Русские не сдаются (СИ) - "Leka-splushka" (книга регистрации .txt) 📗
Лимонная долька, которой подавился директор, выскочила изо рта и упала на и без того заплеванный тетрадный лист.
- Опять бобры ваши? – скривился Снейп.
Дамблдор снова закашлялся и махнул рукой на лист, предлагая зельевару прочитать самому.
Как хорошо, что Снейп не любил лимонные дольки. Умер бы в тот же миг, насмерть подавившись магловской сластью.
“Здравствуйте, директор!” – жизнерадостно приветствовал автор письма. – “Мы не хотели отвлекать и извиняемся за беспокойство, но очень нужно узнать, как там профессор Квиррел? Его уже выписали из больницы? У нас его тюрбан и философский камень, вдруг они ему нужны? Мы можем выслать совиной почтой, только скажите адрес. Москито еще ни одного конверта пока не потеряла. Кроме маминой посылки с вязаными носочками. И кому слать? Профессору или его брату?
С уважением, Гарри и Дадли”.
- Это же!.. Поттер! – профессор Снейп был вне себя от злости на противного мальчишку. Они тут все с ног сбились, а он уволок величайшую алхимическую легенду в магловский мир. Да еще предлагает совой переслать лично Волдеморту! На чьей он вообще стороне?!
Директор разблокировал камин и сыпанул туда летучего пороху. Разумеется, было бы весьма опрометчиво доверять сове такое важное дело.
Дадли только дома заметил, что в спешке сборов сунул к своим вещам и тюрбан профессора. Он достал тряпку и слегка ее встряхнул. Интересно, она от сырости не заплесневела?
Вдруг что-то вывалилось из складок и покатилось по полу.
Красный камень. Один в один – философский.
- Вау! Вот что у них за общие дела с Николасом Фламелем были! Он его учил философский камень варить! Гарри! Гарри! Смотри, какая крутая штука!
Мальчишки сразу поняли, какой конфуз приключился – так и ворами недолго прослыть! Они уже упаковали камень в мешочек на ноге Москито, надписанный: “Квиринусу Квиррелу, профессору ЗоТИ, или его брату с затылка”, когда Гарри вцепился кузену в руку:
- Погоди, Дэ!
- Что значит: “Погоди”? Ты чего это, а?
- То и значит! Ну не убудет же от этого камешка! А у меня – пари! Не доживет ведь Теодор до моего седьмого курса! Особенно с таким хозяином! Ну не доживет же! Дэ! Прошу тебя, как брата! Ты же слушал Грейнджер! Ты же знаешь, как делать настой!
- А сам ты что делал? Почему Грейнджер не слушал?
- То есть, ты не против настой сделать?
- Почему?
- Ну, если выясняешь, почему ты должен его готовить, а не я, значит, сам факт готовки отторжения не вызывает, так?
- Гарри, вот ты...
- Дэ! Ну, Дадличек! Дадлипусичек! Дидиккинс! Мамочкина радость!
- Заткнулся! – взорвался Дэ, побагровев, как философский камень.
- Я несу котел?
- Ттысячча черртей! Волоки! Давай свой, золотой.
- Зачем? – тут же остановился Гарри.
- Что б красивше было. Торжественно, важно, сам понимаешь.
- Не-не-не. Котел не для дела – это вложение в золото. Я не для того его покупал, чтобы всякую гадость в нем варить!
- Это не гадость, а настой долголетия!
- Давай твой возьмем, школьный, а?
- Почему мой?
- Потому что свои я все в школу увез, а ты запасливый.
- А золотой – круче.
- А вдруг он его в свинцовый превратит и полностью растворится?! И останемся мы, как дураки – ни золотого котла, ни философского камня!
- Ну, если так подумать... А если он мой котел в золотой превратит и растворится тоже?
- Отдадим твой котел, да и все. А камень, что они себе, новый не сварят, что ли?
- И все ради твоей жабы! Для Рапунцель тогда тоже сварим!
- Конечно! Мы четыре колбочки сварим: Москито, Рапунцель, и две Невиллу пошлем.
- Почему?
- Потому что одну он гарантированно кокнет.
- А.
- Слушай, а Роновому Хаэрсу варить будем?
- Нет. Слишком жирно ему. У него и так крыса живет, как будто каждый день этот настой пьет. Где ты видел таких долгожителей? У Пирса, вон, хомячок два с половиной года пожил и скопытился.
