Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства - Томпсон Дональд (полные книги txt, fb2) 📗
Музей с самой сенсационной закупочной программой расположен 300 километрах от Абу-Даби, на противоположной стороне Персидского залива, — в Катаре. Эта страна размером чуть больше штата Коннектикут знаменита своим телеканалом Al Jazeera (который теперь владеет каналом Al Jazeera America со штаб-квартирой на Манхэттене и 700 сотрудниками) и тем, что в 2022 году будет принимать чемпионат мира по футболу.
За тридцать лет, благодаря обширным нефтяным и газовым запасам, столица Катара Доха превратилась из торговой деревни и центра жемчужной ловли в современный город. Как в Абу-Даби и Дубае, большинство живущих там людей — иностранные рабочие, которые никогда не получат гражданства. В Катаре 1,4 миллиона жителей, из них только 240 тысяч — его граждане. Из иностранцев 150 тысяч — западные специалисты; большинство остальных — рабочие из Индии и Шри-Ланки. В Катаре самый большой в мире ВВП на душу населения — 149 тысяч долларов, тогда как в США — 46 тысяч долларов.
За эти же тридцать лет Доха из города, про который бизнесмены говорили, что там можно умереть от скуки, стала настоящим культурным центром. В 2009 году в Дохе открылся Музей исламского искусства по проекту Бэй Юймина, а в декабре 2011 года — временная экспозиция Матхафа, музея арабского искусства, где показываются работы с 1840-х годов по настоящее время. («Матхаф» — это музей по-арабски.) Матхаф оказывается гораздо более неожиданным, чем думают западные посетители, приходя туда в первый раз. Это музей не купленного европейского и американского искусства, а истории арабского модернизма и современного искусства. В нем даже встречается несколько обнаженных фигур.
Катарское музейное управление объявило, что в следующие десять лет намерено открыть в стране целых десять музеев, в том числе Музей западного и ближневосточного современного искусства. А тем временем оно провело грандиозную выставку Мураками и еще одну китайского художника Цай Гоцяна. Цай больше всего известен своими работами со взрывчатыми веществами и огнем, но в Катаре он показал скульптуры на арабские темы — например, подвешенное чучело верблюда.
Музейное управление участвовало в финансировании ретроспективы Херста в 2012 году в Тейт Модерн. Затем выставку перевезли в Доху, где она открылась в октябре 2013 года. Управление смогло организовать более крупную экспозицию, чем в Тейт Модерн, потому что доставило работы слишком большие и дорогие для британской галереи. Каким образом? Таким, что музейному управлению разрешили воспользоваться транспортными самолетами катарских ВВС. Гвоздем выставки в Дохе был алмазный череп, который стоял лицом к одной из заформалиненных акул с раскрытой пастью. Почти все обозреватели отметили это противопоставление.
Шейха аль-Маясса бинт Хамад аль-Тани — 31-летняя дочь (и четырнадцатый по счету ребенок) бывшего эмира, сестра эмира теперешнего и главный ревнитель строительства музея. Шейха формально никогда не занималась историей искусства; она изучала политологию и литературу в Университете Дюка в Северной Каролине, потом получила степень MBA в Колумбийском университете. Те, кто знает ее лично, говорят, что она очень подкована в вопросах искусства благодаря самообразованию.
Ее отец, как рассказывает шейха, был убежден, что «для сохранения мира нужно сначала научиться уважать культуру друг друга… Открыв Матхаф, мы сделаем Катар тем местом, где любой сможет посмотреть, изучить и обсудить творения арабских художников эпохи модернизма и нашего времени».
Один из советников шейхи аль-Маяссы — Эдвард Долман, приглашенный в то время, когда он занимал пост президента «Кристи». В мире искусства считается, что эмир или его дочь будут активно участвовать в торгах этого аукционного дома. Еще один советник — Роджер Мэндл, бывший заместитель директора Национальной галереи в Вашингтоне, а теперь глава Музейного управления Катара. Мэндл говорит, что у них с шейхой одна цель — «переосмыслить музеи для XXI века».
Музеи Катара и Абу-Даби отличаются самым коренным образом. В основе катарского Матхафа лежит личное видение шейхи. Концепция Абу-Даби базируется на истории уже существующих институтов — Музея Гуггенхайма и Лувра.
