Сверхновая американская фантастика, 1996 № 05-06 - Айзенберг Ларри (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Оставим цифры в стороне и постараемся решить задачу иначе.
Производит ли страна впечатление процветающей державы; после выплаты налогов государству остается ли у бедного достаточно средств для жизни и сохраняет ли богатый те излишки, которые и делают его богатым; и тот и другой производят ли впечатление людей, довольных судьбой; стремятся ли они постоянно улучшать свою жизнь, одновременно заботясь о том, чтобы промышленность не знала недостатка в капиталовложениях для своего развития и чтобы было куда вкладывать капиталы, — ответы на эти вопросы и есть те характеристики, к которым при отсутствии нужных документов можно прибегнуть, дабы узнать, в каком соотношении находятся государственные расходы, оплачиваемые народом, со средствами, которыми народ владеет.
Исследователь, прибегнувший к этим свидетельствам, без сомнения, сделает вывод, что житель Соединенных Штатов отдает государству значительно меньшую часть своего дохода, чем француз.
А разве может быть иначе?
Долг, который еще не выплатила Франция, — это результат двух военных вторжений. Союзу же нечего опасаться. Положение Франции обязывает ее постоянно иметь под ружьем довольно многочисленную армию. Изолированное положение Союза позволяет ему иметь не более 6 тысяч солдат. У Франции около 300 кораблей, а у американцев их всего 52. Так как же могут житель Союза и житель Франции платить своему государству одинаково?
И не стоит проводить параллелей между финансами этих двух таких разных стран.
Только изучив все, что происходит в Союзе, а не сравнивая Союз с Францией, мы можем вынести суждение, действительно ли американская демократия умеет экономно расходовать средства.
Я присматриваюсь к каждой из столь несхожих между собой республик, составляющих Союз, и делаю для себя открытие: оказывается, с одной стороны, их правительство часто непостоянно в своих замыслах, с другой — со стороны правительства отсутствует регулярный контроль за исполнением его указаний подчиненными. Из всего этого, естественно, я делаю вывод, что такое правительство часто расходует бесполезно деньги своих налогоплательщиков или вкладывает в предприятия средств больше, чем необходимо.
Я вижу, что, верное своему народному происхождению, правительство делает колоссальные усилия, чтобы удовлетворить запросы низших классов общества, открыть им дорогу к власти, повысить уровень их благосостояния и образования. Оно поддерживает бедных, ежегодно выделяет миллионы на школы, оказывает разнообразную денежную помощь, щедро платит даже самым мелким служащим. Подобный способ правления мне кажется и полезным, и разумным, но нельзя не признать, что он разорителен.
Я представляю себе бедного человека, управляющего государственными делами и финансами, и мне трудно поверить, что, распоряжаясь государственными расходами, он не вовлечет государство в новые.
Итак, не прибегая к цифрам, которые могут не совсем соответствовать реальности, и не проводя рискованных сравнений, я тем не менее могу сделать вывод: демократическое правительство Америки нельзя назвать дешевым, как это порою утверждается. Более того, я предполагаю, что серьезные трудности однажды лягут на плечи народов Соединенных Штатов, налоги там достигнут того же уровня, что и в европейских странах с монархическим режимом или с аристократическим правлением.
При аристократическом правлении бывают правители, проявляющие склонность к коррупции. — При демократическом правлении правители сами нередко оказываются коррумпированными. — В первом случае пороки непосредственно воздействуют на нравственность народа. — Во втором случае они оказывают на народ посредственное влияние, что еще опаснее.
Аристократы и демократы обвиняют друг друга в поощрении и развитии коррупции; необходимо подчеркнуть здесь то различие, которое имеется между первыми и вторыми.
В аристократических правительствах государственными делами занимаются люди состоятельные, которых на государственный пост приводит лишь стремление к власти. В демократических правительствах государственные деятели — это бедные люди, и им только предстоит нажить свое состояние.
Из этого следует, что в аристократических государствах правители практически не доступны для коррупции и весьма умеренно относятся к деньгам; совершенно обратное происходит в демократических странах.
Поскольку в странах с аристократическим правлением желающие занять государственный пост владеют большим состоянием, а число тех, кто может им в этом содействовать, невелико, власть там как бы продается с аукциона. В демократических же странах все иначе: те, кто стремится к власти, как правило, небогаты, а число тех, кто может способствовать этому, достаточно велико. Возможно, в этих странах и не меньше продажных людей, да очень мало находится покупателей, к тому же надо одновременно купить слишком много их, чтобы добиться намеченной цели.
Среди тех, кто находится у власти во Франции последние сорок лет, многие обвинялись в том, что они сделали себе состояние за счет государства и его союзников; государственных деятелей старой монархии редко упрекали в этом. Но во Франции неизвестны случаи, когда бы голос избирателя покупался просто за деньги, тогда как в Англии это общеизвестно и делается гласно.
Мне не приходилось слышать в Соединенных Штатах, чтобы кто-то употребил свое состояние на подкуп тех, кем правят, но я нередко был свидетелем того, как ставилась под сомнение честность государственных чиновников. Еще чаще я слышал, что их успехи приписывались низким интригам или преступным махинациям.
Таким образом, если государственные деятели аристократического правительства иногда готовы подкупить других, то руководители демократического правительства сами оказываются подкупленными В первом случае наносится прямой удар нравственности общества; во втором случае воздействие на общественное сознание происходит косвенно, и это еще опаснее.
В демократических странах руководители государства, почти постоянно находясь под подозрением, обеспечивают в определенном смысле государственную поддержку тем преступлениям, в которых их обвиняют Тем самым они представляют опасный пример для добродетели, которая еще продолжает бороться с пороком, а скрывающемуся пороку позволяют провести выгодные для себя сравнения.
Напрасно станут мне говорить, что непристойные страсти обнаруживаются в любой среде, что они подбираются нередко к тем, кто сидит на троне по праву рождения, и что, наконец, недостойных людей можно встретить как во главе аристократического государства, так и в демократическом правительстве.
Это не может служить объяснением для меня: известно, что в коррупции тех, кто пришел к власти случайно, есть что-то грубое и вульгарное, и это заражает толпу, напротив, в обществе знатных вельмож присутствие определенного духа аристократической утонченности, духа величия вызывает отвращение к коррупции, что препятствует ее распространению.
Народ никогда не постигнет тайн придворной жизни; едва ли обнаружит он низость, скрывающуюся под элегантностью манер, изысканностью вкуса и изяществом словесных выражений. Но вот обкрадывать общественную казну или продавать за деньги государственные услуги — последний негодяй разбирается в этом и может быть доволен, что и он к тому причастен.
Впрочем, я считаю, что страшна не столько безнравственность людей, стоящих у власти, сколько безнравственность, ведущая к власти. В демократических странах простые граждане видят, как вышедший из его среды человек в короткий срок оказывается у власти и становится богатым; это вызывает удивление и возбуждает их зависть; они начинают доискиваться, каким образом тот, который еще вчера был им ровней, сегодня наделен правом править ими. Приписать такое восхождение его способностям или добродетелям — весьма неудобно, так как это означало бы признать, что ты сам менее способен и менее добродетелен. Тогда основная причина его успеха относится за счет его пороков, и часто это бывает правдой. Вот так происходит отвратительное соединение понятий власти и низости, успеха и недостойности его, полезности и бесчестья
