Белоснежка (СИ) - "Маниакальная Шизофрения" (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Кто ты? — Броку было важно знать его имя. Хотя он и так его знал, конечно же. Но хотелось проверить себя, понять, что да, память его не обманывает.
— Я… — запнулся тот, но потом встал, как по струнке, выкинув окурок, выпрямился, поднял слегка подбородок и отчеканил: — Сержант Джеймс Барнс, клички: Баки, Зимний Солдат, Актив, Призрак, Отморозок, — не обманывает.
— Вольно, сержант, — выдохнул Брок, перед тем как поморщиться — нога начинала совсем подводить, — Давай хоть в машину сядем, в ногах правды нет.
— Блять, Командир! Прости! Твоя нога…
— Моя нога ещё моя, Барнс. Меня интересует, как я вообще попал в Гидру. И почему ты говорил о семидесяти годах, когда упомянул, эм… стирание памяти? Судя по твоим словам, это вполне могли проделать и со мной. Потому что я, оказывается, из всей своей гребаной жизни помню только года три от силы. Вот такие вот дела, — Брок нахмурился, открыл дверь и сел на переднее сидение. Босые ступни совсем заиндевели, пальцы так вообще начало сводить. А в машине хотя бы работала печка. И горячий воздух приятно отогревал замерзшие ноги и руки. Шутка ли — поздняя осень в Канаде?
На водительское место сел Барнс и положил левую руку на руль, разворачиваясь к Командиру.
— Очень возможно, что с тобой такое могло произойти. Стив говорил, что ты дал ему уйти, когда тебя со Страйком отправили его ловить. И что потом тебя больше не видел. В Гидру ты, к слову, пошёл работать сам. Ты всегда был наемником, не думай, что ты был идейным. Тебе просто очень хорошо платили. И твоим ребятам, кстати, тоже. А про семьдесят лет все просто. Я попал в плен к Гидре ещё во время Второй Мировой. Стив через две недели после этого разбился на самолёте. Но ему, скажем так, повезло — он оказался вмороженным в сраный лёд и нашли его сравнительно недавно. Разморозили и опять отправили звездить. Он же чёртов Капитан Америка, национальный герой и вот это вот все… — лицо Барнса сразу приобретало какое-то мечтательное выражение, когда он говорил о Стиве. Собственно, он же упоминал — они партнёры, так что ничего удивительного, — Я же говорил, меня отправляли в заморозку, когда заданий не было. Так что я пробыл этакой лягушкой в анабиозе довольно много времени.
— О. Ясно. А что насчёт того, зачем ты меня похитил? — этот вопрос тоже был довольно интересный. Животрепещущий, так сказать.
— Я… Я хочу предложить тебе вернуться. Попытаться восстановить память. Мы сейчас можем проехать ещё километров пятнадцать и там меня ждёт джет. Полетели со мной в Нью-Йорк, Командир? — и смотрит жалобно так, заискивающе.
— На кой хрен тебе со мной возиться? После всего, что я услышал, я вообще не понимаю, почему ещё жив. Что я там забыл? Чем мне там заниматься? Я же нихрена не умею, кроме как ножики делать. Да только таких как я умельцев дофига. Смысл мне менять дом и устоявшуюся жизнь здесь на неизвестность? Даже если я смогу что-то вспомнить… Не рассматриваешь такой вариант, что я этого помнить не хотел бы сам, а, Барнс?
— Рассматриваю, почему же нет? Но я знаю, что когда ты вспомнишь Стива, ты пойдёшь и повесишься на ближайшем суку. Или сам к нему придёшь, но я не знаю, что с тобой будет в этот момент. Не лучше ли вспоминать некоторые моменты, когда мы будем рядом? — его руку сжали, переплетая пальцы. Кожа перчатки Барнса была шершавой, местами потрепанной, особенно на указательном пальце. Часто жмет на курок.
— Я, наверное, чего-то не догоняю. Вам какой с этого прок вообще? Насколько я понял, ты со Стивом в отношениях. На кой ляд вам третий лишний? И ты так говоришь, что я его вспомню… Прости, я что, спал с ним, что ли? Так я тем более не понимаю тебя. Наоборот, радовался бы, что я сдох. И не бередил бы былое, купил нож и пиздуй на все четыре стороны. В чём проблема-то, Барнс? — Брок действительно не мог понять этой вот логики. Что-то совсем уже странное вскрывалось. О нет, святым он не был, и намеки, уж тем более на горизонталь, понимал. Но какое ко всему этому он имеет отношение именно сейчас — было где-то за гранью понимания.
