем, говорят, ее сила – она сама не соображает. Любишь дурочку – держи, любишь умную – изволь. Хочешь крепкую, хочешь слабую…
В любой город к нему едет, потерять работу не боится. В дождь приходит, в пургу уходит. Совсем мужчина растерялся и в сторону отошел. Потерялся от многообразия, силы, глубины. Слабше значительно оказался наш мужчина, значительно менее интересный, примитивный. Очумел, дурным глазом глядит, начальство до смерти боится, ничего решить не может. На работе молчит, дома на гитаре играет. А эта ни черта не боится, ни одного начальника в грош не ставит. До Москвы доходит за себя, за сына, за святую душу свою. За мужчин перед мужчинами стоит.
Так и запомнится во весь рост: отец плачет в одно плечо, муж в другое, на груди ребенок лет тридцати, за руку внук десяти лет держится. Так и стоит на той фотографии, что в мире по рукам ходит, – одна на всю землю!
После вчерашнего
Вот она, наполненная жизнь! После тусклой недели литературной работы. Наконец…
Солнце ударило из зенита.
Вчерашнее стоит столбом.
Трудно вспомнить, так как невозможно наморщить лоб.
Только один глаз закрывается веком, остальные – рукой.
Из денег только то, что завалилось за подкладку. Такое ощущение, что в руках чьи-то колени.
Несколько раз подносил руки к глазам – ни черта там нет.
От своего тела непрерывно пахнет рыбой.
Чем больше трешь, тем больше.
Лежать, ходить, сидеть, стоять невозможно. Организм любую позу отвергает.
Конфликтует тело с организмом, не на кого рассчитывать.
Пятерчатка эту голову не берет: трудно в нее попасть таблеткой. Таблетки приходится слизывать со стола, так как мозг не дает команды рукам. Дважды удивился, увидя ноги.
Что-то я не пойму: если я лицом вниз, то носки ботинок как должны быть?
И сколько их там всего?
И хотя галстук хорошо держит брюки, видимо, несколько раз хотел в туалет и, видимо, терял сознание.
Видимо, не доходил, но, видимо, и не возвращался.
И что главное – немой вопрос в глазах.
Моргал-моргал – вопрос остается.
Где, с кем, когда и где сейчас?
И почему в окне неподвижно стоят деревья, а под кроватью стучат колеса? И выжатый лимон с лапками.
Видимо, канарейку выдавил в бокал.
Будем ждать вспышек памяти или сведений со стороны.
Клянемся!
Нас обливает презрением, ругает и издевается категория специальных женщин. Администраторы, дежурные, телефонисты, официанты, няни, врачи, кассиры, не старые, не тупые, не темные. Среднего возраста и образования, безглазый верх, сиплый голос, пропитый выдох, прокуренные пальцы! Что-то вроде парика. О фигуре речи нет – хотя есть тело, низко сидящее на кривых кавалерийских ногах, втиснутых в каблуки. Запах дорогих духов перебивается табаком, вином, сапогами.
По примеру древних греков лисистратов я обращаюсь к вам, мужички! Клянемся! Взявшись за шею, наклонившись в круг, – в древнем греческом танце сиртаки – клянемся!
Даже после дальнего плавания или службы на Севере, даже если очень нужен номер в гостинице или даже билет на поезд к мамане отбыть, даже если вы глубоко и затаенно страдаете от неказистой внешности, прикрытой кишиневским плащом, и жизнь своей мозолистой рукой вот-вот разыщет ваше горло, – и в этом невыносимом кульминационном виде не подходите вы к ним вплотную, не устраивайте им удовольствия, мужички, мужчины, парни боевые, рвущие узду, – стой!
Что может быть хуже презирающего конторского хама-холуя? Только женщина из этого подвида. А наличие чудовищной груди и пожарной помады ничего не обещает, ибо никакая темнота не скроет убожества духа, а вспышка света оскорбит твое зрение презрительным лицом с желтыми зубами. Встреча с ней подсудна, как любовь пожарного со студентом.
Матросы! К вам, одуревшим от качки и хорошего питания, обращаюсь я! Клянемся! Общаться с ними только на непреодолимом расстоянии вашей вытянутой руки.
Офицер-лейтенант-гардемарин, не торопись! Иди погуляй, постой у Пушкина, покрутись у вокзала. Твое счастье бегает повсюду, а несчастье сидит там, за прилавком, и сипло дышит, колыхая тремя банкетками.
Пусть нас ищут, мужички, какие мы ни есть, а если захотим и договоримся, то нас тоже будет очень не хватать, и, чтоб выманить нас на свидание и соблазнить, суровая дама будет впадать в огромные расходы. Женщина мужского типа противна природе, как лающая корова. Пусть так и бегают в поисках нас. А мы у своих, у маленьких и беззащитных, у женственных и благородных.
И пока эти круто не развернутся лицом к людям, пока в глазах не сверкнет доброта и в тексте слов не появится обещающий оттенок, – клянемся, как древние греки, с трудом живущие сейчас, что ни одна женщина указанного вида не коснется нас любым своим пальцем. И музыка любви для них не заиграет. И мужеподобие, поднимаясь вверх, пробьется бородой и лысиной, которая не мешает настоящему мужчине, но окончательно гробит бывшую женщину.
Пусть мы без джинсов, но у своих, пусть без пива, но на свободе.
А у нее в кладовке бара грохочет червь, похожий на фарш, трижды пропущенный через мясорубку. Это ее муж. Пусть он и занимается этим черным, неблагодарным делом!
О чем я хотел спросить вас?.
О чем я хотел спросить вас?..
Так… На это вы все равно не ответите…
От этого вы страдаете так же, как я…
Это вас не интересует, как и меня…
Тут вы мне не добавите… Собственно, у вас те же источники…
На это вы все равно не ответите…
Об этом и слова не скажешь…
Об этом вы тоже ничего не знаете…
Ну а это мы знаем все…
И все-таки спасибо за разговор.
Он мне рассказывал
Он мне рассказывал,
Как однажды на пустынном берегу под Керчью,
В страшную штормовую ночь,
Когда ревело море, метались тучи
И проблеск маяка почти не виден,
Ровно в три часа
Его дико потянуло в Америку.
Продолжалось это примерно пятнадцать минут.
Затем море успокоилось,
Тучи пропали,
И он остался, в чем был.
Как руководить
А я говорю: чтобы нашими людьми руководить, надо с утра немного принять. Не для удовольствия. Просто чтобы понимать своих трудящихся. С восьми утра, как положено. Вот вы слышали – ругаются на предприятии, директор кроет, подчиненные возражают? Это все трезвые люди. Слегка выпивший никогда такого не допустит. Кто же будет налетать на другого, если у обоих, ну просто у обоих празднично на душе. Хорошо с утра.
