Охотники за сокровищами - Уиттер Брет (полная версия книги .txt) 📗
Спустя несколько часов вырубилось электричество, погрузив шахту во тьму. Опять. Хэнкок зажег фонарик. Его луч освещал книги, золото, картины, гробы и вдруг – так внезапно, что Хэнкок даже подпрыгнул, – наткнулся на лицо Джорджа Стаута.
– Отправлю Коваляка, – сказал Стаут.
Это был стандартный алгоритм действий Стаута во время отключений электричества – посылать Стива Коваляка к «бургомистру». Коваляку, несмотря на то что он был одним из немногих офицеров, которые двух слов не могли связать по-немецки, удавалось упрашивать начальство Бернтероде дать разрешение на поддержание работы генераторов. Скучное задание, требующее хитрости, а не силы, но годы в пехоте научили лейтенанта манипулировать местными властями, управляться с внештатными ситуациями и заходить за бюрократическую красную ленту. У Хэнкока создалось впечатление, что лейтенант много раз уже оказывался в двух шагах от трибунала, иногда для удовольствия, но гораздо чаще – для пользы дела.
Вскоре Хэнкок снова остался один в темноте и, как всегда в минуты уныния, подумал о доме. Казалось, он уже скоро должен вернуться: к занятиям скульптурой, в объятия Саймы, – но в то же время он никогда не чувствовал себя так далеко от всего родного. Он сидел в дыре, в темноте, посреди немецкого леса. К черту экономию батареек! Он включил фонарик, вытащил один из ящиков в центр комнаты и, приспособив в качестве стола четырехсотлетнюю картину Кранаха, стал писать Сайме письмо.
Драгоценная Сайма!
Ты никогда не сможешь представить себе, в каких странных условиях я пишу это письмо. Я не могу тебе сейчас рассказать об этом, но просто хочу, чтобы у тебя была пара строчек, написанных в одном из самых невероятных мест на земле <…> Джо Стаут работает рядом, помогая мне, – а темп нашей работы после внезапного развала Германии так велик, что не оставляет времени на письма. <…> Так что остальное – после, кроме того, что я люблю тебя больше, чем могу сказать, но какие же это новости. В какой-нибудь из ближайших дней мне, возможно, повезет оказаться в комнате с кроватью и столом и наверстать упущенное.
Уокер
4 мая началась упаковка, но ее тут же прервало очередное масштабное отключение электричества. Коваляк вновь отправился из шахты на встречу с мэром города, 305-й боевой инженерный батальон настраивал аварийный генератор в пятистах метрах под землей, французские рабочие, бывшие узники трудовых лагерей, тихо исчезали в боковых проходах, что случалось все чаще и чаще, Хэнкок зажег свой фонарик и, используя вместо стола гроб фельдмаршала фон Гинденбурга, написал Сайме, что «эти дни наполнены тоской по дому», несмотря на воодушевление от работы. Он любил быть в компании родственных душ, будь то солдаты на фронте или друзья в гостиной его дома в Массачусетсе, и долгие месяцы в одиночестве, даже без помощника, его надломили. «Джо Стаут здесь и готов подставить мне плечо, когда это нужно, – писал он. – Он настоящий “друг в беде”».
К 5 мая было организовано две смены упаковочных бригад: одна работала с 08.00 до 16.00 и другая – с 16.00 до 22.00. Клаустрофобам тут делать было нечего, потому что люди и упаковочные материалы забили весь мавзолей и коридор. К концу следующего дня большинство объектов было переложено резиновыми прокладками, завернуто, защищено от влаги и после медленной поездки в лифте сложено в укрытии на поверхности – тут-то Стив Коваляк и оценил всю пользу заранее продуманного плана, включая предварительно нарезанные веревки.
«У Джорджа Стаута появился очередной ученик», – подумал Хэнкок.
На следующий день настал черед выносить гробы. Первой на поверхность, как самая легкая, отправилась фрау фон Гинденбург. Расстояние от подземного мавзолея до входа в шахту насчитывало около четырехсот метров. Несколько солдат перекрестились, глядя, как гроб медленно поплыл вверх в трясущемся лифте.
– Мало кого пытались похоронить глубже, – произнес Стаут.
