Охотники за сокровищами - Уиттер Брет (полная версия книги .txt) 📗
Но те, кто был знаком с ним лично, не сомневались в той огромной роли, какую он сыграл в ПИИА и в деле сохранения европейской культуры. В официальной армейской характеристике отмечалось, что он был «воодушевлен своей задачей и почти все время проводил на линии фронта, не заботясь о личном удобстве и безопасности. <…> В своих отношениях с другими боевыми подразделениями демонстрировал неизменный такт и отличную штабную работу». Стоит также вспомнить слова хранителя памятников Крейга Хью Смита, соратника Стаута по его последним дням в Европе: «Стаут был лидером – тихим, бескорыстным, скромным и в то же время очень сильным, невероятно заботливым и замечательно современным. Говорил ли он, или писал – он не разбрасывался словами, выражался точно и образно. Ты верил его словам и был готов им следовать».
Но все это не раскрывает, как много Стаут сумел сделать, как невероятно ценили и любили его другие хранители. В своих письмах и мемуарах они с постоянной теплотой вспоминают этого симпатичного офицера, работающего без устали и добивающегося невероятных результатов. Но лучше всех, пожалуй, выразился Линкольн Керстайн, сказавший просто, что Джордж Стаут «был величайшим героем войны из всех – именно он спас искусство, о котором все говорили».
И все же нет ничего удивительного в том, что вклад Стаута в дело ПИИА так никогда и не был оценен по заслугам, потому что за прошедшие после войны десятилетия и сам отдел, и его труды затерялись в тумане истории. Частично можно винить в этом обстоятельства. Хранители памятников были типичными представителями «величайшего поколения», им всем было свойственно принижать свою роль в войне. Поскольку у них не было части, не осталось и официальной истории. Кому-то удалось подружиться и поддерживать связь, но большинство не особенно хорошо знали друг друга. У них не появилось и единого лидера, который представил бы всему миру этих скромных экспертов, не говоря уж об их достижениях.
Возможно, по этой причине армия просто забыла о попытках спасения искусства. В 1957 году Роберт Поузи хотел вернуться в армию, чтобы охранять памятники во время Корейской войны. Ему отказали – ведь ему было пятьдесят три и он был списан даже из запаса. Но правда заключалась в том, что, даже если бы его снова приняли в армию, ему не нашлось бы места. Отряда, подобного Отделу памятников, изящных искусств и архивов, на корейском фронте не существовало, как их не существовало ни на одной вспыхнувшей с тех пор войне.
Наследие хранителей обессмертили слова офицера ПИИА Эдит Стенден, которая сказала: «Быть благородным недостаточно, надо еще и действовать благородно». Стенден – как до нее президент Рузвельт и генерал Эйзенхауэр – понимала, что важнее всего – первые впечатления. Страны, которые забывают наследие хранителей, делают это на собственный страх и риск. Так, несколько лет назад мне пришлось общаться с одним офицером, ответственным за розыск пятнадцати тысяч произведений искусства, украденных из Национального музея Ирака в Багдаде после вторжения США. Он признался, что никогда ни о каких хранителях не слышал.
Затем группа офицеров и солдат Службы по связям с гражданской администрацией и населением совместно с гражданскими экспертами, среди которых были полковник Мэттью Богданос (в отставке), майор Корин Вигенер (в отставке) и профессор Джон Рассел, в результате отважной и неустанной работы все-таки сумела хотя бы частично возместить ущерб, нанесенный музею. Им удалось найти и вернуть около половины украденных предметов искусства. Они также проводили обучающие семинары для солдат. Но, несмотря на все их усилия, мир все равно запомнил только первые действия США после разграбления Национального музея Ирака.
