Асмодей (СИ) - "Dragoste" (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
– Владыка… – попытался возразить тот.
– Стража! – прокричал повелитель, не давая им произнести и слова. Секунду спустя, в зале, облаченные в черные доспехи с сигилом Люцифера, появились два демона: Молох и Гомор, состоявшие в первом легионе Ада. Особой властью они никогда не обладали, но почитались всеми, как ближайшие соратники Дьявола, ибо всегда находились подле него.
– Что изволите, Повелитель? – преклонив колени, произнесли они.
– Пусть ни один демон в Преисподней не думает, что я, возвысив своих рыцарей, позволяю им встать выше закона и моей власти. Проводите их на площадь и всыпьте по двадцать пять плетей каждому в присутствии всех! – он подошел к небольшому шкафу, доставая оттуда кнуты с серебряными наконечниками. – Такова моя воля. Пусть в облике людей они пройдут по раскаленным камням и примут свое наказание.
От одного вида этих плетей по спине у Асмодея пробежал неприятный холодок. Сказ об этом оружии небес, ставший почти легендой, передавался демонами из уст в уста с момента падения. Когда-то именно этими кнутами ангелы хлестали тех, кто осмелился бросить им вызов. Раны, оставленные ими, не мог залечить ни целебный бальзам, ни заклинания. Лишь время было властно над этим, а потому придется им веками ходить с этой плебейской печатью на спинах, в память о своем неповиновении.
Стражи уже рванулись вперед, доставая из-за пояса железные оковы, но Асмодей, предупреждая их движения, отпрыгнул в сторону, оскалившись, будто раненый зверь, готовящийся к последнему в жизни прыжку.
– Не бывать тому. Меня не потащат в оковах на плаху, как мелкого вора. Сам пойду! – сейчас, пред властью самого Люцифера, демон впервые почувствовал себя равным обычной душе, посланной в Ад за свои грехи. Многие из них, корчась в муках, молили о пощаде, унижались и стенали и лишь единицы, подобные Авроре, молчаливо несли свое бремя, будучи униженными, но не поверженными; склонившимся, но не сломленным. Никогда бы не подумал он, что эта душа перед угрозой унижения, станет для него примером стойкости, достойным подражания. Говорят же, что горбатого могила исправит, кто бы поверил в то, что величайшего демона сможет изменить женщина. Асмодей даже криво усмехнулся, признаваясь себе в этой нехитрой истине. А стражи, окружившие его, застыли в нерешительности, вопросительно глядя на Люцифера, негласно ожидая его позволения.
– Не возражаю, – спокойно произнес он, поворачиваясь спиной к своим гостям – верный знак опалы.
– Ну что, доволен? – на выходе шепнул ему Абаддон. – Отыгрался?! Не думал я, что настанет день, когда я буду так унижен. Такого не ведали мы с того момента, как пали с небес, только тогда это было общее несчастье, а сейчас – курам потеха. Рыцари Ада на плахе – позорище!
– Замолчи, если бы не ты – ничего бы этого не было и в помине, – сквозь зубы процедил Асмодей, который сам уже заходился от собственного бессилия, ведомый молчаливыми стражами. Столь знакомые коридоры сейчас казались бесконечными лабиринтами, а тишина такой оглушающей, что звук шагов неприятно ударял по вискам, однако когда они появились на главной площади, стало еще хуже.
– Внимание! Внимание! – будто глашатай, произнес Гомор, привлекая к себе любопытные взоры и грешных душ, и демонов, пришедших на аукцион. – Люцифер – наш великий повелитель, в справедливости своей не знающий равных, хочет донести до каждого обитателя своих владений весть о том, что нет здесь ни одного демона, стоящего выше закона, а осмелившегося нарушить этот завет, ждет кара, невзирая на выслугу и чин!
– Молодец, красиво сказал! – издевательски бросил Абаддон, горделиво подняв голову. – Даже интересно, сохранишь ли ты подобное красноречие, когда тебя не будет защищать длань Люцифера.
– Уймись, – прошипел Асмодей. – Он выполняет приказ!
– Думаешь, от этого легче?! – презрительно заметил он, первым ступая в адское полымя.
Да, теперь Асмодей поистине почувствовал себя презренным человеком, ощущая на собственной шкуре обжигающую силу пламени Преисподней, выжигающего самое нутро. Обличие демона и толстая чешуя защищали каждого из них от неконтролируемой стихии, но в человеческом обличии они были уязвимы, хотя умереть и не могли.
