Избранное (сборник) - Жванецкий Михаил Михайлович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
– Да. А что тут странного? И начинайте жизнь.
– Где? В Нарьян-Маре?????
– А чего плакаться? Соберитесь, договоритесь, наладьте…
– Где собраться? В Нарьян-Маре?
– Да, там, а где ж еще? Там же хоть что-то интересное есть?
– Вы что? Это же Нарьян-Мар!
– Значит, так и будете жить?
– А как еще жить в Нарьян-Маре?!
Помолчим
Ко мне в самолете подошел человек.
Ну, чтобы вы его увидели… Я опишу…
Но нет. Я не даю изображений.
– Можно, я вас оторву на секунду, – сказал он.
– Да, пожалуйста.
Он присел рядом и задумался минут на пять… Время шло… Мы летим.
– Вот, скажем… – Он думал. – Что должен человек…
Он думал, глядя через меня в окно…
Я молчал.
Молчание стало мерзким.
– Что должен человек после себя… – Он задумался.
– Оставить? – встрепенулся я.
– Нет, – он задумался. – Вот человека окружают… – Он задумался.
– Дети? – напомнил я.
– Нет… Нет…
– Почему нет? – спросил я.
– Нет.
– Хорошо…
Он молчал.
– Человек должен после себя… Короче, возьмем правительство… – Он замолчал.
– Ну?..
– Я знаю многих лично… И поверьте, если во мне что-то было хорошее… – Он замолчал.
– Ну, – сказал я.
Он думал.
Или вспоминал.
Человек, который думает, и человек, который вспоминает, выглядят по-разному.
Этот думал…
– Извините, – сказал я, – я в самолете. Я должен лететь дальше. Мы можем…
– Нет-нет, летите, летите… – сказал он. – Не буду мешать…
Он думал в моем присутствии. Он долго молчал. Я задремал.
Когда мы вышли из самолета, я догнал его.
– А почему вы решили по поводу правительства, что именно мне… – Я задумался.
Он пожал мне руку.
– Приятно было… – и задумался.
– Да, вы вообще… – я замолчал.
– Да уже все сейчас, – сказал он.
– Даже больше… – Задумался я. – Вы сейчас куда?
– Есть тут… – Он замолчал.
– Я к вам приду… Мы должны поговорить… Главное, что мы думаем одинаково…
Полёт
Пилот пробежал по самолету и скрылся в хвосте. Потом выскочил:
– Граждане, отвертка есть? Нет?.. Пассажиры называется.
Бросился обратно. Из кабины выскочили двое с ведрами:
– Без паники, без паники!.. Побежали за ним.
Стюардесса с криком «Нет, ты этого не сделаешь!» заперлась в туалете.
За ней вышел солидный мужчина:
– Граждане пассажиры, я командир корабля, не волнуйтесь, всё в порядке. Я командир корабля… У меня простой вопрос: кто-нибудь может посадить самолет? Не стесняйтесь… А попробовать – нет желающих? А стюардессой кто-нибудь работал?.. А санитаром? Странные у нас сегодня пассажиры. Ну ладно, извините, не волнуйтесь. А вот это, простите… Может, у кого-нибудь компас есть?.. Нет, девочка, плакать не надо, а поискать стоит. Тоже нет? Что это с вами сегодня? Что я ни попрошу… А карта вот этого маршрута?.. Ну, которым мы летим?.. Хотя бы автомобильных дорог? И дорогу наизусть никто не знает? Что ж вы приперлись? Извините…
Его сзади затягивают в кабину.
– Да нет, я просто выразил удивление, как они такие неподготовленные. Это ж все-таки полёт! Надо как-то готовиться… Что, пришел, сел и полетел? Ну всё, всё, всё. Извините, в душу… Извините, мать…
Скрылся в кабине.
Снова высунулся командир:
– А простая веревка бельевая у кого-нибудь есть?.. Нет-нет, галстук не подойдет, нет, веревка нужна. Что за пассажиры?! Как можно быть такими безалаберными?! Ну всё, всё, ищите веревку. Зоя, иди поговори с ними.
Вышла расстроенная стюардесса, заметила пассажиров.
– А вы все куда летите?
– В Новосибирск.
– Ну если туда, это еще часа три лететь. Все туда? Кто-то хочет чаю? Только один, один кто-то.
Из хвоста вылетел второй пилот:
– Клейкую ленту, быстро, быстро! Клейкая лента? Нет?.. Эх!