— Да, вы со Стивом были любовниками. Он рассказал это мне сразу после того, как узнал, что ты взорвался в Лагосе. И именно поэтому ты его не стал ловить. И мне дал тот приказ, — Барнс сильнее сжал руку Брока в своей и заставил того поднять взгляд, смотреть прямо в серые глаза, кажущиеся слишком темными из-за недостатка света вокруг, — Но дело в том, что мы с тобой тоже любовники. И мы со Стивом… У нас вырисовывается неплохой такой треугольник, тебе не кажется? — он выдохнул это почти Броку в губы, перегнувшись через рычаг переключения передач. Но тот отстранился, поморщившись.
— Эй, парень, я не знаю, что за каша у тебя там в голове, но ты это… Ебало моё вообще видел? Да? Говоришь, взорвался… Похоже на то, потому что я весь, мягко говоря, напоминаю оплывшую свечу. Я уродец, каких поискать. Да черт, у меня даже волосы на голове растут с проплешинами, потому что там тоже кожа сгорела к чертям собачьим. А ты ещё лезешь, ага. Как вообще ты меня узнал?
— О, не поверишь, но в основном по запаху. По голосу, по глазам. И прости, но я профи. Не узнать человека, пусть и малость изменившего внешность, после того, как считал его лицо единственно важным среди остальных хренову тучу времени? Я видел твоё лицо, каждый раз замерзая в крио, и ты же смотрел на меня, когда я приходил в себя, оттаивая. Не узнать тебя! Да ты шутишь, Брок!
— Не надо, пожалуйста, — мужчина позволил себе тяжело вздохнуть и прикрыть глаза. Волки выли совсем уже рядом, и ему нужно было решиться.
— Что «не надо», Брок? Что, мать твою, «не надо»?! Ты был и остаешься небезразличен нам со Стивом. Что прикажешь сделать с надеждой, которую мы похоронили восемь лет назад, смотря новостные сводки по старенькому телеку?! Скажешь в жопу засунуть себе?
— Да. Знаешь, Баки. Засунь себе в жопу эту надежду. Как бы там ни было, но я не тот, каким ты меня помнишь. И ни ты, ни этот твой Стив от меня не получите ничего, кроме проблем. Очень большого числа проблем. Одна из которых с минуты на минуту будет здесь. И я совру, если скажу, что сам знаю, что с этим всем делать. Кроме, пожалуй, того, что прекрасно отдаю себе отчет: нагружать двоих парней, у которых и так была трудная судьба, еще каким-то дерьмом я не стану. Тем более — собой. Так что, Баки, пожалуйста, отвези меня обратно в ту глушь, где ты меня нашел, и уезжай. Забыв дорогу, уезжай на самой большой скорости, какую только сможешь выжать из этой крошки, — он усмехнулся, кивая на заляпанную чем-то и местами проржавевшую приборную панель.
— А еще я очень надеюсь на то, что ума тебе хватит никогда не говорить твоему Стивену о том, что встретил тут меня. Ты это понял, Солдат?! — Последнее предложение он буквально проорал в лицо этому красавчику, хватая его за ворот кожаной куртки. Рядом послышался тихий шорох, и множество волчьих лап застучали когтями по дороге. Прибежали, родимые. Дышат тяжело, но щерятся, не вывешивают языки. Знают, что он их хотел видеть. И ждал.
— Нет, Командир. Не понял! — Барнс довольно быстро оценил обстановку, шансы как на бегство Командира, так и на то, что он сможет прорвать волчье кольцо и умчать их отсюда к джету. Оставалось одно маленькое «но» — этих волков нельзя было убивать или калечить. Они были неприкосновенными, потому что принадлежали Броку, подчинялись ему.
— Знаешь, Брок… Ни с кем из нас троих не было легко. И тебе — в первую очередь. И я, и Стив приносили, как ты выразился, одни проблемы. У тебя самого судьба тоже далеко не сахар, или, думаешь, от хорошей жизни ты подался в наёмники? А потом на твою шею свалился сначала я, неадекватный отморозок, а потом и Стив, тоже не блещущий знанием современных реалий. И ты даже не крякнул ничего по этому поводу. Вытянул нас двоих на своей шее. Так не будь же такой сукой сейчас, позволь тебе просто помочь. Считай это благодарностью, если мозги заклинило и никаких более реальных причин ты слышать почему-то не желаешь. И ты… Богом клянусь, если ты не засунешь свой язык сейчас себе же в жопу и не полетишь со мной домой, я притащу сюда Стива и заставлю тебя смотреть в его покрасневшие от отчаяния и недосыпа глаза. Может, хоть тогда у тебя здесь, — он ткнул Броку в грудь пальцем, — хоть что-то шевельнется.