- Ну ладно, где варить будем? На чердаке или в подвале?
- Лучше на чердаке: если бабахнет – только крышу снесет. А в подвале – может весь дом сложиться. Папа заругается.
- Гарри, мой мальчик! Что же вы с Дадли не сказали сразу, что камень у вас?
- Да мы только дома заметили, когда он из тюрбана вывалился. Хотели сразу его совой профессору переслать. Но потом... – Гарри как-то замялся. – Засомневались, кому слать. Ну, профессору или его брату? Если мистер Квиррел – мастер по ЗоТИ, то логично же предположить, что мастер алхимии – его брат, так ведь? Ну, нельзя же быть профи во всех сферах, да?
- А почему ты решил, что профессор Квиррел, вернее, его, гм, брат – мастер алхимии?
- Так нам... мы сразу узнали, что у него дела с мистером Фламелем. Мы-то думали, они наркотики варят, а они варили философский камень! А потом профессор его к голове привязал и так лечился. Только зря он сразу в больницу не пошел.
- Действительно, – закашлялся директор. – Напрасно.
Леди Августа завтракала с внуком и племянницей, когда на спинку свободного стула спикировала крупная полярная сова со странным узором на крыльях. Это было необычно. Утренняя газета уже прибыла, а писем Лонгботтомы сегодня не ждали. Так уж вышло.
Иногда леди Августа ненавидела свою Родину. Привычка, обычай, менталитет – не афишировать свои дела и не лезть в чужие. Англичанин должен сохранять невозмутимость в радости и шутить, когда все плохо. Англичанин. Должен. Кому был должен ее бедный сын? Кому и когда задолжала она?!
Когда Френк был здоров и полон сил, он все время был занят делами Ордена.
Когда с Френки случилась беда, она одна обивала пороги и плакала в круглой башне директора Хогвартса. Молила о помощи, но помощи было взять неоткуда. Никто не мог помочь.
И никто не хотел приближаться к чужой беде, словно они вдруг стали заразными. Словно превратились в нечисть, ворующую удачу.
Все реже приходили открытки на Рождество. Все чаще хорошие знакомые стыдливо отводили взгляд при встрече.
И со временем остались только Гризельда, Минерва да профессор Дамблдор.
Никто из Орденцев, которых так расхваливал сын, так и не сподобился навестить его в больнице.
Тони Долохов рассказывал, что в России принято навещать больных и приносить им апельсинов в avos’ke.
Не ошиблась ли она с выбором? Почему они все ведут себя так, словно стыдятся ее сына? Словно это он виноват в том, что сидит у окна с пустыми глазами и не отзывается на собственное имя?!
И вот – письмо. От кого?
- Это мне, бабушка, – Невилл торопливо проглотил кусок тоста.
- От кого это?
- Гарри и Дадли. Я тебе о них рассказывал.
- Их сова, насколько я помню из твоих рассказов, белого цвета.
- Ну, перекрасили...
- Внук! Как ты можешь быть таким легкомысленным? Ты же знаешь, что на тебе лежит ответственность за весь род Лонгботтомов!
- Прости, бабушка...
- Ох, Невилл, – одновременно вздохнули женщины.
Леди Августа достала волшебную палочку и проверила посылку простеньким заклятьем. Скорее всего, это и впрямь детская переписка. Но лучше проявить осторожность, чем потом кусать локти.
Результат был неожиданный. Что?.. Что это может быть?!
Ясно одно – вреда в этом нет...
Но отклик, словно у амулета, сделанного лично Уоффлингом! Или у зелья, сваренного Фламелем... Неужели, небо услышало ее молитвы?!
- Невилл, открой, только...
- Только я прикрою, и руками не лезь. Заберешь у совы и все, – поднялась со стула тетушка Энид.
Посылка тихо позвякивала. Сова недовольно ухала, наблюдая, как мальчика оттесняют от стола. Она взлетела, покружилась по комнате и приземлилась на плечо Невиллу, ободряюще боднув его в щеку тяжелой головой. Жест вышел такой кошачий, что Невилл не смог не погладить Москито, как Мяулза – старого кота Алисы, который разбойничал по округе, когда юные Лонгботтомы только оказались в Мунго. Потом кот постарел и умер. Это была первая смерть, которую встретил Невилл в своей жизни. И перенес он ее очень тяжело. Бабушке даже пришлось вызывать семейного доктора, мистера Страйза.