Из хвоста донеслись удары.
– На меня давай! Еще! Еще! Бей сюда!
В салоне потух свет.
Снова выскочил пилот:
– Пассажиры, свечи нет? Лампада? Фонарь? Ну хотя бы керосиновый? А спички? Зубочистка? Давай зубочистку. Что у тебя руки дрожат? Пассажир называется. Ты вообще к полету не готов. Иди на место, сосредоточься. Всё, сейчас будем садиться…
Только без паники – в кабине все слышно. Полная тишина!
Хоть бы один прибор, а? Черт… Дайте мне обыкновенную сапожную щетку! Ну заколку для волос!..
Скрепка? Давай!..
О, чудо – подошла! Как раз! Всё, тишина, будем садиться. Будем использовать третий закон Ньютона. Первые два, суки, не сработали, представляешь?
Только не кричать мне, пойте что-нибудь.
Сейчас, сейчас. Так, руку, руку отпусти! Держи меня, поддерживай. Так, вот эту педаль, давай-давай, вместе жмем. Так, левую… Хорошо… Будем на себя вместе… Есть… Есть!.. О!.. Есть!.. Душу… Мать… Есть! Всё! Земля! Сели! Всё! Поздравляю! Сейчас глянем, что за город…
Пассажиры:
– Воронеж.
Пилот:
– Ну хотя бы… Полет… бога мать… окончен. Экипаж… бла… бля… бла… бля… блягодарит вас за то, что вы вы… вы… выбрали нашу компанию…
Бизнес-класс!
Вот ужас был.
Лечу в «Трансаэро» в первом классе, черт возьми!
Правда, в последнем ряду.
Но в первом классе.
Для верности отделен занавеской.
Пью легкие напитки.
Ем легкие закуски.
Но что же мне мешает?
Что не дает покоя в первом классе?
Последний ряд. И занавеска.
Я тех не вижу, кто в другом классе…
Но я их чувствую спиной.
Непрерывные разговоры, толчки, тычки, шевеления, плач детей, и не где-нибудь, а прямо в моем первом классе.
Расстояние-то между классами ничтожное.
Там анекдоты мерзкие, дыхание зловонное, дети, тыкающие в спину.
И эта тупость, примитив, скудоумие и бедность!
Как они там живут?!
И ужас в чем: чуть отклонился – и ты там! Откинулся – и ты уже лежишь с бокалом и салфеткой в низшем классе.
За что?
Я же платил, я полз, я рвался.
На мне «Армани» и «Версаче».
Носки и ноги в первом, салфетка с шеей во втором.
Вот так и ехал. Ни там, ни там.
Нельзя! Уж если перебрался в высший – иди вперед. Рви до конца.
Сиди с бокалом у туалета.
Пускай расстегиваются на глазах и по тебе идут справлять…
Ничего, зато элита.
Кто ж туда не хочет.
Роману – 65
– Ромочка! Неужели шестьдесят пять? – воскликнул он фальшиво.
Это ужасно!
Ужаснее может быть только семьдесят.
Чем устранить вздутие живота, тошноту, тяжесть в желудке, боль в голове, краткую потерю памяти, невроз, диарею, психосоматическое расстройство и вегетативное возбуждение и все, что я прочел на твоих этикетках?
Это устраняется только одним – естественным способом.
Мы еще о нем поговорим.
Шестьдесят пять.
Ты на вершине склона лет, Роман.
Зачем они так рано встретились, твои родители?!
Зачем им это надо было делать до войны?!
Сейчас повсюду 18–20—25. И поют, и танцуют, и пухлыми ручками всплескивают.
И шутят, шутят, шутят.
А тебе – шестьдесят пять.
Ты делаешь это же, но медленно.
Ты просишь всех не торопиться и дать тебе довести шутку до улыбки.
Но они спешат.
И мы шутим вслед.
Наше спасенье, Роман, в мудрости.
Это такое болезненное состояние, наступающее сразу после ума.
Оно длится недолго.
Оно любит позы.
Допустим, полулежа… Негромкий голос, слабая улыбка.
И паузы, в которых якобы что-то большее, чем тишина.
Последний зритель наступает довольно быстро, и приходится переключаться на семью.
Жена встревожена.
С ним этого никогда не было.
Конечно. Когда ему было шестьдесят пять?
В состоянии мудрости не нравится все, кроме себя и того восьмидесятилетнего, которого привели поздравить, если ему найдут бумажку, на которой он…