Тряхнув головой, чтобы отогнать от себя дурные предчувствия, демон шагнул вперед, но едва его нога коснулась ступеней, адский жар пронзил все тело. Каждый шаг давался всё труднее, оставляя на ступнях кровавые ожоги, а на раскаленных плитах лоскуты кожи. Со всех сторон на него, всемогущего демона, смотрели любопытные взоры, а до слуха доносились перешептывания.
– Это рыцари! Рыцари! – шептали одни.
– Люцифер их покарал! Это Асмодей и Абаддон, – тут же присоединялись другие. – Наконец и до них добрались!
– Немыслимое унижение! – твердили третьи. – Подумать только!
– Терпи, – сквозь зубы шептал Асмодей, – не смей показывать им своей слабости. Иначе они никогда больше не склонятся перед тобой. Даже такую кару можно принять с достоинством!
– «Терпи?!» – вознегодовал внутренний голос. – «Ни один демон еще не знал такого унижения! Оглянись! Сколько жадных взглядом и все они ждут крови, ждут представления».
Однако когда над площадью разнесся пугающий свист хлыстов, и они, раздирая кожу, опустились на спины демонов, кругом воцарилась тишина. Все, как завороженные, воззрились на эту картину, с трепетом ожидая каждого удара. Кровь, алой струйкой устремилась вниз, заливая деревянный помост, но ни один стон так и не сорвался с губ приговоренных. Гордость оказалась сильнее первых ударов, к тому же, мысль о том, что злейший враг претерпевает подобные муки, предавала сил. Но чем сильнее плеть пропарывала плоть, а яд святого серебра растекался по венам, тем меньше оставалось решимости. На девятом ударе Асмодей не сумел вытерпеть эту муку, и обреченный вскрик вырвался из его груди. Впрочем, и Абаддон, не смог противиться кнуту, освещенному дланью самого Господа и на пятнадцатом ударе осел на колени, повиснув на оковах. К двадцатому удару их спины больше напоминали кровавое месиво, сквозь которое пробивались кости, а сами демоны безвольно обмякли на плахе, не в силах проронить ни звука. А потом было забытье, в котором не было света, не было звука, не было времени. Была лишь нестерпимая боль, невидимой нитью связывающая их с жизнью.
Наблюдая с балкона за разразившимся на площади представлением, Люцифер погрузился в какое-то мрачное оцепенение, свидетельствовавшее о зарождающейся ярости. На днях он должен был отбыть с визитом на Землю, оставить свое королевство, находящееся на пороге войны в ведение совета, но как могли они поддерживать мир, когда в их рядах царила непримиримая рознь?! Кругом было предательство, интриги и заговоры. Все вокруг лгали и убивали в угоду своим прихотям, и если одни прикрывались высоким саном, убивая «правильных» демонов, то другие явно руководствовались собственными мотивами. И как тут выявишь истинного предателя, когда каждый стремился прибрать к своим рукам больше власти?
Потому и решил Дьявол покинуть свои владения, со стороны взглянув на происходящие там бесчинства. Предатель был в рядах совета, иначе быть просто не могло! А значит, нужно было уехать, отменить дьявольский бал, проводившийся каждое столетие и приводивший под своды адского замка сотни ведьм, вампиров, демонов и прочей нечисти. В общем, нужно было подготовить благодатную для мятежа почву, чтобы в его отсутствие предатели сбросили маски. Тут и станет ясно, кто на чьей стороне.
А жертвы… как говорится, игра стоила свеч. Война и власть – две кровавые сестрицы, две вечные спутницы и немые соучастницы, холодной поступью идущие сквозь вечность и оставляющие после себя лишь смерть. Потери были неизбежны, и если ради победы ему придется «почистить» ряды собственных слуг – так тому и быть, если ему суждено лишиться власти, он не отдаст ее без боя.
Люцифер свыкся с опасностью, подстерегавшей его на каждом шагу, ибо знал, что она и есть та королевская мантия, которую правитель принимает на свои плечи, набравшись смелости решать судьбы своих подданных. Опасность была погребальным саваном, в который его закутают в том случае, если он поддастся слепой смелости или гневу. Но в то же время опасность была той приправой, которая придавала власти особую остроту, заставляя ценить каждое мгновение этого величия. И он ценил! Таков был его путь и его удел!