Затем наверх отправился Солдатский король, а после него – фельдмаршал Гинденбург с Хэнкоком, сидящим на крышке гроба. Пришел черед бренных останков Фридриха Великого и его огромного стального саркофага. Инженеры утверждали, что гроб не пролезет в лифт. Раз его смогли спустить в шахту, не согласился с ними Стаут, значит, места в лифте хватило. Они еще раз провели все измерения: если втиснуть гроб в лифт вплотную, он с трудом, но поместится.
Проблема заключалась в том, что гроб, по приблизительной оценке, весил от пятисот до шестисот килограммов. Сначала его следовало приподнять и подсунуть под него канаты. Затем пятнадцать мужчин, взявшись за канаты, протиснули гроб через дверь мавзолея и вышли с ним в скудно освещенный туннель, с потолка которого каплями сочилась вода. Процессия двигалась медленно, носильщики стонали под тяжестью груза. Понадобился без малого час, чтобы втиснуть огромного стального монстра в лифт. Наконец незадолго до 23.00 команда была готова двинуться на поверхность. На эвакуацию гробов ушел почти целый день.
Лифт медленно полз вверх. Подъем в пятьсот метров продолжался четырнадцать минут, и пассажиры молились, чтобы старый лифт выдержал тонну веса. Подъезжая к поверхности, они услышали звуки музыки. Где-то наверху по радио звучал гимн США «Знамя, усыпанное звездами». Когда гроб вынесли в темную звездную ночь, заиграл другой гимн – «Боже, храни короля». В тот день, 7 мая 1945 года, немцы подписали в Реймсе безоговорочную капитуляцию. Союзники выиграли войну.
Глава 50
Конец пути
Альтаусзее, Австрия
12 мая 1945
Новости грянули неожиданно: 3-я армия США поворачивает на юг. Это они, а не 7-я армия, войдут в Альпы и окажутся в Альтаусзее. Джеймса Роримера, планировавшего вооруженный поход к соляной шахте, перебросили в Берхтесгаден. Внезапно Альтаусзее попало в зону ответственности Роберта Поузи и Линкольна Керстайна. Но они, увы, находились более чем в 300 километрах от шахты, на другом задании.
Впервые хранителям памятников не потребовалось долго ждать разрешений и транспорта, хотя информация из района поступала обрывочная, а сообщений из самой шахты не было вовсе. Вскоре они уже мчались по выжженной земле Южной Германии, где даже дороги были разбомблены в прах. У жителей не было флагов, так что в знак капитуляции они вывешивали в окнах белые наволочки. Но, несмотря на это, каждое окно казалось темным и зловещим. Ходили бесчисленные истории о солдатах, обстрелянных в, казалось бы, тихих деревнях, о подростках из «Гитлерюгенда», затаившихся за окнами верхних этажей и обстреливавших узкие участки улицы. В толпах беженцев было немало солдат, в основном с Восточного фронта, которые скинули мундиры, чтобы смешаться с гражданским населением. Многих в этих толпах переполняли отчаяние и страх. Однажды Керстайн нечаянно повернул не туда и оказался в самом центре колонны немецких солдат. Развернуться было негде, так что они с Поузи провели несколько напряженных минут, окруженные врагами, гадая, то ли они конвоируют пленных, то ли их самих взяли в плен. Но все обошлось: немцы прошли мимо.
После австрийской границы ужас вроде бы рассеялся, и они впервые смогли вздохнуть с облегчением. Дома были украшены уже не наволочками, а красно-белыми флагами австрийского Сопротивления. Дороги здесь вились, петляя в горах. Вдалеке виднелись покрытые снегом вершины, а раскиданные там и тут альпийские деревни казались скоплением пряничных домиков с леденцовыми резными украшениями.
Подъезжая к Бад-Ишлю, они встретили немецкую 6-ю армию, растянувшуюся больше чем на километр: угольные печки, влекомые лошадьми машины «скорой помощи» с неработающими моторами, грузовики… Тут были женщины и раненые, немецкие танковые войска, пешие, безоружные – тысячи побежденных, возвращавшихся домой и совершенно счастливых солдат.
Они ненадолго остановились в опрятной деревенской гостинице близ Альтаусзее, стоявшей прямо в лесу, на берегу кристально чистого альпийского озера. Встреченные по пути офицеры СС в безупречно подогнанной форме предлагали освободителям свои услуги, ведь те наверняка вскоре вступят в войну с СССР? Нет? Тогда эсэсовцы будут рады сдаться, если им позволят оставить себе личное оружие. Они боялись, что их пристрелят свои же солдаты.