Ажиотаж вокруг новых музеев привел к тому, что семьи правителей и состоятельные жители трех государств стали оживленно собирать предметы искусства. Покупатели из Катара и Абу-Даби приобрели девятнадцать из тридцати самых дорогих лотов во время продажи в парижском отделении «Кристи» коллекции Ива Сен-Лорана и Пьера Берже в 2009 году.
Считается, что именно в Катаре находятся картины Ротко из коллекции Меркина, распроданной в Нью-Йорке по судебному постановлению и принесшей 310 миллионов. Джейкоб Эзра Меркин собрал, по общему мнению, лучшую в мире частную коллекцию Ротко. Меркин был осужден за участие в пирамиде Бернарда Медоффа. Как рассказывают, русский коллекционер Роман Абрамович предложил за коллекцию 200 с лишним миллионов долларов (позднее он это отрицал), на что Катар ответил 310 миллионами.
До того именно катарское королевское семейство было тем таинственным покупателем, который приобрел «Белый центр (желтое, розовое и лиловое на розовом)» Ротко (White Center (Yellow, Pink and Lavender on Rose), 1950), проданный Дэвидом Рокфеллером через «Сотби» за 72,8 миллиона долларов в 2007 году. Предыдущий ценовой рекорд Ротко был 22 миллиона. В том же году семейство приобрело Фрэнсиса Бэкона за 53 миллиона и «Колыбельную весну» (Lullaby Spring) Дэмьена Херста 2002 года (зеркальный шкафчик с 6100 разноцветными пилюлями ручной работы) за 9,7 миллиона фунтов (19,2 миллиона долларов).
По словам некоторых дилеров, в Катар также уехали описанные в главе «Стефани» «Мужчины в ее жизни» Энди Уорхола (1962). Филипп Сегало в то время сообщил, что картину приобрел американец, но покупатель мог действовать по поручению другого лица.
Если годовой бюджет Абу-Даби на закупки искусства превышает общий бюджет двадцати пяти главных музеев США (опять же за исключением Гетти), то годовой бюджет Катара превышает бюджет Абу-Даби, если у него вообще есть какие-то границы.
Мощь новых катарских музеев стала всем очевидной в начале 2011 года, когда после смерти греческого коллекционера Георга Эмбирикоса его собрание разошлось по разным владельцам. Важнейшей его частью была культовая картина Поля Сезанна «Игроки в карты» 1902 года. Четыре его картины с игроками в карты находятся в крупных музеях: нью-йоркском Метрополитен, Музее Орсэ в Париже, галерее Курто в Лондоне и Фонде Барнса в Филадельфии.
Говорили, что ее приобрело Музейное управление Катара. Ее продажная цена, о которой много говорили в прессе, составила 250 миллионов долларов, что сделало ее самым дорогим произведением искусства в мире, на треть дороже следующего за ним. (Называлась разная цена; разница происходит из-за обменного курса, а также времени, когда сделка была окончательно оформлена, а не когда о ней было объявлено.)
250 миллионов долларов — крупное состояние по любым меркам. Стоят ли «Игроки в карты» таких денег? Вероятно, да, если покупатель мечтает превратить новый музей в мировую художественную достопримечательность. В любом университетском учебнике по истории искусств есть репродукция той или иной картины из этой серии.
Картина могла стоить и дороже. По слухам, два дилера — Ларри Гагосян и Уильям Аквавелла — предложили за нее от 220 до 230 миллионов долларов. Потом Катар сделал свою ставку, как говорят, с условием, чтобы решение было принято сразу же, без уверток и контрпредложений, «берете или расходимся». Попечители наследства Эмбирикоса это решение приняли.
Есть и другие недавние примеры того, как Катар приобретал предметы искусства. В 2009 году Музейное управление Катара купило «Портрет Айюба Сулеймана Диалло», освобожденного мусульманского раба, кисти Уильяма Хоара (1733) за 590 тысяч фунтов в лондонском отделении «Кристи». Правительство Великобритании отказало в выдаче разрешения на вывоз, чтобы Национальная портретная галерея могла ответить сопоставимой суммой и оставить портрет на родине.