Но что еще интереснее, даже художественное сообщество десятилетиями умудрялось не замечать подвигов этих выдающихся мужчин и женщин. После войны большинство хранителей вернулись на родину и возглавили самые значительные культурные институты своих стран. В одной Америке они работали, например, в художественном музее Метрополитен, Нью-Йоркском музее современного искусства, Национальной галерее искусства, Музее искусств Толидо, Музее искусств Кливленда, Коллекции Фрика, Музее искусств Фогга, Бруклинском музее, Музее искусств Нельсона-Аткинса, Музее Изабеллы Стюарт Гарднер, Музее Почетного легиона в Сан-Франциско, Художественной галерее Йельского университета, Музее искусств Вустера, Музее искусств Балтимора, Музее искусств Филадельфии, Музее искусств Далласа, Музее Амона Картера и библиотеке Конгресса. Деятельность хранителей и их советников во время войны повлекла за собой создание двух самых влиятельных культурных институтов страны: Национального фонда гуманитарных наук и Национального фонда искусств. Возьмите любой список ключевых сотрудников культурных институтов страны 1950 –1960 годов, и вы обязательно найдете там хотя бы одного человека, служившего в Отделе памятников, изящных искусств и архивов при армии США. И несмотря на все это, когда я разговариваю с представителями этих организаций, почти всегда оказывается, что они понятия не имеют, что их бывшие директора и кураторы участвовали во Второй мировой войне, помогая спасению мирового культурного наследия.
Даже в 1990-х, когда поднялась новая волна розысков украденного нацистами искусства и возвращения его законным владельцам, про хранителей и их достижения так и не вспомнили. Иногда кого-то из них приглашали выступить на конференции, но только когда нужны были подробности их опыта. Как сказал один из главных экспертов по реституциям, побывавший на этих конференциях, даже самые образованные, самые преданные делу коллеги не замечали сокровища, хотя оно находилось у них прямо перед глазами: не произведения искусства на миллиарды долларов, все еще числящиеся утраченными, не сотни тысяч пропавших шедевров, а 350 или около того постаревших ветеранов отдела ПИИА. Даже сегодня, говоря об обнаружении или возврате важнейших предметов искусства, пресса прежде всего подчеркивает их стоимость и только потом добавляет: «Возвращено после войны союзными войсками». А ведь именно труд хранителей позволил всем этим реституциям состояться.
И только в 2007 году хранители памятников понемногу начали получать признание, которого давно заслуживали. 6 июня 2007 года, в 63-ю годовщину высадки в Нормандии, обе палаты Конгресса США приняли резолюцию, которая впервые признала вклад мужчин и женщин из тринадцати стран, служивших в ПИИА. Резолюция была поддержана как демократами, так и республиканцами и прошла единогласно.
Вскоре после этого хранители памятников и главная организация, защищающая их интересы, Фонд хранителей памятников, получили Национальную гуманитарную медаль США, которую многие называют американским аналогом посвящения в рыцари. Всего четверо из двенадцати оставшихся хранителей смогли поехать на церемонию вручения в Вашингтоне. Один из них – бодрый Гарри Эттлингер, которому стукнул восемьдесят один год. Попав на фронт прямо со школьной скамьи, он был лет на двадцать моложе большинства остальных хранителей, служивших на фронте.
Гарри стал исключением и в другом отношении: вернувшись с войны, он не сделал карьеры в области искусства. Мобилизовавшись в 1946-м, он вернулся в Нью-Джерси и, воспользовавшись льготами, полагавшимися ему по закону, поступил в колледж. Получил степень бакалавра машиностроения и устроился на работу на фабрику по производству моторов для швейных машинок Зингера. В середине 1950-х годов он перешел в оборонную промышленность, разрабатывал индикаторы полета, портативные радиолокационные системы, эхолокаторы и, наконец, стал заместителем руководителя программы по разработке и производству систем управления для ракет «Трайдент», которые запускались с подводных лодок.
Он также состоял во многих ветеранских организациях и активно интересовался историей холокоста. От своих друзей по Ассоциации американских евреев – ветеранов войны он впервые услышал о шведском дипломате Рауле Валленберге, богатом человеке, придерживавшемся протестантских убеждений. В 1944 году Валленберг помог спасти жизнь ста тысячам венгерских евреев. В январе 1945-го его арестовали советские войска, и больше его никто не видел. Выйдя на пенсию в 1992 году, Гарри стал одним из основателей фонда по сбору средств на памятник Валленбергу, а затем организовал в Нью-Джерси фонд Валленберга для поддержки студентов, разделяющих идею о создании мира, открытого для сострадания. Занимаясь делами фонда, Гарри узнал историю о шахтах в Хайльбронне и Кохендорфе.